Читаем без скачивания Кристальный грот - Мэри Стюарт

Главной заботой Амброзия было не отсутствие поддержки, но ее характер. Устав от Вортигерна, коренные британцы с безумной храбростью шли в бой, чтобы избавить свою страну от саксов, вернуть свои дома и привычный уклад, но подавляющее большинство их было знакомо лишь с партизанской войной или с тактикой комариных укусов, которая прекрасно подходила, чтобы беспокоить противника, но не смогла бы сдержать его, затей тот что-нибудь серьезное. Сверх того, каждый отряд приходил с собственным вождем, и его власти едва-едва хватало, чтобы предложить своим подчиненным разбиться на группы и потренироваться под руководством чужаков. Поскольку последний обученный легион был выведен из Британии почти век назад, мы сражались с тех пор (как и до прихода римлян) племенами. И было бессмысленно, к примеру, предлагать выходцам из Дивета сражаться бок о бок с уроженцами Северного Уэльса даже под руководством их собственных вождей — те и другие начали бы резать друг друга еще прежде, чем прозвучал бы первый сигнал трубы.

Здесь, как и везде, Амброзий проявил свой талант в полной мере. Как всегда, он использовал каждого там, где тот мог принести максимальную пользу. Он прикреплял к британцам своих офицеров — по его словам, лишь для координации, не более — и через них понемногу приспосабливал тактику каждого отряда для решения задач своего главного плана, ставя при этом на направление главного удара собственные отборные войска.

Обо всем этом я услышал позднее, а может быть, догадался, исходя из того, что мне о нем было известно. Я мог догадаться и о том, что случилось, должно быть, в тот момент, когда войска его собрались вместе и объявили его королем. Его британские союзники воззвали к нему и потребовали пойти на Хенгиста и изгнать саксов туда, откуда те явились. Их не очень-то заботил Вортигерн. И в самом деле, силы, которыми располагал ранее Вортигерн, ныне по большей мере уже исчерпались, и для Амброзия не составило бы труда просто не обращать на него внимания и сосредоточиться на саксах.

Но он не поддался давлению. Сначала следует выкурить старого волка, сказал он, и расчистить поле для главного сражения. Кроме того, напомнил Амброзий, Хенгист и его саксы — северяне и очень подвержены слухам и страхам; пусть Амброзий хоть раз объединит Британию, чтобы покончить с Вортигерном, и саксы станут бояться его как силу, с которой приходится считаться всерьез. Он предположил, что в этом случае саксы, если дать им время, соберут для борьбы с ним одну большую армию, которую затем можно будет разбить одним ударом.

Это обсуждалось на совете, который проходил в Глостере, там, где первый мост пересекает реку Северн. Представляю, как Амброзий слушал, взвешивал, выносил суждения и отвечал в своей простой, но тяжелой манере, позволяя высказаться каждому, чтобы ничья гордость не была уязвлена. И принял в конце концов решение, которое он намерен был принять с самого начала, но уступив в некоторых мелочах, чтобы каждый мог думать, будто он поставил свои условия и в обмен на уступки получил если и не то, на что рассчитывал, то хотя бы что-то подобное.

В результате не прошло и недели, как они двинулись на север и осадили Вортигерна в Доварде.

Довард расположен в долине реки Гуой, саксы называют ее Уэй или Уай. Это большая река и глубокая, она неторопливо несет свои воды в теснине, среди густо заросших лесом высоких склонов.

Местами долина расширяется и переходит в зеленеющие луга, однако воды прилива поднимаются вверх по реке на много миль, и нередко зимой луга эти оказываются погребены грохочущим желтым потоком наводнения, ибо великий Уай не так тих, как кажется, и даже летом здесь есть глубокие заводи, где неторопливо шевелят плавниками большие рыбины, да и у стремнины достанет сил перевернуть рыбацкую лодку и утопить человека.

Много севернее тех мест, до которых доходят воды прилива, на широком извиве долины и стоят те две горы, что зовутся Довард. Та, что севернее, побольше, густо покрыта лесом и изрыта шахтами, населенными, говорят, дикими животными и разбойным людом. На той же, что зовется Малый Довард, леса пореже, так как она скалиста и над деревьями издалека видна ее венчающая крутые склоны вершина — самой природой созданная твердыня, столь неприступная, что укрепления на ней начали строить с незапамятных времен. Задолго даже до прихода римлян какой-то британский король построил себе на вершине крепость, которая, благодаря своему господствующему над окрестностями расположению, а также естественной защите скал и реки, стала грозной твердыней. Вершина горы была широкой и ровной, а склоны ее крутыми и скалистыми, и хотя было там одно место, где вдали от обстрела можно поднять на вершину осадные машины, дальше снова начинались утесы, где машины становились бесполезными. Везде, кроме этого места, чтобы добраться до внешней стены крепости нужно было преодолеть двойной вал и ров. Однажды ее пришлось осаждать самим римлянам и лишь потому они взяли ее, что двери им открыла измена. Случилось это во времена Каратакуса. Довард, как и Троя, был такой крепостью, которую следовало брать только изнутри.

