Читаем без скачивания Мурманский сундук - Юрий Любопытнов

— За матами дверь ведущая наружу.

— Значит, Петруха не зря поводил бровями в тот угол?

— Не зря. Оттуда нам надо ждать помощи. Только надо лаз расширить, чтобы мы могли выползти…

Приблизительно с час ушло на то, чтобы расширить нору. Когда это было сделано и заметены следы выполненной работы, они улеглись под баскетбольным щитом. Стояла тишина. Охранники не беспокоили пленников, никто их не вызывал, никто не приходил.

— Может, мы ошибаемся насчёт Петрухи? — спросил Сергей, самый недоверчивый из всех троих. Он заметно нервничал в ожидании предполагаемого побега.

— Не дёргайся, — ответил Николай, с укоризной посмотрев на друга. — Что он среди бела дня предложит нам бежать! Солнце только что зашло. Притом ещё ужин не приносили. И записка была не от Петрухи, а от кого-то другого.

— Что была сам видел.

— Так что ещё нужно?

— Возможно, это провокация…

— Опять ты за своё… Хватит, Серёжа, панику сеять, — одёрнул друга Воронин. — Кому выгодно нас дурачить?

— Всё может быть.

После своих кощунственных слов Сергей стал ещё мрачнее.

Афанасий глубокомысленно заметил:

— Что касается Петрухи, он у меня не вызывает подозрений. Николай прав: что мы теряем, если даже это и провокация? Несколько размялись, перекладывая маты. Физический труд укрепляет мышцы, — рассмеялся он и откинулся на мат. Но его поза говорила, что Афанасий до сих пор не уверен в правдивости слов записки — червь сомнения глодал и его душу.

Настроению друзей поддался и Воронин, доселе свято веривший оброненной Петрухой записке.

Глава пятая

Побег

Время тянулось медленно. За окнами быстро потемнело, иногда посверкивало — надвигалась гроза. Ужина не приносили, и это вызывало беспокойство у пленников, не из-за того, что они были голодны, а из-за того, что не появлялся Петруха, который мог сообщить им дальнейшую информацию.

Часов около десяти дверь открылась и показался Петруха. Провозя тележку мимо Афанасия, тихо пробормотал:

— После двенадцати…

— Ты чего там бормочешь!? — прикрикнул охранник, услышавший тихо произнесённые слова, но не поняв их значения.

— Путается тут под ногами, — ответил Петруха и ногой пнул лежавший у прохода мяч.

— А ты рули, выкручивай колёса, — рассмеялся охранник, наблюдая за происходящим.

— Рули, рули, — огрызнулся Петруха. — Вам бы всё ржать, быки откормленные…

Он поставил тележку, как и в прошлый раз на середину просторного зала, и молча удалился. Забрав минут через двадцать тележку, он побарабанил пальцами по своим часам на руке, видимо, подчёркивая, чтоб не спали и ждали, и медленно покатил столик к двери.

Пленники прилегли на маты. За стеной было тихо. За окнами озярялось небо, но грома не было слышно, то ли гроза была слишком далеко, то ли толстые стены спортивного зала поглощали раскаты. За дверью раздались приглушённые голоса, видно, менялись караульные. Пленники уже знали своих стражей в лицо и даже имели представление о характере каждого. Их охраняли четверо, сменяясь каждые шесть часов. Из всех четверых самым паскуднейшим был Волдырь, проверявший заключённых через час, а то и чаще. В зале на ночь свет не гасили. Когда пленники спали, он отпирал дверь и просовывал голову, ошаривая глазами помещение, иногда входил, втягивал шумно носом воздух, как собака ищейка, и нарочито пересчитывал всех троих, тыкая в каждого пальцем, и ехидная гримаса перекашивала бескровное лицо:

— Все хорьки на месте, ефиоп вашу мать?! Нагуливайте жирку, патагонцы занюханные. Скоро мы вам будем делать чик-чик. — И он проводил пальцем у горла.

Афанасий всегда после подобных слов подбирался, как дикий зверь, глаза его поблёскивали и он готов был кинуться на Волдыря, но всякий раз Николай удерживал его:

— Чего ты этим добьёшься, — шептал он на ухо. — Он же шизик и хрон законченный, не видишь, что перед тобой больной человек. Ему место в дурдоме.

— В могиле ему место, — сдавался Афанасий, расслаблялся и отворачивался в сторону, чтобы не видеть ощеренной морды Волдыря, его грязной косички на затылке.

А Николай в это время вспоминал приключение на озере, когда двое хулиганов, какими он тогда их посчитал, чуть не утопили его. «Хулиганы», оказалось, состояли на службе у хозяина этого поместья, в котором их держали, и охраняли пленных. И Волдыря, и Обуха Николай узнал сразу, на болоте, когда дуровцы пытались отбиться от наседавших бандитов.

