Читаем без скачивания Изоляция - Дмитрий Матяш

— На подходе. Бакун за ним вышел.

— Слишком долго. У нас нет времени ждать.

Внизу тихо скрипнула дверь, послышались аккуратные, почти бесшумные шаги. На всякий случай мы взялись за оружие, без прицеливания направили его в дверной проем. Замерли.

— Дышите ровнее, — подал голос Бакун, подходя к месту нашей дислокации. Задержался на пороге, оглядел нас троих, улыбнулся. — А шухер на дворе, мама не горюй. Зэки что из клетки вырвались — во все щели ломятся. Тягачей почем зря шмонают. На тюремке, прикиньте, новые черепа висят — своих Каталов чикирнул.

— Давно бы так, — опустил ствол Трофимов. — На шухере оставил кого?

— Егора Ламзина, у парадного входа засел. С другой стороны Чирик прикрывает.

Вслед за сержантом в подсобку зашли еще двое парней — молодые, годков по двадцать с лишним. Оба в черной форме, чистой, целой, не как у пожмаканных за ночь на тюремке Трофимова и Бакуна. Без скатанных под темя шапочек-пидорок, за что им спасибо. А то в последнее время раздражают нешутейно эти их уборы. Один высокий, скуластый, «натуральный блондин», правую бровь в двух местах разрезали шрамы и нос кривой-горбатый. Раз пять, не меньше, сломан был. Но это для баб смертельно, для нас это как купола на спине. Молот, блондин. Другой пониже ростом, коренастый, смуглый, немного больше обычного суженные глаза намекают на присутствие в родословной азиатских кровей.

— Наши ребята, с базы, — объяснил мне и Ольке сержант. — Надежные люди. Саня Бухта, — кивнул на блондина, затем положил руку смуглолицему на плечо. — А это Рафат. Косит под азиата, но щирый хохол, гражданин Украины. Умеет лепить галушки и танцует гопак, правда, Рафат?

Таким представлением Бакун намеревался хоть как-то нас развеселить, но ему это не удалось. Внутреннее напряжение не позволяло мозгу отвлечься даже на такую невинную шутку. Так что прошло без необходимого внимания.

— Салман, — называюсь парням.

— Наслышаны, — отвечает Бухта.

— А это Ольга, — выступил наперед Трофимов, — она наша центральная фигура, потому что имеет то, чего не имеем мы, но что нам очень нужно. Такая вот исходная информация. Остается верить на слово. Короб верил, и мы верим.

— Сколько человек на «конфетке» вас поддержат? — спросила Ольга, скрестив на груди руки. Смотрела она на прибывшее пополнение, но вопрос был адресован, скорее, Трофимову.

— Если б хоть знать, о какой поддержке речь, — ответил он.

— Поставлю вопрос по-другому, — Ольга повернулась к нему всем корпусом, они встретились взглядами. — Скольких человек ты хочешь оставить в живых?

— Не считал. Но, думаю, десятка три найдется.

— Военные?

— Не все. Но есть парни, которые того стоят. Рафат тоже не солдат.

Ольга просверлила смуглолицего глазами, будто вспоминала, могла ли видеть его раньше. Мне показалось, что она испытывала к отребью с «конфетки» такую же неприязнь, как и сам Жека. Что-то их в сей скрытой ненависти объединяло. А потому даже после заверения о «стоящих» парнях, принятых с улицы, в синих глазах проскользнуло подобие сомнения.

«Точно ли стоит спасать таких от испепеления?» — спрашивал ее потускневший взгляд.

— У них есть кто-то старший? — вместо этого спросила она. — Им придется совершать дочистку вручную.

Трофим шмыгнул носом, сдавил челюсти. Недостаток информации для него — военного, привыкшего к четкому плану действий и конкретно поставленной задаче, — был хуже всякой пытки. Он не понимал о чем речь, и это превращало его в лошковатого клиента на спиритическом сеансе у «провидицы» Ванги. Верить — все, что ему оставалось. И списать на веру все последующие расходы. Как и смерть комбата. Он остался без командира, и вся тяжеловесность принимаемых решений обвалилась на его плечи. С тем лишь отличием, что если Короб хоть частично был осведомлен о смысле их диверсии, то сам Трофимов непосредственно с Жекой даже разговора не имел.

Ольга спросила о зачистке. О какой? После чего? Когда? Эти вопросы загоняли его в непробивной тупик, из которого он мог смотреть только вверх. В небо. Там рождается вера, не так ли?

— Старшего можно назначить, — ответил он. — Чего им ждать?

— Они должны быть готовы. Я думаю, они поймут, когда придет время мобилизоваться.

— Парням надо будет им объяснить и сгруппировать, — сказал Трофимов.

