Читаем без скачивания Морской волк. Бог его отцов - Джек Лондон

— Гэмфри! — сказала она.

Прежний невыразимый ужас появился в ее глазах.

— Неужели… он? — пробормотала она.

Я кивнул головой.

Глава XXXIII

Весь день мы ждали, что Вольф Ларсен сойдет на берег. Это были мучительно тревожные часы. Каждую минуту то один, то другой из нас поглядывал на «Призрак». Но Вольф Ларсен не являлся. Он даже не показывался на палубе.

— Вероятно, у него болит голова, — сказал я. — Когда я уходил, он лежал на палубе. Он может пролежать так и всю ночь. Надо бы пойти и взглянуть на него.

Мод умоляюще поглядела на меня.

— В этом нет ничего опасного, — успокоил я ее. — Я возьму с собой револьверы. Вы знаете, что я унес со шхуны все оружие.

— Но остались его руки, его страшные, чудовищно сильные руки! — возразила она, а затем вскричала: — О Гэмфри, как я боюсь его! Не ходите, пожалуйста, не ходите!

Она положила свою руку на мою, и сердце мое забилось. В этот миг мои чувства, наверное, отразились на моем лице. О, милая! Она была так женственна в своей мольбе!

— Я не буду рисковать, — сказал я, — и только погляжу через борт.

Она серьезно пожала мне руку и отпустила меня.

В том месте палубы, где я оставил Вольфа Ларсена, его не оказалось. Очевидно, он спустился к себе. В эту ночь мы с Мод дежурили по очереди, так как не знали, что вздумает предпринять Вольф Ларсен. Он был способен на все.

Мы прождали день, и еще день, а он все еще не подавал признаков жизни.

— Эти головные боли… эти припадки… — сказала Мод к вечеру четвертого дня. — Быть может, он серьезно болен или умер. Или умирает, — договорила она, не получив ответа.

— Это было бы лучше всего, — ответил я.

— Но подумайте, Гэмфри, как тяжело должно быть ему в его смертный час!

— Может быть, — буркнул я.

— Я никогда не простила бы себе этого. Мы должны что-то сделать.

— Может быть, — повторил я.

Я ждал, с улыбкою думая о ее женской душе, которая заставляет ее заступаться даже за Вольфа Ларсена.

— Вы должны подняться на борт, Гэмфри, и выяснить это. Если же вы хотите смеяться надо мной, то даю вам на это мое согласие и прощение.

Я послушно поднялся и пошел к берегу.

— Будьте осторожны! — крикнула она мне вслед.

Я помахал ей рукой с палубы, а потом прошел на корму и крикнул вниз, в кают-компанию. Вольф Ларсен ответил мне, и когда он начал подниматься по лестнице, я взвел курок револьвера. Во время разговора я держал его на виду, но Вольф Ларсен не обращал на это никакого внимания. Физически он казался таким же, каким я в последний раз видел его, но был мрачен и молчалив. Те несколько слов, которыми мы обменялись, собственно, нельзя даже назвать разговором. Я не спросил, почему он не сходил на берег, как и он не спрашивал, зачем я явился на борт. Он сказал лишь, что голова у него прошла, и я оставил его в покое.

Мод выслушала мой отчет с видимым облегчением, а когда через некоторое время над камбузом показался дымок, она и совсем повеселела.

В ближайшие дни ничего не изменилось. Мы часто видели дымок, а иногда и самого Вольфа Ларсена на юте. Но он не делал попыток спуститься на берег. Мы знали это, так как продолжали сторожить по ночам. Его бездействие смущало и тревожило нас.

Так прошла неделя. В нашей жизни не было другого интереса, кроме Вольфа Ларсена, и его присутствие угнетало нас и мешало нам приводить в исполнение наши маленькие планы.

Но в конце недели дымок перестал подыматься над камбузом, и капитан больше не показывался на мостике. Я видел, что в Мод снова растет беспокойство за него, хотя она — быть может, из гордости — воздерживалась от повторения своей просьбы. Да и мне самому, хотя я чуть не убил этого человека, было тяжело думать, что он умирает один, когда так близко есть люди. Он был прав. Мой нравственный кодекс оказался сильнее меня. Тот факт, что у него были руки, ноги и тело, подобные моим, создавал запрет, который я не мог нарушить. Поэтому я не стал ждать, пока Мод снова попросит меня. Заметив, что нам не хватает сгущенного молока и мармелада, я объявил, что отправляюсь на борт шхуны. Я видел, что Мод вздрогнула. Она даже пробормотала, что эти продукты не так необходимы и что моя экспедиция за ними может оказаться безуспешной.

Взобравшись на палубу, я снял башмаки и пошел на корму в одних носках. На этот раз я не окликнул Вольфа Ларсена. Осторожно спустившись по трапу, я нашел кают-компанию пустой. Дверь из нее в каюту капитана была прикрыта. Сначала я думал постучаться, но, вспомнив о цели своего путешествия, воздержался. Избегая шума, я поднял крышку люка в полу и отложил ее в сторону. Запасы судовой лавки хранились в том же помещении, что и провизия, и я воспользовался случаем запастись бельем.

Поднявшись из кладовой, я услышал шум в каюте Вольфа Ларсена. Я притаился и стал слушать. Звякнула дверная ручка. Инстинктивно я отодвинулся за стол и взвел курок. Дверь распахнулась, и показался Вольф Ларсен. Я никогда не видел такого отчаяния, какое выражало его лицо — лицо Вольфа Ларсена, борца, сильного, неукротимого человека. Он ломал руки, как женщина, потрясал кулаками и тяжко вздыхал. Время от времени он проводил ладонью по глазам, как будто смахивая с них паутину.

— Господи, Господи! — стонал он.

Это было ужасно. Я весь дрожал, по спине у меня бегали мурашки, и пот выступил на лбу. На свете нет более страшного зрелища, чем вид сильного человека в минуту крайней слабости и упадка духа.

Но усилием своей необычайной воли Вольф Ларсен овладел собой. Это потребовало от него огромного напряжения. Все его тело сотрясалось, и он был похож на человека, охваченного нервным припадком. В голосе его прорывались рыдания. Когда ему удалось, наконец, вполне овладеть собой, он пошел к трапу своей обычной походкой, в которой все-таки чувствовалась нерешительность и слабость.

Теперь я начал бояться за себя. Открытый люк находился прямо на его пути, и, обнаружив, что крышка поднята, Вольф Ларсен тотчас узнал бы о моем присутствии. Я не хотел, чтобы он нашел меня в такой трусливой роли, притаившегося на корточках на полу. Но у меня оставалось еще время. Я быстро встал и совершенно бессознательно принял вызывающую позу. Но Вольф Ларсен не видел меня. Не заметил он и открытого люка. Прежде чем я мог вмешаться, он занес ногу над отверстием. Но, почувствовав под собой пустоту, он мгновенно превратился в прежнего Вольфа Ларсена, и его мускулы тигра могучим прыжком перенесли его тело через люк. Широко раскинув руки, он грудью упал на пол. В следующий миг он подтянул ноги и откатился в сторону, прямо на приготовленные мною мармелад и белье.