Читаем без скачивания Пражское кладбище - Умберто Эко

В апреле Таксиль опубликовал заявление о своем обратном обращении в католичество, а уже в ноябре в магазины поступила его книга с животрепещущими разоблачениями масонства («Трехточковые братья»). Тогда же я привез его на квартиру, где жила Диана. Пояснил, что существуют две совсем разные Дианы и что для нас ценна не девушка-паинька, а нераскаянная палладистка.

За несколько месяцев я хорошо изучил эту барышню и научился переводить ее из дикого состояния в тихое, вовсю используя капли доктора Дю Морье. Я также пришел к выводу, что не очень-то удобно дожидаться, покуда сами собою придут припадки, и что удобнее всего научиться вводить ее в припадок. Похоже, именно это делает доктор Шарко со своими истеричками.

Не умея употреблять магнетизм, как доктор Шарко, я пролистал в библиотеке руководства более традиционного плана, например «О причинах сна наяву» настоящего (а не вымышленного Александром Дюма) аббата Фариа. По прочтении этого и некоторых других трактатов я попробовал действовать: зажимал между колен колени девушки, стискивал большие пальцы ее рук своими руками и не отрываясь смотрел ей в глаза. Так мы сидели не менее чем по пяти минут, после чего я отпускал ее пальцы, клал руки ей на плечи, проводил ладонями от ее ключиц к локтям и до самых ногтей, и так пять или шесть раз. Еще я возлагал ладони ей на голову, двигал ладонями у нее перед лицом на расстоянии нескольких сантиметров, погружал большие пальцы ей в солнечное сплетение, а прочими пальцами проникал под ребра, проводил ладонями по всему ее телу до колен или даже до самых кончиков пальцев ног.

Стыдливость Дианы «благостной» этого не выдерживала. Девушка вопила, как будто (господи прости) я ее насиловал, но действовал мой метод хорошо, потому что она внезапно стекленела, несколько минут пребывала в трансе, а потом становилась Дианой «распущенной». Переводить ее в «благостный» вид оказалось проще, ибо Диане похотливой, наоборот, нравились поглаживания и она старалась даже растянуть восторг, поддаваясь и повертываясь и придушенно стеная. К счастью, это быстро переходило в гипнотический сон, без того я не знал бы, как спасаться: я и сам взбудораживался от сближения и ее отталкивающую призывность сдерживать не умел.

Думаю, любой мужчина согласится, что Диана — привлекательная особа, по крайней мере насколько способен судить я, коего сан и служение отъединяют от убогих радостей пола. А Таксиль, несомненно, являл собой как мужчина образец здорового полового аппетита.

Доктор Дю Морье, передавая мне пациентку, вынес и сундучок с элегантными вещами, которые были при Диане в день помещения в клинику: знак, что ее семья не бедствовала. Так что к приходу Таксиля, явная кокетка, она старательно нарядилась. При всей своей «неотмирности» Диана в обеих ипостасях ценила дамские штучки и разбиралась в них.

Таксиль очаровался мигом. «Невредная бабенка», — шепнул он, причмокивая. Позднее, повторяя за мной гипнотические пассы, он растягивал их, даже когда пациентка полностью засыпала. Я вмешивался робко: «Наверное, достаточно», — дабы он прекращал ее щупать.

Подозреваю, что, оставь я его наедине с Дианой в ее «нормальном» состоянии, он отважился бы и на иные вольности, а та совсем не была бы против. Поэтому я следил, чтоб собеседования с девушкой всегда проходили втроем. И даже вчетвером. Для вызова воспоминаний и порывов Дианы сатанической было полезно присутствие и аббата Буллана.

Буллан… Когда его отрешил парижский архиепископ, аббат переехал в Лион и поступил в общину «Кармель», основанную Вентрасом, духовидцем, служившим мессу в широком белом подризнике, на котором красовался крупный красный перевернутый латинский крест, и в диадеме с индийским фаллическим символом. Когда Вентрас молился, он витал в воздухе, доводя до экстаза приверженцев. Во время его литургий источалась кровь из облаток. Но перешептывались и о его гомосексуальных наклонностях, а также о назначении им «жриц любви» и об искуплении грехов посредством раскрепощения чувств. В общем, Буллан во всем этом просто купался как рыба в воде. По смерти Вентраса Буллан был провозглашен его преемником.

В Париж он наезжал что ни месяц. Такой материал, как Диана, ему и не снился — для его демонологических опытов (изгнать бы бесов по-хорошему, предлагал он, но я уж знал, как он их изгоняет…). Буллан пошел тогда на седьмой десяток, но сохранял свежую силу и взор его был, я вынужден признать, магнетичен.

