Читаем без скачивания Извращённое чувство - Эмили Макинтайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его взгляд скользит по моему телу, и даже сквозь пар я чувствую себя обнажённой, разгорающейся, как фейерверк, без единого прикосновения.
О чём он думает? Сожалеет ли он о прошлой ночи? Хочет ли он, чтобы это повторилось? Злорадствует ли он, потому что я оказалась именно там, где он хочет, чтобы я была?
Он качает головой.
— Из-за тебя мужчине трудно уходить, когда ты так выглядишь.
Моё сердце замирает от его слов. Не уверена, почему его комплименты так сильно действуют на меня, но самая эгоистичная часть меня надеется, что он никогда не прекратит их делать.
— Тогда не уходи, — отвечаю я.
Он проводит языком по нижней губе.
— Долг зовёт, Gattina. И Раcул здесь, чтобы отвезти тебя к твоему отцу.
Я в замешательстве морщу лоб.
— Зачем?
Джулиан склоняет голову.
— Разве ты не хочешь его увидеть? — спрашивает он.
Грусть, это неприятное чувство, снова напоминает мне о своем присутствии, резко сдавливая грудь.
— Да, конечно, — шепчу я.
Он замолкает, позволяя взгляду ещё раз скользнуть по мне.
— Завтра утром я уезжаю в Египет на несколько дней. Надеюсь, ты поедешь со мной.
Египет.
— Оу, — отвечаю я.
Не знаю, что и сказать. Ещё вчера я бы ухватилась за возможность увидеть Эйдана, но теперь… всё изменилось. Поездка в Египет с моим ненастоящим мужем, которому я позволила ласкать себя языком, и встреча с мужчиной, которого я считала любовью всей своей жизни, но который теперь кажется далёким воспоминанием, по меньшей мере, сбивает с толку.
— Но сначала навести своего отца. Узнай, как у него дела. Если ты не захочешь его оставлять, я пойму.
Я поражена тем, что он предоставляет мне выбор, но в любом случае благодарна ему за это. Не знаю, смогу ли уехать, ведь у моего отца осталось совсем немного времени. Я никогда не прощу себе, если он уйдёт из жизни, а меня не будет рядом.
Но если я останусь, то сомневаюсь, что он позволит мне увидеть свой конец.
— Утром я поеду с работы, поэтому, если ты захочешь поехать со мной, Расул отвезёт тебя в аэропорт, когда ты проснёшься. В противном случае, увидимся, когда я вернусь.
Я киваю, наблюдая, как он разворачивается и уходит, даже не попрощавшись. В этом нет ничего особенного; это всего лишь короткая поездка, и я, честно говоря, удивлена, что он позволяет мне оставаться одной, так далеко от него.
Но я чувствую тяжесть, как будто что-то фундаментально изменится, независимо от того, что я решу. Дурное предчувствие ползет вверх по моей спине и не покидает меня.
Пока я принимаю душ, оно не проходит.
Даже когда я звоню Рие и рассказываю ей о том, что произошло прошлой ночью.
И не тогда, когда я, наконец, достаю одноразовый телефон и открываю сообщение, которое не выходит у меня из головы с тех пор, как я его прочитала.
Неизвестный номер: Вы меня не знаете, но я работаю на Джулиана. Я взяла этот номер с телефона Эйдана, потому что знаю, что Вам нужна помощь.
Мои пальцы дрожат, когда я набираю ответ, и в животе возникает неприятное ощущение.
Я: Кто это?
Я получаю немедленный ответ.
Неизвестный номер: Друг. Приезжайте в Египет вместе с мужем. Я могу помочь.
Слова из последнего сообщения запечатлелись в моём мозгу и остаются там даже час спустя, когда мы с Расулом едем в машине к моему отцу.
Когда я появляюсь, он уже не спит и сидит на террасе, которая выходит к бассейну. Рядом с ним стоит чашка горячего чая.
Утро выдалось чудесное. Свежий осенний воздух наполняет пространство между деревьями, которые растут вдоль участка. Вдалеке слышно, как звенят колокольчики, а солнце отражается в воде подогреваемого бассейна, который ещё не успели закрыть на зиму.
Что-то сжимается у меня в груди, когда я подхожу и сажусь рядом с ним на мягкое кресло. Сначала я ничего не говорю, и он тоже.
Всё по-другому. Он другой.
Но полагаю, что осознание собственной смертности может так подействовать на человека.
— Баба.
Он слегка вздрагивает, его усталые глаза расширяются, когда мы встречаемся взглядами.
Говорят, что перед смертью человек оказывается в разных мирах, одной ногой в одном, другой — в другом. У меня сжимается сердце, когда я думаю о том, как далеко он ушёл от жизни, если не заметил моего присутствия.
— Ясмин, что ты здесь делаешь? — спрашивает он. Его голос звучит устало и тихо, чуть громче шёпота.
— Баба, сколько можно тебе повторять? — выдыхаю я, пытаясь унять дрожь в голосе. — Я всегда буду рядом.
Он улыбается, и его губы изгибаются в мягкой улыбке. Он поворачивает голову, снова глядя на открывающийся вид.
— Прекрасное утро, — выдавливаю я из себя.
Он кивает.
— Одно из самых красивых.
Мы сидим в тишине еще несколько минут, и хотя я провела последние несколько месяцев, обманывая себя, — даже несмотря на то, что я бушевала, боролась и заставляла свой разум верить, что это неправда, — прямо сейчас это невозможно игнорировать.
Он умирает. И я ни черта не могу с этим поделать.
Острая, жгучая боль пронзает мою грудь, когда я, наконец, осознаю, что это такое.
С ясностью приходит боль. С принятием приходит горе.
Я уже довольно давно убегаю и от того, и от другого.
Теребя кольцо на левой руке, я говорю: — Мне жаль, что тебе не удалось провести меня к алтарю.
Он вздыхает, протягивает руку и слегка похлопывает меня по предплечью.
— В последнее время я много размышлял о том, кто я есть. Кем я был как мужчина, как муж, как отец.
Его слова словно удар под дых.
— Ты был замечательным отцом.
— Мы оба знаем, что это не так. Я был тем, кем мог быть, — он качает головой. — Но иногда этого недостаточно. И не признавать мою необходимость в росте, чтобы я мог стать таким отцом, которого ты заслуживаешь, тем, кто был рядом, а не просто именем на чеке, — это то, что будет преследовать меня в загробной жизни
— Баба, — шепчу я. — Ты сделал всё, что мог.
— Если бы я сделал всё, что мог, я бы заметил, как ты и мужчина, который мне как сын, влюбляетесь друг в друга прямо у меня на глазах. Но я этого не увидел. Мой эгоизм и жадность заставили меня думать, что я знаю лучше, вместо того чтобы поверить, что ты выросла сильной женщиной.
Я глубоко вдыхаю, ведь мне и в
