Читаем без скачивания Девушки и единорог - Рене Баржавель

В неподвижном воздухе аромат тиса скапливался вокруг дерева и стекал на землю, густой, словно жидкость. Гризельда наклонила к себе одну низкую ветку и зарылась в нее лицом. Она глубоко вдохнула запах смолы, похожий на зеленый фимиам.

Потом она опустилась на колени перед норой и негромко позвала:

— Уагу!.. Эй, Уагу!.. Я уезжаю!.. Навсегда!.. Я пришла попрощаться с тобой. Прощай, Уагу!..

— Уау-у-у, уау-у-у, — еле слышно ответил голос из-под корней. И Гризельде показалось, что сам остров прошептал: «Прощай, прощай.»

Гризельда встала со слезами на глазах и побежала домой. Настало время выбрать, что она возьмет с собой. Она открыла заказанный в Лондоне кожаный саквояж, до сих пор ни разу ей не понадобившийся, распахнула дверцы шкафов и комодов и принялась лихорадочно выбрасывать их содержимое на ковер, время от времени выхватывая из растущей груды рубашку, юбку, платье, ленту, чулки, еще одно платье, туфли, шляпку, разные восхитительные и бесполезные мелочи. Пригодилась ничтожная часть того, что у нее накопилось за многие годы.

Охваченная отчаянием, она прекратила показавшуюся ей бессмысленной возню и подошла к окну. Красный шар солнца опускался к горизонту. Как и накануне, с моря начал подниматься туман.

Она оказалась последней из собравшихся в столовой членов семейства. Появившись в дверях, она поразила присутствующих своим видом, так как надела свое самое красивое платье, белое платье для бала, и нацепила все драгоценности.

— Ах, Гризельда, — удивленно произнесла леди Гарриэтта, — к чему такой наряд? В день, когда нас покинула Элис!

Она поднесла к глазам платочек с кружевной оторочкой.

— Вот именно! — ответила Гризельда. — Этот день не должен быть днем печали. Я кое-что поняла. Я должна сказать вам. Если ваша дочь покидает родной дом, вы не должны печалиться. Она ушла, чтобы прожить свою жизнь так, как она этого хочет. Она счастлива. И вы должны быть счастливы. Сегодня у нас не день скорби, а день радости!..

Она подошла сначала к отцу, затем к матери и поцеловала их. Леди Гарриетта заплакала.

— Ну ладно, Гарриэтта, ладно! — пробормотал сэр Джон.

Он ласково похлопал жену по руке, и та быстро успокоилась. Сэра Джона сильно потряс уход Элис, и поведение Гризельды позволило ему восстановить душевное равновесие. Ее поступок он отнес к числу тех необычных моментов, которые до самых глубин затрагивают жизнь семьи. Время меняется, мир меняется, они очутились словно в конце затянувшейся весны, когда цветы увядают и наступает новый сезон. Принесет ли он плоды или долгое одиночество зимы?

Когда Гризельда садилась на свое место, она неловко задела тарелку, и все содержимое оказалось у нее на платье. Она вскрикнула, вскочила и побежала переодеваться. Среди сочувственных восклицаний присутствующих молчаливой оставалась только Китти, несколько возмущенная артистическим талантом Гризельды, столь искусно сочетающей естественные эмоции и комедию.

Вернувшаяся в столовую Гризельда выглядела великолепно. Она была в оранжевом платье, а это цвет радости. К тому же, оранжевый цвет более практичный.

Эвакуация Шауна прошла весьма успешно. Возле окна остался затянутый ремнями саквояж, в который Гризельда уложила свои украшения. Она была готова.

Вечерний туман поднялся не так высоко, как накануне. Он остановился на уровне окон первого этажа, необычно плотный и неподвижный. Сверху он казался волнистой поверхностью молочного моря, затопившего землю. Из него выступали дом и верхушки деревьев, все остальное скрылось под мягким, молчаливым, застывшим покровом. Скоро туман стал серым, и по мере того как убывал дневной свет, приобретал все более и более темный оттенок. В десять часов вечера на потемневшее небо высыпали многочисленные звезды, тогда как окутанная покрывалом тумана земля оставалась необычно светлой. Можно было подумать, что она освещает небо.

Китти зашла к Гризельде, чтобы попрощаться. Молли к этому времени уже исчезла. В доме воцарились тишина и покой. Постепенно затихли обычные вечерние звуки. Эми постаралась пораньше закончить все работы на кухне и позволила служанкам необычно рано отойти ко сну. Она обняла Гризельду и сказала:

— Я видела, как ты родилась, а теперь вижу, как ты уходишь. Если ты когда-нибудь вернешься, я этого уже не увижу. Но ты сделаешь все, что должна сделать. Если захочешь, ты будешь счастливой. Счастье человека не зависит от окружающих. И потом, не так уж важно быть счастливым.