Буллан выслушивал Дианины излияния, которые Таксиль набожно протоколировал, но цели Буллана казались мне далековатыми. Он что-то вещал девице на ушко, что-то подсказывал, что — мы не могли расслышать. И тем не менее он был полезен, так как среди тайн масонства, подлежащих обнаружению, были, естественно, и прободания кинжалом святых просфор, и всякие разновидности черных месс, по каковой части Буллан был известный дока. Таксиль записывал подроб

ности демонических священных обрядов и вставлял в свои книги, утверждая, будто его масоны только тем и занимались, что проделывали все это.

Опубликовав таким манером несколько книжек, Таксиль исчерпался по части масонских познаний. Свежие идеи ему поступали только из уст «плохой» Дианы, когда она бывала в трансе и с вытаращенными глазами описывала обряды, в которых, возможно, участвовала, или о которых слыхала в Америке, или которые выдумывала сама. От ее историй перехватывало дух. Скажу, что, невзирая на весь мой опыт (полагаю, солидный), я частенько бывал фраппирован. Скажем, когда мы услышали, каким именно образом проходила инициацию не любимая Дианой София Вальдер, она же София Сафо. Я только не понимал, осознает ли Диана инцестуозность сюжета. В любом случае она рассказывала не порицая. Через нее и нам передавалось то возбуждение, которое царило среди восторженных наблюдателей скандальной сцены. — Ее же собственный отец, — со вкусом повествовала Диана, — ее уложил, усыпил и каленым железом провел по ее устам. Так он уверился, что тело отрешено от внешних воздействий. На шее у нее было монисто в виде кусающей свой хвост змеи. Ну вот, отец ожерелье с нее снимает, вынимает из корзинки живую змею, укладывает Софии на лоно… Змей прекрасен, он ползет как танцует. Проползает по ее телу до шеи и ложится на место мониста. А оттуда восходит к лицу, проникает дрожащим язычком между губ и с шипением целует. Он такой обольстительно… скользкий… София пробуждается, из уст течет пена, она подымается и застывает подобно статуе, отец ей расстегивает корсаж и обнажает груди! Тогда он палочкою чертит на этих грудях вопрос, и буквы выделяются алым цветом на плоти, и змей, уснувший змей с шипением ползет и хвостом чертит буквы, на голых грудях Софии чертит ответ.

— Откуда ты знаешь об этих вещах, Диана?

— Когда я проживала в Америке, отец приобщил меня к палладизму. Впоследствии я переехала в Париж. Меня, вероятно, хотели удалить. В Париже я встретилась с Софией Сафо. Мы с нею враждовали. Когда я не пожелала делать, что она требовала, она передала меня доктору Дю Морье. Сказала, что я безумица.

Я у доктора Дю Морье, ищу следов Дианы:

— Поймите, доктор, мое сообщество не может помогать этой юной даме, не зная, откуда она происходит, кто ее родители. Доктор смотрит на меня как на стенку.

— Я не знаю. Я уже сказал вам, что не знаю. Она поступила от дальней родственницы. Родственница умерла. Адрес родственницы? Можете удивляться. Я его затерял. Год назад у меня в кабинете случилось возгорание, много документов уничтожилось. Я не знаю о прошлом Дианы ничего.

— Но она ведь прибыла из Америки?

— Не исключено. Но по-французски говорит без акцента. Вы скажите вашим милосердным попечительницам, чтобы не особенно ломали себе голову. Ей нипочем не удастся победить болезнь и зажить нормальной жизнью. Пусть относятся к ней снисходительно и дадут скончать ее дни… На столь продвинутой стадии истерии долго не живут. У нее случится осложненное воспаление матки. Медицинская наука окажется бессильна. Я уверен, что доктор лжет. Может, он сам палладист, а вовсе не член ложи Великого Востока? Его задействовали, чтоб изолировать неприятельницу секты? Согласен, это мои домыслы. Но пререкаться с Дю Морье значит попросту терять время.

Я расспрашиваю Диану и в первом и во втором ее состоянии. Она ничего не помнит. На шее у нее золотая цепь с медальоном, с портретом женщины, похожей на нее. Медальон с застежкой. Я прошу показать, что внутри. Она бурно протестует, в голосе страх и звериное упорство. — Его мне мама дала, — вот ее единственный ответ.

Прошло не менее четырех лет, как Таксиль открыл свою антимасонскую кампанию. Католический мир дал такой ответ, какого мы и не ждали: в 1887 году Таксиля пригласили через посредничество кардинала Рамполлы на частную аудиенцию к папе Льву Тринадцатому! Публичная поддержка церкви обеспечила стремительный успех в книгоиздательском плане. А следовательно, и в экономическом.