Читаем без скачивания Опасные удовольствия - Наталия Левитина

Костя лег поудобнее на диване и закрыл глаза. Образ прекрасной Дирли-Ду витал перед ним и даже притуплял чувство голода. При всей своей шикарности, Дирли-Ду не казалась недоступной, она была мила и близка, и единственной преградой к ней был сыщик Пряжников. Нет, вспомнил Константин, кроме Пряжникова еще отсутствие денег. Проклятое отсутствие денег. На Дирли-Ду у него денег нет. И чтобы купить пожрать тоже нет.

Подгоняемый паническими воплями пустого желудка, оголодавший Костя поднялся с дивана и отправился к Танечке Литейник.

– Есть хочу, – признался Костя с порога. Таня была непривычно грустна. – Ты скучаешь?

– Да. И ем торт. Будешь грибные котлеты? Костя взвился до потолка от подобной перспективы. Пренебрегая нормами этикета, он стремглав ринулся на кухню и к моменту, когда там появилась Татьяна, уже перекладывал со сковороды на тарелку третью котлету.

– Еще вот соус специальный, – пододвинула Таня к Костиному локтю продолговатое фарфоровое корытце.

– А хлеб есть? – пошарил глазами в пустой хлебнице капитан. И не успела Таня подняться с места, вскочил, схватил с соседнего стола нож, батон и откромсал половину.

– Бедный, как ты проголодался, – посочувствовала Таня, возвращаясь к своему торту.

– И денег нет, – прочавкал котлетой Костя.

– Я знаю. Мне Максим пожаловался, как ты его разорил.

– Максим?

– Он был здесь. Мы с ним познакомились в пятницу, когда я зашла к тебе. Очень зол на тебя.

– Нашел из-за чего злиться. Казино для того и существует, чтобы спускать деньги.

– Он собирался купить новую «семерку». Костя, а что у тебя с Дирли-Ду? – немного смущаясь, спросила Таня.

– С Дирли-Ду? Ничего. Можно я еще себе положу? – жалобно попросил капитан.

– Ну конечно!

Надо было обладать Таниным трудолюбием, чтобы налепить и нажарить такое гигантское количество котлет – хватило и на проглота Колотова, и на вечно голодного Смирнова, и на саму чревоугодницу Татьяну.

– Она красивая, – заметила Таня. Константин чмокнул соусом и отрубил себе еще четверть батона.

– Очень стройная. Длинноногая. Максим сказал, что она подруга какого-то Андрея, твоего знакомого.

– Да, к сожалению. Я бы хотел, чтобы она была моей подругой. Но она подруга Андрея, и с этим ничего не поделаешь.

Костя наконец отвалился от стола, как натрескавшаяся пиявка.

– Тань, извини меня, подлеца, объедаю тебя, как последняя скотина.

– Да брось ты, Костя! – возмутилась Татьяна. – Я думала, ты еще торта съешь.

– Съем! – торопливо согласился Костя. – И чаю выпью, да?

– Какой ты милый, – вздохнула Таня. – Мне всегда так тебя жаль, когда ты приходишь ко мне такой голодный. Женился бы на Марусе, она бы тебя кормила.

– Ну нет, – возмутился Константин. – С твоей Марусей умрешь с голоду. Она ленивая.

«И к тому же в данный момент переключилась на Максима», – добавила про себя Таня.

– Ты, наверное, мечтаешь жениться на Дирли-Ду? – сказала она вслух.

Костя вздохнул.

Остатки торта они доели в полном молчании. Каждый задумался о своем: Константин – о волшебной, неотразимой Дирли-Ду, Татьяна – о том, что не сумела достаточно заинтересовать такого обаятельного, понравившегося ей Макса.

Глава 40

Траектории друзей пересеклись во дворе колотовского дома.

Макс держал в руках какую-то продолговатую, видимо, тяжелую коробку и явно избегал встречи с Пряжниковым. Андрей грудью преградил ему дорогу.

– Куда чешешь? – удивился он. – Что несешь? Меня не видишь?

Максим остановился и недовольно посмотрел на друга, так, словно Пряжников был какой-то облезлой кошкой, или ничтожным зябликом, или засохшей травинкой.

– Ты, Эндрю, как всегда, некстати.

– А где ты был вчера вечером? Я звонил.

– Я отсутствовал.

– Я заметил.

– Познакомился кое с кем. Был в гостях.

– У своей новой пассии Татьяны?

– И не только.

– А что у тебя в руках? – Пряжников бесцеремонно потянулся к свертку и попытался отобрать его у Макса. Макс вырвался и отпрыгнул в сторону.

– Ну что ты ко мне всегда пристаешь? – воскликнул он. – Что тебе вообще надо в моем дворе?

– К тебе шел, – обиженно ответил Андрей, оскорбленный в лучших чувствах. – Пива купил, «Балтика» шестой номер, думал, порадовать тебя после тяжелого рабочего дня, думал, посидим побеседуем…

Андрей щелкнул замком кейса и продемонстрировал другу шесть темных бутылок с алыми этикетками.

