Читаем без скачивания Горбовский - Марьяна Куприянова

– Что есть происходить относительно мое имя? – Тойво очень волновался, делая шаг вперед.

– К сожалению, мы не имеем права нарушать межгосударственные отношения, особенно в такой период, – очень спокойно и рассудительно объяснил Кравец. – Китай настаивает, чтобы гражданин Тойво Ли Кан с настоящего дня проявлял свой профессионализм лишь на территории родной страны. Китайские НИИ тоже примутся за разработку вакцины. Теперь это дело всего мира. Гражданин Ли Кан, Вы поняли, что я сказал?

– Я должен ехать домой? Китай? – испуганно спросил Тойво, комично выкатив небольшие карие глаза. – Я не хотеть, я должен, хочу работать, со всеми, коллеги, – взволнованно протараторил китаец и обвел руками присутствующих.

– Сожалею, но Вы должны поехать. На этом очень настаивает Ваше начальство из Китая, – Кравец почти с сочувствием склонил голову. – Идемте со мной. О Ваших вещах позаботятся. Транспорт предоставит государство. Чем скорее мы Вас отправим, тем лучше. Поймите, Вами не хотят рисковать. До Китая вирус доберется еще очень нескоро.

Тойво поморгал, состроил печальную гримасу, оглядел коллег.

– Я не могу сразу уйти. Принято прощаться.

Дрожащий голос ученого по обмену заставил Кравеца на пару секунд остолбенеть. Навряд ли этот «робот» из госбезопасности ожидал, что китаец так влился в русский коллектив, что не захочет уйти, не попрощавшись с коллегами.

– Разумеется, – кивнул Анатолий Петрович. – Конечно. Я зайду еще раз через пять минут.

Эти пять минут прощания с Тойво были самыми трогательными в жизни многих ученых, собравшихся в той аудитории в то злополучное утро. Марина заплакала, неожиданно осознав, что, хоть и не общалась особо близко с Ли Каном, однако успела сильно привязаться к нему и по-своему полюбить. Сколько раз Тойво, бросая свои дела, помогал Спицыной со всяческими мелочами, терпеливо объяснял что-то легкое и банальное по несколько раз, когда практикантка еще была объектом ненависти Горбовского. Почему все эти добрые поступки, совершенные Тойво по отношению к ней, она так легко забывала? Все простодушие и мягкосердечие этого доброго малого в полной мере открылось девушке только сейчас, когда надо было прощаться с ним навсегда. Возможно, они больше никогда не увидятся. А его несмешные анекдоты? А его уморительные рассказы о попытках общения с «этими ненормальными русскими»? А его отношения с русским национальным фольклором?..

– Дорогой наш, Тойво! – излишне расчувствовавшись от волнения и стресса, Спицына крепко прижала низкорослого азиата к себе, заставив его не на шутку смутиться. – Я буду очень, очень по Вам скучать. Когда все закончится, обещайте, что вернетесь к нам!

– Марина Леонидовна, Марина Леонидовна, я так стараться буду! Приезжайте и вы ко мне в гости, все, – Ли Кан аккуратно отстранился и принялся горячо пожимать Марине руки, что являлось высшим признаком любезности в менталитете его национального характера.

– Лишь бы все кончилось скорее. Обязательно свидимся, Тойво! Обязательно. Берегите себя. И спасибо, спасибо Вам, что так часто помогали мне, терпели меня.

Ли Кан молча кивал и широко улыбался, прищурившись так плотно, что вместо маленьких глаз образовались две темные складки. Пять минут пролетели как одно мгновение.

– Прошу передавать, я очень сожалею, что должен уехать, пока группа не вернется. Лев Симеонович, я его сильно уважаю, передавайте это, и мое прощение, – ломано попросил Тойво, прежде чем уйти с Кравецом. – До встречи, коллеги, до свидания. Пусть удача будет с вами.

Спицына плакала на груди у Гордеева.

