Читаем без скачивания Колдовские ворота - Антон Антонов

Суматоха из-за гибели короля Гедеона отвлекла внимание Барабина от этих рабынь, но Тассименше и тут не подвела. Она не дала девушкам разбежаться и всем, кому это было интересно, говорила, что они — боевая добыча Истребителя Народов.

Гейши не возражали. Хотя весть о смерти старого короля заставила баргаутов прекратить бесчинства по случаю победы, считаться боевой добычей Истребителя Народов было как-то безопаснее, чем находиться на положении бесхозной собственности, с которой каждый может творить все, что в голову взбредет.

Этих-то гейш Истребитель Народов и отрядил в помощь Тассименше, приказав им сменять друг друга на посту и будить его и рабыню меча при первых признаках тревоги.

Но никто в эту ночь так и не потревожил сон Барабина. Как видно, у Ночного Вора и правда был план получше, чем кинжальные удары через колдовские ворота — болезненные, но не сокрушительные.

Потери баргаутского войска были велики, но потери в гораздо более малочисленном войске Ночного Вора нельзя было назвать иначе как катастрофическими.

Очень может быть, что у него просто не осталось сил на кинжальные удары. А расходовать последние силы на булавочные уколы Леонард Кассиус Теодоракис Джуниор не хотел.

Он ведь тоже был умным воином, несмотря на то, что его имя и надпись на мече выдавали в нем терранца.

55

Когда Роман Барабин проснулся утром нового дня, его боевая рабыня лежала с ним рядом. Глаза ее были открыты и по губам блуждала улыбка.

— Теперь ты не уйдешь от меня, господин, — прошептала она. — Здесь сухой пол и мягкая циновка. В замке все спокойно, и я никуда тебя не отпущу. Я ведь знаю — когда тут будет Сандра сон-Бела, ты на меня даже не посмотришь.

Деваться было некуда, и хотя все мышцы болели, а в голове еще отдавалось болезненным эхом вчерашнее зелье, Барабин обнял рабыню меча и прижал ее к себе.

— Интересно, у вас все рабыни нимфоманки или мне просто так везет, — спросил он, когда Тассименше на секунду дала его губам свободу.

— Все! — решительно ответила гейша. — Смысл жизни рабыни — доставлять наслаждение хозяину.

— А если хозяину не до наслаждений?

— Настоящий мужчина всегда готов к наслаждениям. А если это не так — значит, виновата рабыня.

«Интересная логика», — подумал Барабин, который всегда считал себя настоящим мужчиной и был не чужд наслаждений — но привык сам выбирать женщину, время и место, отчего в окружении нимфоманствующих рабынь чувствовал себя немного не в своей тарелке.

А впрочем, если вдуматься, то в словах Тассименше была своя сермяжная правда.

Если мужчина не хочет женщину — значит, в этом виновата она.

Оно конечно, некрасивых женщин не бывает — бывает мало водки. А после янычарского зелья Барабину хотелось водки особенно сильно. Однако Тассименше была права: горячая женщина с будуна — неплохая альтернатива алкоголю.

А еще лучше было бы и то и другое. Можно даже без хлеба, как говаривал товарищ Винни-Пух.

Несомненно, во владении целым выводком рабынь есть и своя положительная сторона. Например, можно не бегать самому за водкой.

Роман не стал отвлекать Тассименше от смысла ее жизни и послал за алкоголем девушку из числа своих боевых трофеев.

У Романа, правда, были сомнения, что после вчерашнего в замке осталась хоть капля спиртного. Но если смысл жизни рабыни — доставлять наслаждение хозяину, а для хозяина нет большего наслаждения, чем поправить свое здоровье стаканом горячительного, то невольница должна в лепешку разбиться, но достать искомый стакан хоть из-под земли.

В черном замке с его лабиринтами, уходящими куда-то под уровень моря, из-под земли можно было много чего достать, но и затеряться в них тоже не составляло труда.

Невольница ушла и пропала с концами, и Барабин даже начал жалеть, что услал ее туда — не знаю куда, принести то — не знаю что.

Но тут рог барона Бекара надрывно взвыл под стенами замка, оповещая о его возвращении из родовых владений, и это отвлекло Романа от мыслей о рабыне, имя которой он еще не успел запомнить.

Во-первых, старый барон привез Книгу Друидов, и настало время приводить к присяге невольниц королевской стражи. А во-вторых, дон Бекар не забыл о просьбе Барабина, и в арьергарде его отряда плелись пешком деревенские гейши во главе с Сандрой сон-Бела.

Сандра выглядела великолепно. Барабин оставил ее в Альдебекаре без одежды и в суматохе, сопровождавшей отъезд его отряда из города, забыл вообще дать хоть какие-то распоряжения на ее счет. Но по всему было видно, что веселая смуглянка не терялась в его отсутствие.

В замок Ночного Вора она явилась в дивном красном платье, которому могла позавидовать если не принцесса, то уж во всяком случае, любая рабыня королевской свиты. А на вопрос, откуда такая роскошь, Сандра ответила с лукавой усмешкой:

— Какой ключник устоит перед гейшей, которая провела ночь с королем.

То есть пока хозяин воевал, его самая красивая гейша соблазнила человека, в чьем ведении находятся подвалы родового замка барона Бекара. И получила возможность порыться в этих подвалах в свое удовольствие.

Собственную гейшу мужчина может использовать по прямому назначению когда и как захочет. А чужую — только с согласия ее хозяина. Который вправе потребовать за это чего-нибудь взамен.

Барабин, понятное дело, такого согласия не давал и ничего взамен не требовал. И тем не менее Сандра сказала ключнику, что согласие хозяина есть, но ни один дурак, будь он хоть трижды терранец, не станет за просто так отдавать постороннему свою гейшу, которая только что вылезла из постели короля.

Таким способом ей удалось заполучить еду и одежду не только для себя, но и для бывших рабынь майора Грегана, которые на правах военной добычи принадлежали ныне Барабину.

И теперь Сандра без всякого намека на угрызения совести — скорее, наоборот, с гордостью — рассказывала об этом своему господину, стреляя в него хитрыми глазами и заявляя с видом девочки, разбившей банку варенья и заранее знающей, что мама добрая и ничего ей за это не будет:

— Ты можешь меня наказать.

— А знаешь, иногда хочется, — ответил на это Барабин, у которого голова шла кругом от этих безумных женщин.

Хорошо еще, что у баргаутских рабынь не было понятия о ревности. Иначе Сандра и Тассименше непременно передрались бы между собой, и рабыня меча, как пить дать, укокошила бы деревенскую красавицу, даже глазом не моргнув.

Но так уж были воспитаны эти невольницы, что Тассименше глядела на соперницу, повисшую на шее у господина и осыпающую его лицо поцелуями, не со злостью, а с грустью в глазах.