Глаза Макса вспыхнули, как у жертвы маниакально-депрессивного психоза. Если бы в раскаленных аравийских песках после недели блуждания ему предложили на выбор цистерну холодной воды или маленькую запотевшую бутылочку ледяного пива, он не задумываясь выбрал бы пиво. Максим заметно смягчился.

– А что ты несешь? – не унимался Пряжников.

– Да так.

– Ну что?

– Как ты утомителен! Подзорную трубу. Удовлетворен?

– Правда, что ли? – изумился Андрей. – Зачем она тебе?

Максим вздохнул. Легче было оторваться от стаи голодных койотов, чем отделаться от настырного, любопытного Пряжникова.

– Я хочу ее подарить, – признался журналист. – Кому?

– Нет, ну почему ты всегда так беспардонно вмешиваешься в мою жизнь?! – возмутился Максим. – Что? Как? Кому? Зачем? Брось свои ментовские замашки! Я не обязан тебе отвечать!

– Не обязан, – согласился Андрей. – А я не обязан поить тебя пивом. Ладно, бывай. Пойду. Я тебе не нужен. Не хочу навязываться.

– Нет, ну почему же! – засуетился Макс. – Постой. Не обижайся.

– Не нужен! Не нужен! – расстроенно повторил Андрей. – Лучшему другу не нужен!

– Пойдем ко мне, – кровожадно оглядывая кейс, предложил Максим.

– А кому труба? Скажешь?

– Скажу.

Они поднялись в квартиру Макса.

– Всего три литра, – вздохнул Колотов, – маловато.

Он достал из стенки две пивные кружки, высокие, с массивными ручками и блестящими конусообразными крышками.

– Я познакомился с девочкой, – начал он, выливая одну бутылку в кружку и наблюдая, как шевелится и лопается кремовая шапка пены над темной жидкостью. – Она посмотрела какой-то американский фильм, я не видел, в котором главная героиня через подзорную трубу наблюдает за жителями домов напротив. И возмечтала о таком неприличном занятии.

Пряжников стоял у окна и вертел в руках тяжелую, холодную и гладкую на ощупь трубу.

– Дорогая игрушка, – заметил он. – Девочка, наверное, тебе небезразлична?

– Оставь свои пошлые намеки.

– Ну почему? А где ты с ней познакомился?

– Делал как-то репортаж с конкурса красивых окорочков. Что-то вроде «Мисс Леванте-97», или «Голден леди», или «Омса» – в общем, девушки демонстрировали ноги в колготках и ноги в чулках.

Победительница получила полтонны рекламируемого товара. Хватит на всю оставшуюся жизнь.

– И ты, конечно, познакомился с самой длинноногой мисс? И она тебя так тронула, что решил подарить ей подзорную трубу?

– А вот и нет! – обрадовался Колотов. Ему было приятно хоть раз оказаться непредсказуемым, сломать шаблон пряжниковского восприятия. – Вот и нет! Совсем наоборот!

– Что значит совсем наоборот!

– У мисс я всего лишь взял короткое-интервью, на пару строк. А девчонка, для которой труба, сидела в проходе в инвалидном кресле. Понятно тебе? Уговорила родителей купить ей билет на шоу. Посмотреть на то, чего она лишена.

Пряжников был явно удивлен.

– Ну, вот в принципе и все. Разговорились. Интересная. Незаурядная. Сидит дома и круглосуточно читает. Решил подарить ей трубу. Родители такой подарок не осилят – дорого.

– Какой ты отзывчивый, Макс! – искренне восхитился Пряжников, но мнительный Колотов услышал в его голосе ехидство.

– Издеваешься!

– Нет, я правда восхищен!

– Издеваешься! – Максим боялся показаться сентиментальным.

– Ты добрый, Макс! – настаивал Пряжников.

– А по какому случаю пиво? – перевел журналист стрелки на персону самого сыщика.

– По какому? Да ни по какому.

– Просто так?

– Просто так. А вот на днях я получил письмо из Парижа. От Катерины. Тоже повод.

– Письмо от Катерины! О! Наверное, будет землетрясение. И ты так долго молчал! Неужто написала?

– Точно. Стоило мне изменить Катерине с Дирли-Ду, как я получил письмо. Если б я получил его раньше, то, возможно, был бы более устойчив к чарам Дирли-Ду.

– А зачем? – философски спросил Макс. – Зачем тебе быть устойчивым? К тому же ты не спал с Катериной и поэтому фактически не можешь ей изменить. Или спал? И мне не сообщил?!

– Как ты прямолинеен. Спал, не спал. Что за плебейские формулировки? Измена не только в предоставлении тела кому-то еще. Она в мыслях, желаниях и образах.

– Ах, какие мы деликатные! Ты мой утонченный барсучок.

– Почему барсучок? – удивился Андрей.

– Это я в приливе нежности.

– А…

– Ну и как там наша Катерина?