Следующие полчаса все, по преимуществу, молчали, нервничая и углубившись в свои мысли. Каждая минута все больше приближала к моменту, когда вернутся смельчаки из подземелья, и это заставляло всех волноваться еще больше. Марина не находила себе места – у нее кололо в сердце. Тоненькой маленькой иголочкой, невидимой и едва ощутимой, покалывало раз в минуту слева от солнечного сплетения. Но покалывало так мерзко, навязчиво, с холодком, будто брали и сжимали комок мышц, сжимали когтями, без жалости, а потом на время отпускали, чтобы сжать еще сильнее.

Пшежень возвратился к чтению доклада, но больше ничего не говорил, лишь потирал время от времени высокий лоб, морщился, вздыхал и покашливал. Все эти признаки можно было расценивать как растерянность и недопонимание. Вирус больше не обсуждали – было ясно, что вынести какой-то точный вердикт не в их компетенции. На это способен только Горбовский. Его и ждали.

Внезапно появился Кравец, опять взволнованный.

– Внимание! Группа доложила, что дезинфекция Пятой Лаборатории завершена успешно. Однако Горбовский настаивает на том, чтобы подстраховаться. Поэтому изоляция НИИ будет снята только через пятнадцать-двадцать минут. Будьте готовы. Я отдаю приказ о транспортировке инфицированных немедленно. Они прибудут через два часа. К этому времени мы должны полностью подготовить бункер.

Едва Кравец вышел, не дождавшись вопросов, Марина поднялась на ноги.

– Господи. Наконец-то. Неужели все прошло хорошо? Не верится.

– Похоже на то, – повеселевшим голосом сказал Гордеев. – Идемте, идемте все! Встречать наших героев! – добавил он громче, чтобы его услышало как можно больше ученых.

Пока все покидали аудитории и выходили во внутренний двор института, на устах многих сотрудников звучала знаменитая фамилия. Слыша ее отовсюду, Спицына испытывала гордость и воодушевление. Этот человек любит ее. Горбовский любит ее! Тот самый Горбовский…

За время ожидания небо успело проясниться, рассвет вступил в полную силу, и на дымчатом фоне то и дело сновали темные пятна военных вертолетов. Дороги, видные отсюда, были пусты, если не считать редко проезжающие ЗИЛы, в кузовах которых сидели люди.

– Эвакуация полным ходом, – заметил Гаев. – И никакой паники. Наверное, официальная версия очень далека от правды.

– Людям не сказали, из-за чего все это? – изумилась Марина. – Но они имеют право знать!

– Кто спорит. Имеют, конечно. Но ради их же блага стоит повременить с раскрытием информации. Это уменьшит беспорядки и волнения, которые сейчас были бы очень некстати.

Ученые, несколько военных и три агента госбезопасности столпились метрах в пятидесяти от главного входа в НИИ и ожидали сигнала. Казалось, это длилось вечно. Но вот кто-то из толпы, постоянно всматриваясь вдаль, выкрикнул неуверенно:

– Смотрите! Кажется… они. На ступенях! Вышли!

Марина сделала несколько шагов вперед на ватных ногах, ощутив, что у нее внезапно закружилась голова. В глазах помутнело, и это очень мешало увидеть что-либо даже вблизи. Картинка расплывалась, а время словно бы остановилось. Спицыну повело в сторону, но она отчаянно сопротивлялась слабине, которая овладевала ее телом. Она со злостью закрыла глаза и помассировала глазные яблоки сквозь веки – с давлением явно было что-то не в порядке. Открыв глаза, она обнаружила, что изображение стало четче, и сделала еще пару неуверенных шагов. Прищурившись, девушка ясно увидела несколько вертикально вытянутых зеленых пятен, спускавшихся по широким ступеням НИИ.

«Костюмы биозащиты!» – пронеслось в голове. Мгновенно пятна превратились в силуэты, и Марина рассмотрела, что в руках у каждой фигуры – нечто длинное и металлическое. Баллоны. Она также