Китти, нервничая, ходила взад и вперед по комнате, то и дело тяжело вздыхая.

Гризельда посмотрела на часы: уже половина одиннадцатого.

— Ну, мне пора, — сказала она.

Она выглянула из окна. Фонарь, всегда горевший ночью возле конюшни, неуверенно освещал туман в промежутке между домом и службами. Все выглядело спокойным и пустынным. Гризельда не решилась появляться в коридоре с саквояжем. Она привязала к его ручке длинную ленту английских кружев и спустила саквояж из окна. Коснувшись поверхности тумана, он исчез и сразу же коснулся земли. Гризельда отпустила ленту, и туман тут же проглотил ее. Потом наступила очередь плаща. Отойдя от окна, Гризельда опустилась на колени, чтобы обнять Ардана, с утра не находившего себе места и ни на шаг не отходившего от нее.

— Будь умницей! Ты просто красавец!.. Ты самый красивый пес на свете!.. Ложись здесь. Лежать!.. Я постараюсь вернуться, может быть, не сразу. Но я вернусь.

Она поцеловала у Ардана уши и встала.

— Ты позаботишься о нем?

— Ты же знаешь.

— Ты будешь говорить ему обо мне?

— Если ты не хочешь, чтобы он тебя забыл, можешь остаться!

— Не сердись. Прощай, Китти. Ты не хочешь обнять меня?

— Я провожу тебя до лодки. Поторопись!

— Ты хочешь спуститься по плющу? Ты упадешь!

— Если отсюда выбрался инвалид, то я тоже смогу!

— Что ты говоришь? Почему инвалид?

— Ладно! Ну, вперед!

Пожав плечами, Гризельда выглянула из окна и тут же отшатнулась.

На повороте аллеи появился светлый силуэт констебля, вернее, его верхняя половина. Это был Эд Лейн, державший в руке фонарь, снятый с велосипеда. Верхняя часть его туловища плыла над туманом, как корабль, постепенно увеличиваясь по мере приближения к дому. Когда он остановился, у него появились бедра и колени.

Повинуясь жесту сестры, Китти погасила свет в комнате и подошла к стоявшей у окна Гризельде. Они увидели, как открылась дверь на кухню и появилась Джейн, видимая почти целиком.

— Ах, лейтенант, как хорошо, что вы пришли!

— Я был на дежурстве, когда мне передали ваше письмо. Мне пришлось найти приятеля, который согласился подменить меня. Я очень торопился успокоить вас. Этот террорист никак не может оказаться здесь.

— Уверяю вас, он приезжал вчера на своем автомобиле. Все слышали мотор!

— Ох, — прошептала Гризельда, — ну и дуреха!

— Автомобиль утонул в озере, мисс. Я видел его в прошлый четверг, вокруг него плавали рыбешки.

— У него было время с четверга, чтобы выбраться из воды.

— Это невозможно, мисс, он не работает, он давно заржавел.

— Вы так думаете? — еле слышно пробормотала Джейн. Она замерла, подняв лицо, перед громадной фигурой полицейского и, казалось, чего-то ждала. Лейн не шевелился и молчал. Она откашлялась, пытаясь что-то сказать, но слова застревали у нее в горле.

— Чего они дожидаются, почему не заходят на кухню?

— Нам придется спуститься по лестнице. Нельзя рисковать, они могут увидеть нас.

— А мой саквояж? Мои вещи? Если они сделают несколько шагов в сторону, они наступят на сумку!..

Тем не менее, нужно было уходить, их давно ждали на берегу.

— Мы проскользнем за поворотом аллеи, — сказала Гризельда. — Бежим! Ох уж эта Джейн! Она написала ему!..

— Тебя это удивляет? Она способна и не на такие глупости!

Они бесшумно вышли и выбрались в туман. Китти накинула на голову косынку, Гризельда воспользовалась небольшой соломенной шляпкой, к которой был прикреплен небольшой букетик маргариток. Эту шляпку она получила из Парижа и ни разу еще не надевала. Но она ей очень нравилась.

Они обогнули дом. В небе появилась почти полная луна, заливавшая бледным светом поверхность слоя тумана с множеством небольших возвышений и долин. В понижении у поворота аллеи туман поднялся Гризельде до плеч, потом до подбородка. Китти почти вся утонула в тумане благодаря своему маленькому росту. Она еще могла видеть голову сестры, ее шляпку и ее маргаритки, плывущие по молочному морю. Осторожно продвигаясь, они вышли из-за поворота аллеи и увидели констебля и Джейн на том же месте.

Их голоса звучали немного приглушенно из-за тумана, но все слышалось очень отчетливо.

— Лейтенант, вы еще долго останетесь на службе в полиции? — спросила Джейн.

— Это зависит от многого, мисс, — ответил Лейн. — Если я захочу, я могу уволиться, но могу и подписать новый контракт. У меня в Шотландии осталась небольшая ферма, она перешла мне по наследству от отца.