Читаем без скачивания Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

— Но мы вернули Софью без твоей помощи, — заявил Каспар.

— Да. Но без моей помощи ты не поймал бы Кажетана, а?

— Нет, — признал Каспар. — Но я не просил тебя помогать мне в этом. К тебе приходил Павел. Я ничего не должен тебе.

Чекатило рассмеялся:

— Думаешь, это важно, имперец? Если человек, который должен мне деньги, умрет, разве я не потребую долг с его женщины? А если умрет она — с его сына? Это одно и то же, долги переходят. Ты мне должен, и я помню, что ты дал мне слово. И сказал, что оно железно, данное раз, никогда не нарушается.

Каспар поднялся из-за стола и повернулся спиной к Чекатило, глядя в окно на крыши Кислева. Снега отступали, первые дожди превратили улицы в слякотные болота, несколько поубавив оптимизм, принесенный в город новым годом.

Он знал, что армии выступили. Передовые всадники авангарда войска Талабекланда уже прибыли, принеся вести о семи тысячах бойцов под командованием генерала Клеменца Спицзанера, человека, которого Каспар хорошо знал и не испытывал особого удовольствия при мысли о новой встрече. Он мимоходом подумал, не притупили ли годы резкости полководца, но решил, что довольно скоро это выяснится.

— Посол?

Оклик Чекатило вывел Каспара из задумчивости.

— То, что ты просишь меня сделать, противоречит всем обязательствам и присягам, которые я давал, принимая этот пост в твоей несчастной стране, — сказал Каспар, снова оборачиваясь к Чекатило.

— И что? Для твоего предшественника подобные вещи проблемы не составляли.

— Охотно верю, но Тугенхейм был трусом, а шантажировать меня у тебя не получится.

— Я тебя не шантажирую, имперец, — ответил Чекатило. — Я лишь прошу тебя уважить твой долг передо мной. Я покидаю Кислев и отправляюсь в Мариенбург, а путь туда очень долог. По твоим землям — во время войны они становятся опасным и подозрительным местом. Как посол Империи, ты можешь подписать документы, которые позволят мне передвигаться по твоей стране… как это говорится? Ага, вот, у меня записано: «без помех и препятствий». Тугенхейм также говорил мне, что, как посол, ты имеешь право на подразделение солдат, оберегающих тебя в путешествиях.

— Все это я знаю, — фыркнул Каспар.

— Естественно, — улыбнулся Чекатило. — Ты выделишь мне людей из своих солдат, чтобы они позаботились о моей безопасности. В конце концов, они сидят под стенами Кислева и ничего не делают, так пусть послужат хоть кому-то на пользу.

— Но скоро их призовут, — заявил Каспар. — Возможно, это ускользнуло от твоего эгоистичного разума, но надвигается война, и эти люди будут рисковать своими жизнями, защищая Кислев.

— Тьфу, если уж на то пошло, я не просил их приходить сюда. Думаю, многие из них будут только счастливы, получив возможность убраться из Кислева, прежде чем начнется война.

— Возможно, тебе неизвестно, что такое честь, раз ты бежишь из своей страны, как трусливая крыса, Чекатило, но для меня честь — не пустой звук, и будь я проклят, если подпишу хоть какие-нибудь проездные документы или выдам тебе своих солдат.

— Ты отказываешься оплатить свой долг? — мрачно проговорил Чекатило.

— Ты чертовски прав, отказываюсь.

— Я не стану больше просить вежливо, имперец. Ты дашь мне то, что я прошу.

— Только через мой труп! — прорычал Каспар.

— Если не через твой, то, возможно, через чей-то еще, — пообещал Чекатило, встал и вышел из комнаты.

Павел брел по снежной каше Громадного проспекта, пригнув голову под моросящим дождем, окрасившим небеса в серое, смыв все остальные краски мира. Он знал, что в такую погоду выходить не стоило, — Софья предупреждала его, — но кислевит не мог оставаться в посольстве. Там все постоянно напоминают ему о том, что именно он вовлек посла в эти неприятности, а обвиняющие взгляды рыцарей и стражников бередят в душе стыд.

Он жалел, что у него нет сейчас бутылки с квасом, но и радовался, что ее нет. Последние недели превратились для него в нескончаемую битву между тягой к спиртному и желанием не подводить больше старого друга. Если быть честным, он знал, что слишком слаб, чтобы победить в этом бою, но надеялся все же восполнить то немногое, что могло бы сохранить их дружбу.

— Ты проклятый старый дурак, — пробормотал он себе под нос.

— Не стану спорить на этот счет, — заявил резкий голос из-за угла.

Сердце Павла упало, и он поднял голову, чтобы встретиться с холодным взглядом наемника Чекатило, Режека.

Тот стоял, привалившись к красной кирпичной стене, левая рука его висела на перевязи. Павел даже видел утолщение на поясе человека — там, где скрывалась туго перебинтованная рана на его животе.

— Ре-ежек, — настороженно протянул Павел. — Я слышал, ты умер. Что тебе надо?

— Могу же я поприветствовать старого друга? И нет, я не умер, прости, что разочаровал тебя.

— Мы никогда не были друзьями, Режек, даже тогда. Ты мерзкий хладнокровный убийца.

Режек хохотнул:

— А ты — нет? Я, кажется, припоминаю, это ведь ты размозжил череп Андрея Вилкова. А я только держал его.

Павел зажмурился, ощутив знакомую вину при мысли о той темной ночи, ночи убийства. Он глубоко вдохнул и сказал:

— Вижу, кто-то преподал тебе урок фехтования. Я слышал, ты чуть-чуть не потерял кишки.

Глаза Режека вспыхнули.

— Второй раз такого не случится, — прорычал он. — Когда я увижу этого ловкого ублюдка снова, я отрублю его треклятую голову.

Павел рассмеялся и хлопнул по раненой руке Режека:

— Лучше тебе не надеяться на скорую встречу, а?

— Я и сейчас фехтую лучше тебя! — рявкнул Режек.

— Не сомневаюсь, но ты же здесь не за этим?

Наемник улыбнулся, самообладание возвращалось к нему:

— Ты прав, не за этим.

— Тогда за чем? Давай, выкладывай поскорее, чтобы я мог убраться с этого чертова дождя.

— Чекатило хочет видеть тебя.

— Зачем?

— Ему нужно, чтобы ты кое-что для него сделал.

— Что?

— Спроси его сам. Я отведу тебя к нему.

— А если я не хочу с ним встречаться? — заявил Павел, хоть и знал, что это бессмысленно.

— Неважно. Он хочет видеть тебя, а я не буду повторять просьбу, — ухмыльнулся Режек, задирая здоровой рукой полу плаща и показывая рукоять меча.

Павел покорно вздохнул, зная, что, последовав за Режеком, он окончательно обрекает себя на проклятие, но понимая и то, что он слишком жалок, чтобы отказаться и пережить последствия.

Режек улыбнулся, увидев в глазах Павла поражение, и, повернувшись, зашагал по улице.