Читаем без скачивания Новгородская альтернатива. Подлинная столица Руси - Андрей Буровский

Возможно, великий князь Иван III был так лоялен к жи-довствующим, что в Московии тоже не было церковного единства?

В Европе XI–XIV веков священники первыми начали относиться к труду как к делу доблести и чести и тем подавали пример всему обществу.

На Руси в XV столетии появились люди, думавшие почти так же. Нестяжатели получили свое название потому, что выступали против «стяжания» Церковью земель и другого имущества. Мало того, что великие князья щедро одаривали Церковь и землями, и крепостными мужичками, и казной. Люди небедные, готовясь перейти в мир иной, жертвовали Церкви с тем, чтобы святые старцы отмолили их грехи.

Вообще-то православные пообразованее часто гордятся тем, что на Руси не было торговли индульгенциями — бумажками об отпущении грехов. Но чем лучше то, что делала официальная русская православная Церковь? Перед концом земного пути плати нам, человече. Мы помолимся, изольем на тебя накопленную нами благодать, и войдешь ты в Царствие Небесное… нашими молитвами. То есть молитвами толстого игумена спастись, пожалуй, трудновато, да зато у нас в земляной яме святой подвижник сидит. Так ты, грешник, плати давай отцу игумену, а уж отец игумен разъяснит подвижнику, за кого надо молиться и сколько.

Решительно не вижу, чем эта практика отличается от практики продаж индульгенций. Та же самая индульгенция, спасение чужим трудом, за деньги. Только разовая индульгенция.

Нестяжатели полагали, что каждый может спасти душу только личным трудом, персональным усилием и рук, и души. И что нет иных путей спасения. Лидер нестяжателей, Нил Сорский, основавший скит на реке Соре, завел у себя режим неустанного труда. А если к нему приходили за спасением души миряне, Нил накладывал на них послушание — трудиться или принуждал к покаянию. Личностному, самостоятельному покаянию, стоянию перед Богом. Это было дешево, но требовало затрат личного времени, душевных сил и труда.

Принятие идеи «молись и трудись, тогда спасешь душу» означало бы, что рядовой человек не передает кому-то свои проблемы, а решает их сам.

Сторонники официальной церкви называли себя иосифлянами по имени своего лидера, Иосифа Волоцкого (1439–1515). В своем монастыре Иосиф охотно принимал материальные дары и освобождал дарителей от бремени грехов молитвой братии. А монахам велел не трудиться и размышлять, а нести груз непонятной, зато и безответственной епитимьи. Общение с Иосифом Волоцким могло вылететь в копеечку, но зато не требовало ни усилий мысли, ни работы души, ни физического труда.

Верховным арбитром в богословских спорах, как заведено на Московии, стал великий князь Иван III. С одной стороны, Иосиф Волоцкий возглашал божественную природу царя, который только «естеством» подобен человеку, «властию же сана яко от Бога». Волоцкий призывал подчиняться великому князю и выполнять его волю, «как если бы Господу работали, а не человеку». Нил же Сорский неуважительно полагал, что у великого князя душа такая же, как и у всех людей, и спасать ее надо, как и всем остальным.

Но и в проповеди Нила Сорского было нечто ну очень полезное… Нил Сорский и другие нестяжатели ничего не имели против отнятия земель и другого имущества у монастырей и передачи их государству.

Это было так привлекательно, что Иван был готов уже поддержать нестяжателей на церковном Соборе 1503 года, — ведь в Германии многие князья тоже стали протестантами и присвоили себе церковные земли.

И тогда иосифляне двинулись на Москву. Не в переносном — в прямом смысле слова. При жесточайшем подчинении низших высшим в системе иосифлян им было не трудно собрать десятки тысяч людей, многие из которых даже не очень понимали, что происходит. Непрерывно анафемствуя и проклиная Ивана III, полчища иосифлян двигались к Москве, на церковный Собор.

Когда Иван III узнал об этом, он страшно разгневался. Зная характер великого князя Ивана, можно было не сомневаться — иосифлянам не сносить головы. Речь шла уже не об отнятии монастырей, о самой жизни тех, кто покусился изрыгнуть хулу на священную особу.

