Читаем без скачивания Ловушка для красоток - Жанна Режанье

— Ну а смысл в чем? Связующая тема?

— Во-первых, красивым труднее дается счастье, чем обыкновенным. Красивые зависят от потребителей их красоты. Их просто потребляют. Но дело в том, что они этому и не противятся, они согласны, чтобы их потребляли.

— Почему же они соглашаются?

— Причины разные. Одним кажется, что они избегнут возмездия, проскочат там, где сорвались остальные. Другие высокого мнения о себе: я не такая, как все, мною восхищаются не только из-за внешности. Эти балансируют на проволоке, убеждая себя, что в конечном счете выйдет так, как они того желают: ну, пусть какое-то время придется использовать внешние данные, но рано или поздно будет по-другому.

— Думаю, тебе надо написать эту книгу.

— Я напишу.

— Ты нашла тему, и ты прекрасно знаешь материал. Будет интересная книга.

— Напишу.

— Говорить «напишу» мало. Ты действительно должна написать ее. Стоит того.

— Ты так думаешь?

— И думаю, что она будет хорошо продаваться.

— Правда?

Он усмехнулся:

— Да. А скажи, что ты будешь делать со всей этой кучей денег?

— Понятия не имею! — Я засмеялась.

Но тут же мне сделалось грустно. Я смотрела на Гордона и не могла отделаться от мысли: куча денег мне одной? А вдруг все-таки «нам»? В глубине души я знала, что мне не на что надеяться, но так хотелось быть в его объятиях, чувствовать себя любимой и защищенной… Нет, неправда, все это кончится очень скоро.

Да почему же любовь так важна для женщины, а мужчина может сохранять дистанцию, участвовать в чужой жизни, не участвуя в ней?

5 января. Как я ожидала разлуки — со страхом, с готовностью или с другими чувствами?

Сердце ничего мне не подсказало. Гордону позвонили с побережья, предложили приступить к работе над очередным шоу. Надо было немедленно отправляться на переговоры с продюсером.

— Кэрри, это было замечательно! — сказал Гордон в аэропорту за два дня до Нового года.

Провожая глазами высокую фигуру, я говорила себе: у меня не было выбора. Мне нужно было отдать себя. Я знала, что роман закончится именно так, но не могла остановиться. Я бы не выжила без этого романа.

Почему я не могу жить сегодняшним днем? Сиюминутностью? Не могу — и все. Не могу потому, что твердо знаю: жизнь многомерней и богаче.

Разговорчики Гордона о семье и браке должны были бы стать для меня сигналом к бегству. Я же с самого начала понимала, чем это кончится. Но я нуждалась в этих днях близости — я так долго была лишена ее. Мне было необходимо зарядиться теплом, чтобы пережить еще одну бесконечную зиму, зарядиться любовью, чтобы не умереть с голоду.

Если я расплакалась после отъезда Гордона, то потому только, что он расстался со мной так легко и просто, а для меня это было проблемой. Осознав это, я расплакалась от злости. Как он смеет, как он смеет? Кто дал ему право так легко относиться ко мне, если я отдала ему все сердце, всю свою любовь!

Господи, но это же было прекрасно, так прекрасно, Господи! Может быть, не надо было мне вкладывать столько чувства в наши с Гордоном отношения. Но я не умею по-другому. Я должна была отдать ему все сердце — без этого ничего бы и не было.

Глава XI

Генри Гаупт страдал от одиночества в своей громадной квартире, но теперь Долорес заполнила и квартиру, и всю его жизнь теплом и любовью. Генри говорил ей, как она изменила его существование.

— Видишь ли, Генри, — подчеркнула Долорес, — бывают мужчины, природой созданные для семьи, и ты — один из них.

— Полагаю, ты права.

Когда Генри с улыбкой смотрел на Долорес, он походил на семнадцатилетнего мальчишку, впервые объяснившегося в любви.

Через две недели Долорес уже была миссис Гаупт. Бракосочетаний было два: сначала врачующихся соединил раввин в присутствии семьи Генри, а затем судья, приятель Генри, — в присутствии тысячи двухсот гостей. На Долорес был туалет от Мэйнбохера, изумруды и бриллианты — свадебный подарок жениха. На другой день нью-йоркские газеты поместили ее фотографии. Кэрри, первая подружка невесты, описывалась газетами как «мечтательная, обворожительная красавица в цитроновом шифоне», Ева — в бледно-желтом платье — выглядела «привлекательной и прелестной», но никто не мог затмить королеву торжества Долорес Хейнс, отныне Долорес Гаупт: по газетным описаниям, «невесту сезона, «звезду» мира моды и законодательницу мод, остроумную, оживленную, задорную — восторг, восторг, восторг!!!»

Чарлин, естественно, явилась с собаками, ее ногти были накрашены золотом, глаза подведены ярко-синими тенями, гиацинтового тона губы бросались в глаза с расстояния в десять футов, а платье до пола, нестерпимо зеленое, казалось еще ярче от страусовых перьев. Чарлин наливалась бурбоном в честь новобрачных, а главное — в честь Долорес, которая сумела-таки охомутать Генри.

Рекс места себе не находил от возбуждения. Все понимали, что его ищущие взгляды и метания по залу направлены к одной цели: он мечтал обрести богатого любовника. Он выпил больше шампанского, чем должен бы, сделался чрезвычайно задирист и, как Долорес шепнула Чарлин, вел себя на манер невесты-неудачницы.

Генри Гаупт, сам того не подозревая, являл собою пример торжества духа над материей: после свадьбы Долорес перестала давать ему купленное в Гарлеме зелье, что никак не ухудшило сексуальных данных ее мужа. Видимо, он нуждался лишь в обретении уверенности в себе, а дальше, как говорится, успех порождает успех.

Если считать это успехом, ибо Генри относился к типу мужчин, не страдающих избыточной пылкостью, его постельное занудство, неизобретательность и настырность никак не радовали Долорес. «Вышла замуж за болвана», — презрительно думала она. Скоро она обзавелась молодыми, здоровыми любовниками, преимущественно жеребячьего типа, из ее школы актерского мастерства.

Она обожала минуты, когда низким горловым голосом могла приказать: «Люби меня, поц!» — откинуться и получать удовольствие от стараний жеребцов, обслуживающих ее как лакеи или конкубины мужеского пола. А Долорес уже жить не могла без воздания ей чуть ли не божеских почестей.

Но помимо тайной жизни дни ее теперь заполняли примерки и покупки, ежедневные укладки в лучшей парикмахерской, посещения гимнастического зала Куновского, уроки пения, танца, речи и актерского мастерства, а также регулярные беседы с пресс-агентом, который теперь у нее появился. К тому же еще и ланчи в «Каравелле», в «Ла Гренуй», в «Колони» и «Ле Павильоне», непрестанные собеседования и съемки для коммерческой рекламы.

Долорес жила полной жизнью — как никогда раньше.