Читаем без скачивания Европейская мечта. Переизобретение нации - Алейда Ассман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Израиль – страна трех нарративов
Следующий раздел переносит нас с трансатлантического Запада на Ближний Восток и исследует три нарратива, лежащие в основе политического конфликта между Государством Израиль и палестинцами. Один из этих нарративов – Холокост, два других относятся к воспоминаниям о войне 1948 года, приведшей к созданию не только израильского государства, но и двух противоположных нарративов, которые непримиримы как история победителей и побежденных. Ниже мы рассмотрим практики забвения и памятования, чтобы понять, как противостоящие нарративы продолжают разжигать ближневосточный конфликт, и попробуем предложить новые перспективы, открывающие возможность сформировать сложную и всеохватывающую национальную память о событиях 1948 года.
Прежде всего проведем простое различие между «пространством» и «местом», чтобы описать разные точки зрения, стратегии и интересы по отношению к данной территории. В этом практическом смысле «пространство» есть нечто, сформированное генералами, офицерами колониальных войск и политиками с помощью оружия, топографических карт и пограничных столбов, но также и архитекторами, и инвесторами, которые вкладывают капитал и которым поручено мирными средствами трансформировать человеческую географию по своему усмотрению. С другой стороны, то же самое пространство воспринимается городскими жителями, защитниками достопримечательностей и туриндустрией как «место», а значит и как самостоятельный субъект со своим именем, особенностями и историей. Если понятие «пространство» подразумевает скорее «инструменты и цели, средства и задачи»[357], то «места» в исторической непрерывности временных смен всегда населялись, обживались, сохранялись, разрушались, трансформировались и перестраивались. Говорящие о «пространстве» рассматривают его преимущественно как нечто осваиваемое и изменяемое, а те, кто считает его «местом», склонны сохранять эмоциональную привязанность к обустроенной, а возможно, и утраченной среде обитания.
Радикальные переломы, такие как войны, смены политических систем, могут привести к стиранию следов истории. Парадигматический пример – палестинские деревни, исчезнувшие со всем их наследием после 1948 года с израильских географических карт. Политическое видение Государства Израиль можно охарактеризовать понятием «пространство»: этот проект состоит в том, чтобы освободить территорию от ее прежних идентификаций и овладеть ею посредством новых обозначений. Официальная версия такого видения: «земля без народа для народа без земли»[358]. Понятие «места», напротив, можно связать с попытками заострить внимание на уничтоженных и забытых местах внутри израильского общества. Этот медленный, но устойчивый процесс осознания предвещает перемену исторической чувствительности и открытие новой перспективы будущего для обеих живущих на одной территории этнических групп, израильтян и палестинцев.
Вертикальные связи между историей и современностью
Иерусалим – многоконфессиональный город, населенный иудеями, христианами и мусульманами. Каждая группа в городе живет в своем анклаве, игнорируя или отвергая других, в то время как туристы и паломники бродят по Святой земле, насыщенной христианской историей. В Палестине разыгрывалось множество историй, уходящих корнями в далекое прошлое. «Всего в нескольких метрах под поверхностью, – пишет Эяль Вайцман, – лежит палимпсест из 5000-летнего щебня – вертикальный хронологический срез культур, жизней, сказаний, войн и разрушений, спрессованных в земле и камне»[359]. Однако израильских археологов интересуют не многослойные отложения истории сами по себе, а лишь более глубокие слои бронзового и железного веков со следами библейской и талмудической истории, вплоть до первых четырех веков после Рождества Христова. Минуя мусульманский и османский периоды, археологи реконструировали историю нового государства в качестве неопровержимой истории его происхождения. Археология, зародившаяся в 1950-е и 1960-е годы, была секулярным проектом, сегодня этот проект продолжается как религиозно-националистический. Археологические проекты, зачастую руководимые отставными генералами, с помощью лопат продолжают то, что начиналось мечом. Обнаружение библейского пласта истории дало повод притязать на землю как национальное и культурное достояние[360]. В ландшафте, насыщенном историческими следами, археология становится аргументом в пользу построения различных религиозных идентичностей и политических нарративов. Что именно выбирается для раскопок и интерпретации, зависит от господствующих религиозных мифов и национальных нарративов. «Израильские археологи, профессионалы и любители, копают не только ради знания и артефактов, но и для удостоверения своих корней, которые они находят в древних израильских артефактах, рассеянных по всей стране»[361].
От места к пространству: tabula rasa после 1948 года
Отношение израильского государства к историческим слоям своей территории амбивалентно. Его характеризует сильная эмоциональная привязанность к своему далекому прошлому и не менее сильное отторжение своего недавнего прошлого. Есть два практических способа избавиться от нежелательного прошлого: «Либо копай, либо строй!»[362] После войны 1948 года, победы израильской армии и обретения независимости от британского мандата возникло новое государство, которое должно было создать для себя новую территорию в том же географическом ландшафте. Проводившаяся в этих обстоятельствах стратегия соответствовала утвердившейся практике «созидательного разрушения», к которой не раз прибегали в европейской истории завоеваний, колонизации, а также в модернизационных проектах[363]. Политическая победа 1948 года ознаменовала собой радикально новое начало в Израиле – «час ноль» рождения израильской нации, которая впервые в истории с 135 года н. э. вновь обрела свою идентичность, создав собственное государство. С 1948 года началось новое летоисчисление. Понадобилась tabula rasa, на которой можно было строить новое будущее. Таким способом целинную землю и податливый ландшафт стали преобразовывать в единое пространство с новыми символами, названиями, проектами и возможностями.
Многие из новых израильтян прежде десятилетиями жили на этой земле и назывались «палестинскими» евреями; они вполне отдавали себе отчет в том, что до завоевания израильской армией на этой земле обитали палестинские арабы. Арабы были их соседями, жившими рядом, с которыми они были знакомы и в детстве играли на крестьянских фермах. После перелома в войне и изгнания палестинских арабов из их домов, городов, деревень и ферм этот более ранний период совместной жизни в Палестине следовало немедленно и коллективно забыть. Забыть в этом случае означало стереть следы этой жизни и удалить их из разговоров. Неподобающее прошлое не вписывалось в нарратив нового государства, а потому должно было исчезнуть. Если победители сосредоточились на забвении, то побежденные – на воспоминании.
Завоевание территории форсировалось современной застройкой и новыми поселениями, которые нередко возводились на месте разрушенных палестинских поселений. Одновременно история Израиля закреплялась в новых постройках, мемориалах, названиях улиц. За иудаизацию палестинской топонимики отвечал Комитет по названиям. «Отчуждение сопровождалось переименованием мест, которые государство изъяло, разрушило и теперь воссоздавало»[364]. Таким образом, история палестинцев исчезла из поля зрения.
Одна страна, три нарратива: Холокост, война за независимость, Накба
В 1948 году Израиль избрал путь западных стран и,