Но сам гнев обратился против пожилого уже князя. С Иваном случился «удар», а говоря современным языком — инсульт. Отнялась правая половина тела: правая рука, правая нога, правый глаз, правое ухо. Естественно, и сам Иван и его современники истолковали «удар» однозначно — как Божью кару. Царская длань, уже занесенная над иосифлянами, опустилась, не ударив.

Нестяжатели, конечно же, никуда не исчезли, но и выше уже не поднялись. Учение нестяжателей обсуада-лось на церковном Соборе 1531 года и было там осуждено — не стало больше у них высочайшего покровителя. С тех пор оно считалось еретическим.

Но вот если мы о ересях… В конце концов, не лично Господь Бог объявил ересью учение нестяжателей. Это сделали люди, и не самые лучшие люди. Сам Господь не явился в столпах пламени и в грохоте и не объявил громовым голосом, что Он Сам почитает за истину. И потому я позволю себе усомниться, что в этом споре еретиками были именно нестяжатели. Очень может быть, ересью было учение русских торговцев индульгенциями; удивительных московских христиан, поклонявшихся собственному царю. Может быть, пора говорить всерьез об «ереси иосифлян»?

Все это доказывет одно — в православном Новгороде шла активнейшая интеллектуальная жизнь. Самая активная во всем мире русского православия. Рождались и обсуждались идеи, шли открытые споры, складывались мнения, возникали согласия и разногласия.

В результате к XIV–XV векам Новгород сделался рассадником ересей для всей Руси и даже, пожалуй, для всего православного мира.

Почему именно здесь?! А потому, что Новгород был независим, никем не завоеван… и притом оставался обществом европейского типа. Здесь отдельный человек был и достаточно развит, чтобы мочь, и достаточно свободен, чтобы «сметь свое суждение иметь».

В XIV, XV, даже в XVI веках множество православных русских людей в Новгороде «почему-то» утрачивают средневековые черты самосознания. Они начинают осмысливать окружающее в категориях, для Средневековья совершенно не характерных; они пытаются утвердить другое мироощущение, другой образ жизни, иную концепцию человеческой жизни.

Если бы это движение оказалось масштабным не только в Новгороде, — на Руси произошел бы переворот, по смыслу и по масштабам похожий на немецкое или по крайней мере на польское Возрождение. Переворот не состоялся — потому что с конца XV века не существует независимого Новгорода.

Судьба «ереси» — православного протестантизма связана уже не с одним Новгородом, но в первую очередь с Московией… А вне Новгорода большинство русских людей оставались средневековыми типами по своему мироощущению. Этих людей, духовно живших в Средневековье, было настолько больше, что ни нестяжатели, ни стригольники, ни жидовствующие даже не устроили гражданской войны, смуты или хотя бы «бунта на коленях». Их просто задавили массой.

Кучка «русских Возрождения» не перешибла плетью обуха.

Наивные люди всерьез считают, что на Руси никогда не было инквизиции. В Новгороде не было — факт.[59] И в Польше тоже не было. Есть что-то в характере славян, не давшее работать у них инквизиционным трибуналам.

Но в Московии не раз с «еретиками» расправлялись зверски.

В 1504 году церковный Собор принял решение о беспощадном искоренении ересей. Еретики политически проиграли, а после Собора 1504 года началась отвратительная средневековая расправа. Еретиков сжигали в баньках и в клетках, заточали в каменные мешки, запарывали кнутами и топили… не хочется перечислять.

Трудно сказать, сколько людей было живьем сожжено, сколько «ввержено» в страшные монастырские тюрьмы. Называют цифры и в две тысячи погибших, и в пять тысяч. Все цифры примерные, конечно же. Кто и когда считал живых и мертвых на Московии? Это вам не Европа, не Новгород.

Глава 7

Дороги, монеты и немцы

Все, что могла дать Европа Новгороду — он стал неравноправным членом Ганзы.

Очень часто Древнюю Русь представляют такой же отделенной от остального мира, как коллапсированную, замкнутую саму на себя Московию. Это не так… Не только Новгород — очень многие земли и города Руси вели оживленную торговлю с Европой… Вернее будет сказать — с остальной Европой.

Через Богемию-Чехию и Польшу, через Галич и Львов шла торговля с Германией. Раффенфельштадское таможенное установление 906 года содержит упоминание о русских купцах.

Ратисборн в XI и XII веках — основная точка торговли с Германией. Здесь была особая корпорация купцов, торговавших с Русью — «рузарии».