И на этот раз она была взята изнутри. Но не изменой — огнем. То, что случилось там, ведомо всем. Люди Вортигерна едва успели устроиться после головоломного бегства от Сноудона, когда вверх по долине реки Уай подошла армия Амброзия и встала лагерем точно к западу от горы Довард в местечке, называвшемся Ганарев. Мне не доводилось слышать, каким запасом продовольствия располагал Вортигерн, однако крепость содержалась в порядке и было известно, что за крепостными стенами два добрых источника, и не слышно, чтобы какой-нибудь из них иссяк, так что Амброзию могло потребоваться значительное время, чтобы взять ее правильной осадой. Но осаду-то он и не мог себе позволить — Хенгист тем временем собирал силы, а апрель открывал моря между Британией и Саксонским берегом. Кроме того, его британские союзники проявляли нетерпение и ни за что не согласились бы остаться здесь на длительное время для ведения осады. Все следовало сделать быстро.

Все было сделано быстро и жестоко. С тех пор поговаривают, что Амброзий поступил так из мести за своего давно убитого брата.

Я не верю этому. Его натуре противно было хранить так долго горечь об утрате, кроме того, он был в первую очередь полководцем и хорошим боевым командиром, а уж потом человеком. Им двигала только необходимость, и, в конце концов, жестокость самого Вортигерна.

Амброзий осаждал крепость обычным способом около трех дней. Там, где это возможно, он поднял наверх осадные машины и попытался прорвать оборону. Ему и правда удалось пробить две бреши во внешнем валу над тем, что по-прежнему зовут Дорогой Римлян, но когда он оказался перед внутренним валом, а его войска под обстрелом осажденных, он дал приказ отступать. Когда он осознал, сколько времени может занять осада и увидел, как даже за эти три дня стали потихоньку покидать его и действовать сами по себе британские войска — будто охотничьи псы, до которых дошел слух о саксонских зайцах, — тогда он решил не терять времени на осаду. Он отправил Вортигерну человека с предложением условий сдачи.

Вортигерн, видевший, должно быть, уход части британских войск и прекрасно понимавший положение, в котором оказался Амброзий, расхохотался и отправил посланца назад без ответа, но отрубив ему перед тем кисти рук и привязав их, завернутыми в окровавленную тряпку, к его поясу.

Шатаясь, гонец вошел в палатку Амброзия сразу после захода солнца на третий день осады и едва смог продержаться на ногах, чтобы передать то единственное сообщение, которое ему было велено доставить Амброзию.

— Они сказали, милорд, что ты можешь стоять здесь, пока вся твоя армия не растает и ты не окажешься таким же безруким, как я. У них много припасов, милорд, я видел, и воды…

Амброзий сказал лишь одно:

— Он сам приказал сделать это?

— Королева, — ответил посланец. — Это королева.

С этими словами он упал к ногам Амброзия, и из сочащейся кровью тряпицы у него на поясе выпали на пол две отрубленные кисти рук.

— Тогда мы выжжем это осиное гнездо с королевой и всеми, кто там есть, — произнес Амброзий. — Позаботьтесь о нем.

В тот же вечер, к явному удовольствию гарнизона крепости, осадные машины были убраны с Дороги Римлян и из брешей во внешнем валу. Вместо этого в проломы заложили огромные кучи хвороста и рубленых веток, а армия туже сжала кольцо вокруг вершины горы, и встал в ожидании круг лучников, готовый сразить каждого, кто попытается спастись бегством. В час затишья перед рассветом был отдан приказ. Со всех сторон на крепость обрушился дождь стрел, с привязанными к наконечникам пылающими промасленными тряпками.

Остальное свершилось быстро. Постройки там были по большей части деревянными, а двор загроможден телегами, запасами продовольствия, животными и фуражом для них. Все это тут же вспыхнуло. Когда разгорелся пожар внутри крепости, то подожгли хворост снаружи крепостных стен, и всякий, пытавшийся убежать от огня и прыгавший со стены оказывался снаружи перед стеной огня. А за этой стеной стояло железное кольцо армии.