Читаем без скачивания Тайна Ольги Чеховой - Воронель Нина Абрамовна

Мы играем один из моих спектаклей, «Черно-бурая лиса». Муфта, прославившаяся в этой постановке, все еще хранится у меня…

Подъезжаем к пропускному пункту границы оккупационной зоны у Хельмштадта. Обыскивают грузовик с реквизитом и мой маленький «фиат». Солдаты ищут беглецов, драгоценности и валюту.

На грузовике, помимо сценических декораций, деревянный ящик с аксессуарами, динамо-машина для освещения сцены, софиты и костюмы для двух рабочих сцены.

В качестве костюмерши едет моя личная портниха, живущая в русском секторе в Берлине, у которой по какой-то причине нет пропуска. Она использует нашу «колонну», чтобы уехать «на Запад».

Мы прячем фройляйн Эрику вместо реквизита в этот деревянный ящик с тяжелым амбарным замком.

Осмотр затягивается, мы беспокоимся о фройляйн Эрике — ведь в ящике нечем дышать, однако изображаем невозмутимость. Солдаты тянут время, мы переглядываемся. Я размышляю, стоит ли мне заговорить с постовыми по-русски. Это может ускорить дело, а может и нет… Наконец все вроде бы в порядке. И тут один молоденький советский солдат спрашивает меня:

— Ты играешь «Черно-бурую лису» — а где же лиса?

Обескураживающая логика этого вопроса вдруг поражает воображение и его товарищей: черт, как это им сразу не пришло в голову, где же лиса?.. Я объясняю, что мы — цирк и наши лисы, голодные и свирепые, заперты в багажнике. Мне почему-то верят.

Результат моего диалога с молодым русским великолепен: несколько его товарищей волокут большой мешок яблок и закидывают его на наш грузовик — для лис.

Можно ехать дальше. Через несколько сотен метров мы вызволяем из ящика фройляйн Эрику. С трудом отдышавшись на воздухе и обретя дар речи, она признается, что уже прощалась с жизнью…

Сумрачное время — во всех отношениях. Великое время для темных личностей, которые выныривают, становятся сенсацией или наживают сказочные состояния и вновь исчезают — за решеткой или в безвестности…

Однажды вечером объявляется один американец, или, правильнее сказать, человек, который представляется американцем. Я только начала стирать грим, а американец уже стоит в моей уборной. В изысканных выражениях представившись как мистер Джордж Кайзер, он сражает меня сообщением, что в качестве представителя американской компании «Парамаунт» хотел бы заключить со мной договор для Голливуда.

Я несколько раз сглатываю. Голливуд…

Это означает: никаких карточек, пайков, голода, поисков одежды, вообще никаких забот, короче говоря — это рай на земле…

Тогда, в конце двадцатых, я не смогла вынести этого рая, это точно, но в те годы у нас в Германии было что есть, что надеть, чем обогреться и было достойное человека жилье. Сейчас же здесь нет ничего, кроме нужды и страданий…»

Петра

Но существует и другой документ:

Список услуг, которые Оленька получила в виде сыра в мышеловке.

Составлен для Виктора Абакумова генералом Вадисом, начальником СМЕРШа в оккупированной Германии.

«Согласно вашей инструкции 30 июня 194 года мы перевезли семью Ольги Чеховой из Гросс Глинеке во Фридрихс-хаген в восточной части Берлина. Для этого были задействованы ресурсы контрразведки отдела СМЕРШа.

После переезда были выполнены следующие требования Чеховой, проживающей в пригороде Берлина Фридрихсха-гене по адресу Шпреештрассе, 2:

Уборка и частичный ремонт дома.

Ей были возвращены и отремонтированы обе ее машины. Выданы продуктовые карточки всем членам ее семьи. Организовано снабжение ее семьи молоком. Организовано снабжение ее семьи углем.

Ей был выдан запас продуктов питания на два месяца.

Ей было выдано 000 марок наличными.

У ворот ее дома постоянно дежурит караул из трех солдат Красной армии».

Список завершался сообщением, что госпожа Чехова выразила полное удовлетворение выполнением ее требований.

Каждый из нас может решить, где же правда.