Волдырь, от души поиздевавшись, запирал дверь, и снова наступала тишина.

Время тянулось нудно медленно. Смутное беспокойство то овладевало пленниками, и сомнения закрадывались в душу, то сменялось радостным чувством, что по воле или прихоти какого-то благожелателя они скоро могут вырваться на свободу из этого душного и гулкого спортзала. Сидели они молча, прислушиваясь к каждому шуму, доносившемуся извне.

Когда время приблизилось к полуночи, в гробовой тишине, при вспышках молний за окнами, они вдруг услышали за матами, в углу, за стеной царапанье — кто-то осторожно вставлял ключ в замочную скважину. Пленники встрепенулись и вскочили на ноги. Афанасий подбежал к матам, приложил ухо к стене. Ключ скрежетнул снова, потом тихо щёлкнул, один раз, второй. Очень тихо приоткрылась дверь, слышно было скольжение металла о металл. Дверь открылась шире, и Афанасию показалось, что кто-то протискивался в неё. Он откинул мат, которым был закрыт лаз с их стороны. Показалось красное и потное лицо Петрухи, перемазанное маслом и приставшей пылью. В руках он держал круглую жестяную маслёнку. Он только что-то хотел сказать, как у входной двери лязгнули ключом. Афанасий затолкал Петруху в отверстие, задвинул мат и в два прыжка очутился на прежнем месте. Его примеру последовали и Николай с Сергеем.

На пороге стоял Волдырь. Глаза маслянисто блестели, как у кота, поджидавшего лакомый кусок, длинное, узкое лицо было покрыто багровыми пятнами, видать, он слегка приложился к бутылке.

— Все на месте, олухи царя небесного, — посверкивая глазами, произнёс он, не отходя от двери. — Изволите спать, дерьмо стоптанное. Я из-за вас не сплю, а вы спать, пентюхи царя Ирода.

Пленники молчали, боясь проронить слово. Надо же тому случиться, чтобы на самый их звёздный час дежурным оказался Волдырь. В эту минуту никто не хотел ему перечить, думали лишь об одном, как бы скорее этот кровожадный цербер покинул помещение. А Волдырь под влиянием винных паров всё больше расходился, поливая пленников отборными ругательствами, вызывая их тем самым на спор, но те молчали, словно в рот воды набрали. Когда ему надоело ругать их, или у него иссяк запас слов, или ему захотелось промочить горло, а может, не слыша ответных слов, которые могли больше накалить его, он пробормотал: «Я вас буду навещать, мухоморы поганые», — и закрыл дверь.

— Ну и подонок, — сказал Сергей, когда охранник скрылся. — И как таких мать земля держит.

— Подвернулась нам его смена, — вздохнул Николай. — Это точно, что он через полчаса заглянет.

— Если не раньше, — проговорил Афанасий, направляясь к матам.

— Сюда, сюда! — шёпотом звал их Петруха, чья голова показалась из отверстия. — Быстрее!

— Куда ты нас ведёшь? — спросил Афанасий, самый хладнокровный из пленников.

— На волю, — ответил Петруха. — Хватит болтать, ползите за мной.

Он скрылся. За ним, распластавшись на полу, пополз Николай. Добравшись до двери, он проскользнул в неё и очутился в полутёмном помещении. Свет проникал через стеклянную перегородку, за которой по всей видимости, был коридор. Вдоль двух стен стояли тренажёры. Пока Николай осматривался, появились и Афанасий с Сергеем.

— Куда теперь? — спросил Николай.

Петруха приложил палец к губам:

— Тсс, — сказал он тихо. — Там Волдырь, может, услыхать…

Он закрыл дверь в спортзал, вытер следы масла на ключевине и поманил пленников за собой. Они, прижимаясь к стене, прошли несколько шагов и увидели за прозрачной стеной коридора Волдыря. Тот сидел к ним спиной на вращающемся стуле и громко орал в трубку местной связи. Судя по разговору, общался с товарищами:

— Конечно, у меня порядок. Я шмон наведу быстро. Куда они денутся! Только сейчас был — клопа давят, что делают. Я им спокойной жизни не дам, фрайерам этим. Через полчаса зайду, чтоб карась не дремал. Жалко шконки нету здесь, а так всё в ажуре. Ладно, отбой. Спокуха.

Петруха дёрнул за рукав Афанасия:

— Пошли. Слыхали, что сказал этот обормот?

Волдырь бросил трубку, потянулся рукой вниз, достал начатую бутылку вина и отхлебнул несколько глотков. Затем развалился на стуле, достал прислоненную к столу гитару и ударил по струнам. Через стеклянную перегородку его голос звучал отчетливо:

Там в джунглях жарких,