Читаем без скачивания Сотканный мир - Клайв Баркер

— Прошу прощения, у нас тут вечеринка, — сказал Новелло.

— Должно быть, большой прием.

— Да уж, пожалуй. Хочешь взглянуть?

— Да.

Обезьянка пробежала по веткам и спустилась по стволу туда, где сидел Смит. Кэл дожевал семечки второго головокружителя, протянул руку между листьями, сорвал еще горсть фруктов, сунул в карман на случай, если потом захочется перекусить, и взялся за очередную грушу.

Звуки обезьяньей болтовни заставили Кэла посмотреть на Новелло и Смита. Зверюшка сидела на груди человека, и они разговаривали друг с другом: сплошь лепет и вскрики. Кэл переводил взгляд с человека на обезьянку и снова на человека. Он не мог понять, кто из них говорит и о чем.

Беседа вдруг резко оборвалась. Смит поднялся, обезьянка теперь сидела у него на плече. Не позвав за собой Кэла, они двинулись между деревьями. Кэл пошел следом, на ходу очищая и откусывая груши.

Люди, гулявшие по саду, занимались тем же: стояли под деревьями и угощались фруктами. Двое даже забрались на деревья и сидели, укрытые ветвями, купаясь в напоенном ароматами воздухе. Другие же, либо равнодушные к фруктам, либо пресытившиеся ими, развалились на траве и негромко переговаривались друг с другом. Атмосфера царила самая миролюбивая.

«Небеса — это цветущий сад, — подумал на ходу Кэл, — а Бог — изобилие».

— Это фрукты в тебе говорят, — сказал Новелло.

Кэл не подозревал, что говорит вслух. Он поглядел на обезьянку, смутно чувствуя, что потерял ориентацию в пространстве.

— Ты поосторожнее, — предупредил зверек, — слишком много иудиных груш тебе повредят.

— У меня крепкий желудок, — ответил Кэл.

— А кто говорит о желудке? — удивилась обезьянка. — Эти плоды не просто так называют головокружителями.

Кэл не обратил внимания на предостережение. Снисходительный тон зверька рассердил его. Он ускорил шаг и обогнал человека с обезьянкой.

— За собой смотри, — бросил он Новелло.

Кто-то промелькнул между деревьями впереди, и до Кэла донесся отголосок смеха. Звук мгновенно сделался видимым, подъем и падение тона стали всплесками света, разлетевшимися в стороны, как лепестки нарциссов на шквальном ветру. Волшебство за волшебством. Очищая на ходу новый чудесный плод Ло, Кэл поспешил на звуки музыки.

И его взгляду открылось зрелище. Сине-желтый ковер был расстелен на земле под деревьями, плавающие в масле фитили мигали по его периметру, а вдоль края выстроились музыканты, которых он слышал. Их было пятеро: три женщины и двое мужчин в официальных костюмах и платьях темных тонов. В ткань нарядов были вплетены сверкающие узоры, и от малейшего движения материя так переливалась в свете коптилок, что Кэл вспомнил радужных тропических бабочек. Однако более всего поражал тот факт, что у квинтета не было инструментов. Они выпевали партии скрипок, флейт и барабанов, добавляя к этому еще один, совершенно особенный звук, не похожий ни на один из известных. Эта музыка не подражала звукам природы: пению птиц или китов, шуму деревьев или водопада, — но выражала то, что невозможно передать словами, что лежит между биениями сердца, куда не в силах заглянуть разум.

От их музыки волны счастья бежали по спине Кэла.

Представление привлекло около тридцати ясновидцев, и Кэл присоединился к ним. Некоторые заметили его появление и исподтишка бросали в его сторону любопытные взгляды.

Кэл рассматривал публику и пытался понять, к какому из четырех семейств они относятся. Но это оказалось почти невозможным. Поющий оркестр предположительно состоял из Айя — ведь Апполин упоминала, что кровь Айя наделила ее хорошим певческим голосом Но кто остальные? Кто принадлежит, например, к Бабу — роду Джерико? Кто Йе-ме, а кто Ло? Он видел негритянские и кавказские лица, пару физиономий ярко выраженного восточного типа, а некоторые имели и вовсе нечеловеческие черты: у кого-то были золотистые глаза Нимрода (и, надо полагать, хвост), у одной пары по лицу тянулись симметричные узоры, а другие украсили себя — то ли под воздействием моды, то ли из религиозных убеждений — мастерски сделанными татуировками и необыкновенными прическами. То же ошеломляющее многообразие наблюдалось и в одежде. Строгие платья конца девятнадцатого века были перекроены в соответствии со вкусами владельцев, а в расцветке юбок, пиджаков и жилетов проглядывало то же самое радужное многоцветие: по-карнавальному яркие нити только того и ждали, чтобы выделиться из однотонной материи.

Кэл переводил восхищенный взгляд с одного лица на другое и ловил себя на том, что мечтает подружиться с каждым из них, хочет познакомиться с ними, прогуляться, поделиться своими тайнами. Он смутно подозревал должно быть, в нем говорят фрукты. Но раз они так говорят, это мудрые фрукты.

Он уже утолил голод, но все же вынул из кармана еще одну грушу и собирался очистить ее, когда музыка вдруг смолкла. Раздались аплодисменты и свист. Квинтет раскланялся. После чего поднялся бородатый мужчина с морщинистым, словно грецкий орех, лицом, до этого сидевший на стуле у кромки ковра. Он посмотрел прямо на Кэла и произнес:

— Друзья мои, друзья мои… среди нас находится чужестранец…

Аплодисменты смолкли. Все лица повернулись к Кэлу, и он ощутил, как его щеки заливает румянец.

— Идите сюда, мистер Муни! Мистер Кэлхоун Муни!

Ганза говорила правду — здешний воздух разносил слухи.

Человек манил его рукой. Кэл забормотал что-то, отказываясь.

— Идите же сюда. Развлеките нас немного! — сказал человек.

От этих слов сердце Кэла бешено забилось.

— Я не могу, — ответил он.

— Ну конечно вы можете, — широко улыбнулся человек. — Разумеется, можете!

Снова раздались аплодисменты. Сияющие лица улыбались ему. Кто-то коснулся его плеча. Кэл обернулся и увидел Новелло.

— Это мистер Ло, — сообщила обезьянка. — Ты не можешь ему отказать.

— Но я ничего не умею…

— Все что-нибудь да умеют, — возразила обезьянка. — Хотя бы громко пукнуть.

— Ну, идите же! — звал Кэла Лемюэль Ло. — Не стесняйтесь.

Против собственной воли Кэл пробрался сквозь публику к ряду коптилок.

— Честное слово, — сказал он Ло, — я сомневаюсь…

— Вы с аппетитом ели мои фрукты, — отозвался Ло совершенно беззлобно, — и самое меньшее, что вы можете сделать, — развлечь нас.

Кэл огляделся в поисках поддержки, но увидел лишь внимательно глядящие на него лица.

— Я не умею петь, и ноги у меня растут не оттуда, чтобы танцевать, — признался он в надежде, что это самоуничижение поможет ему спастись.