Интересное наблюдение: в книге Оленьки есть описание поездки ее театра в Берлин на представление спектакля «Черно-бурая лиса» с подробным рассказом о неприятностях при прохождении пропускного пункта из советской зоны в западную. Но внимательный взгляд натыкается на странное несоответствие: почему нужно было проезжать через пропускной пункт, если Оленька жила в Глинеке в западной зоне?

Оленька

Весь вечер после возвращения из Москвы Оленька ловила на себе вопросительный взгляд дочери: мол, что все это значит, этот дом и переезд в этот дом? Она умудрилась дать понять Адочке, что даст ей объяснение, но не сейчас, сейчас не к месту и не ко времени. И наутро попросила ее отставить все дела и прогуляться с ней по дорожке над озером. Пейзаж им открылся восхитительный: все вокруг переливалось из зеленого цвета в голубой, превращаясь в бирюзовый. Дома вокруг озера были не чета домам в Глинеке, и не оставалось сомнения, что перемена жизненной декорации была со знаком плюс.

Вот об этом знаке плюс и намеревалась Оленька говорить с дочерью. Было нелегко, но необходимо открыть ей то, что все годы нацизма хранилось в высочайшей тайне; никто не должен был знать, что Оленька была тайным агентом Советов. Нужно сказать, что Адочка не очень удивилась — за два месяца отсутствия матери при снисходительном отношении советского командования она сама кое о чем догадалась. Но вслед за этим признанием последовала вторая часть — о кусочке сыра в мышеловке.

— Это очень страшные люди, — сказала Оленька, — ничуть не лучше наших бывших. Я бы сказала хуже, но хуже не бывает.

— Они там, в Москве, плохо с тобой обращались?

— В том-то и дело, что обращались так хорошо, как они умеют, но от этого мне еще страшней. И я хочу уберечь от них тебя с Верочкой. Их любовь может превратиться в ненависть в один миг, и мы должны быть к этому мигу готовы.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы должны выработать условный язык и условные места встреч и укрытий. Я все продумала. Сначала я помогу тебе вытащить Вилли из лагеря для военнопленных, я уже узнала, где он. А как только он вернется, вы должны уехать в западный сектор, чтобы вас не могли сделать заложниками.

— До такой степени?

— Ты даже не можешь себе представить, до какой степени! Человек, вчера всесильный, завтра может исчезнуть навсегда, и его изувеченный труп даже жена не сможет опознать!

— Но это страшно! И никуда от них нельзя сбежать?

— Тебе, я надеюсь, можно, а мне нельзя! Пока, во всяком случае. Давай договоримся: если я звоню тебе и говорю, что моя собака заболела и я хочу, чтобы ты отвезла ее к ветеринару, — не удивляйся. Значит, я хочу срочно с тобой встретиться. А о месте встречи я сообщу через какое-то время, как только осмотрюсь.

— Ты хочешь сказать, что они прослушивают наш телефон?

— И телефон, и дом, и машину.

— Какую машину? Машины же нет!

— Пока нет, но скоро будет, и надеюсь, даже две — у меня, и у тебя.

— Ты же говоришь, что ты их боишься!

— Чем больше боюсь, тем больше постараюсь от них получить, пока у меня есть какая-то власть!

— Ну, мать, я всегда знала, что ты королева экрана, а ты настоящая королева в жизни!

Похоже было, что Оленька неплохо смазала маслом кусочек сыра в своей мышеловке. Особенно отличилась она, когда русский солдат попытался украсть ее машину — она увидела это из окна и выстрелила в него из пистолета, хотя по инструкции частным лицам владеть огнестрельным оружием не разрешалось. Очевидно, для Ольги Константиновны Чеховой было сделано исключение. Оленька нередко наведывалась в Карлхорст, где размещалось командование контрразведки германского отдела СМЕРШа. Входила, постучавшись, но без доклада, и сразу приступала к делу. Она добилась поставленной цели: освободила из английского плена мужа Адочки, Вилли Руста.

Оленька

Устроив судьбу своей дочери, Оленька задумалась о том, как устроить свою. Ее жизнь в роскошном доме, реквизированном у бывшего нацистского преступника, вызывала много слухов и неприязненных толков. Однажды, когда Оленька шла по улице, к ней подбежала незнакомка и плюнула в лицо. Но одна несдержанная девушка, верная идеалам нацизма, погоды не делает, зато мировая пресса создает международное общественное мнение.