— Мы это уже сделали, — встрял Бухта, перемялся с ноги на ногу под магией Ольгиного взгляда. — Правда, не всем. Человек двадцать предупредили. Как только узнали, что отряд Короба взяли и что у вас есть два ключа…

— Интересно, откуда? — перебил я его, сосредоточившись на перемещениях паука по собственным плетениям в углу каморки.

— Человек в кожанке сказал, — будто бы речь о чем-то естественном, повел плечом Бухта. — Мы как раз в карауле были на аванпосту возле автовокзала. Кажется, вы его Призраком называете. Парням на базе просто нужно будет сказать дату и время. Они готовы давить этих уродов.

— Когда это случится? — спросил Трофимов, в целом удовлетворенный работой подчиненных.

— Если все пойдет нормально, то сегодня, — ответила Ольга. — Надеюсь, что сегодня. Если выйдем прямо сейчас.

— Выходим, — утверждающе сказал Трофим. — Бакун, отправь Ламзина обратно на базу, пусть подготовит ребят. Если будет можно, пусть соберет еще. Парней Ломача можно будет предупредить.

— Старлей, — Ольга его словно на якорь поймала. — Лучше меньше, да лучше. Если среди твоих людей окажется крыса, которая предупредит Вертуна…

— Там таких нет, — заверил ее Трофимов. — И не было никогда.

Давно не было вот такого. Чтоб шел вот просто по дороге, с автоматом такой на плече, как, м-мать, Шварц с бревном, и не заботился о том, видит меня кто или нет. Пусть и дорога уже загородная. Пусть Винница с ее проблемами осталась десять километров как за спиной. Не помню я такого, чтоб тянулся за мной паровозик из четырех «догов» и одного каталовца, а впереди шагала такая аппетитная попа, к которой так и хочется приложить ладонь. Причем последнее — это просто какая-то, на хрен, пытка!

Не помню!

К счастью, пытка закончилась на подступах к Гавришовке — деревне, которая чем и была славна в прошлом, так это наличием аэродрома и транспортной авиабригады. Миновав знак с названием населенного пункта, мы перегруппировались, разбились на два отряда и сошли с трассы. Чирик и я, немного подотстав, пошли левее, Трофимов с сержантом забрали вправо, а Олька метрах в двадцати потянулась замыкающей.

Все, что я знал, так это то, что нам кровь из носа нужен «объект» на том краю села. Звучало это все в лучших традициях скоролепной деревенской треш-фантастики, которую мог бы придумать какой-нибудь механизатор после просмотра фильма о секретных складах Третьего рейха, но…

Дело в том, что у моего друга здесь жила бабушка и если я все правильно помню, то в советские времена за селом на выгоне действительно располагался военный объект. Мы ходили туда пару раз, с горки наблюдали за несколькими ленивыми солдатами, несущими «боевое» дежурство. Что они там охраняли — фиг поймешь, ведь на всей территории, обнесенной бетонным забором, имелось лишь одно здание, в котором размещались и казарма, и столовая, и КПП, и штаб — квадратная конурка из белого кирпича. Но, видать, что-то было, раз их кормили трижды в день, а раз в неделю обязательно заявлялся кто-нибудь из начальства.

Знакомый холм, лет двадцать назад мы с Ленькой Якудзой оборудовали его под дозорный пункт, откуда вели наблюдение за «вражеским лагерем», чем считали эту базу. Мало что тут изменилось, разве вместо отдельно торчащих из земли ростков появились молодые грабы, и рельеф немного будто бы плавней стал. А вот тот самый «объект» у подножия холма поменялся. Даже отсюда, с полукилометрового расстояния, заметно, как преобразилась засекреченная локация. Вместо нескольких ленивых солдат теперь там передвигалось порядка двадцати туловищ, и это только то, что я насчитал за несколько минут наблюдения в бинокль. Правда, не вояки и даже на организованную банду не похожи. Бабки — согнутые, на палочках, а также женщины, дети, мужиков всего там человек семь-восемь, без оружия по двору туда-сюда. На поросшем травой плацу хозяйственные постройки возведены, запряженные лошади фыркают, куры бегают, трактора ржавые стоят с телегами, в оградах свиньи рохают.

Да уж, опростоволосился секретный «объект». Конверсия, так сказать, на корню произошла.

— Ты что-нибудь понимаешь? — отдав бинокль Чирику, спрашиваю я.

Тот отрицательно покачал головой, выгнув губы аркой.

— Да хрен. А эта молчит, шо партизанка.

— А чего ж решил идти за ней? — уж раз минутка есть, думаю, спрошу.

— Так а хули делать? Это ж я Мустафу на себя прикормил, чтоб «доги» тебя унесли. Или чего, думаешь, в натуре этот летеха фраер такой? Отряд в капусту порубил? Гы-ы… Назад мне дороги теперь нет, да и хер с ним. Все равно скоро не будет куда идти.