Читаем без скачивания Жизнь поэта - Арнольд Гессен

Пушкин согласился участвовать в журнале. Ему необходимо было получить литературную трибуну, а новому органу участие Пушкина создавало авторитет. Он помещал в «Московском вестнике» свои стихотворения, но чувствовал себя в нем одиноко, тем более что ближайшие его литературные друзья - Вяземский, Жуковский, Дельвиг, Плетнев - оставались в стороне и, подобно Пушкину, философскому направлению журнала не сочувствовали.

Любомудры, как они сами себя называли, увлекались идеалистической философией Шеллинга, созерцательно относясь к действительности. Пушкин придавал большое значение «положительным познаниям», успехам просвещения и передовым настроениям общественного мнения.

В первом номере «Московского вестника» была напечатана сцена из «Бориса Годунова» - «Ночь. Келья в Чудовом монастыре».

* * *

Большой театр в Москве. С литографии 30-х годов XIX века.

В шумной, суетной Москве поэту часто вспоминалось тихое Михайловское. Вспомнилась няня Арина Родионовна, плакавшая навзрыд, когда фельдъегерь увозил его из Михайловского в Москву. Представляя себе, как она озабочена, волнуется, Пушкин написал:

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя!

Одна в глуши лесов сосновых

Давно, давно ты ждешь меня.

Ты под окном своей светлицы

Горюешь, будто на часах,

И медлят поминутно спицы

В твоих наморщенных руках.

Глядишь в забытые вороты

На черный отдаленный путь;

Тоска, предчувствия, заботы

Теснят твою всечасно грудь.

То чудится тебе . . . . . .

Все могло «чудиться» няне, все могло «чудиться» и Пушкину...

Потрясенный казнью пяти, жестокой расправой царя с восставшими, он все чаще и чаще обращается теперь в своих произведениях к памяти декабристов.

22 декабря 1826 года в доме В. П. Зубкова Пушкин написал стихотворение «Стансы». Питая все еще иллюзии насчет политических обещаний Николая I, Пушкин побуждает его следовать примеру своего пращура, Петра I.

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни;

Начало славных дней Петра

Мрачили мятежи и казни.

Но правдой он привлек сердца,

Но нравы укротил наукой,

И был от буйного стрельца

Пред ним отличен Долгорукой.

Самодержавною рукой

Он смело сеял просвещенье,

Не презирал страны родной:

Он знал ее предназначенье.

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник.

Семейным сходством будь же горд;

Во всем будь пращуру подобен:

Как он, неутомим и тверд,

И памятью, как он, незлобен.

Иллюзии эти дорого обошлись Пушкину - даже в близких поэту кругах их сочли изменой прежним убеждениям поэта.

Пушкин ответил на это позже новыми стансами - «Друзьям»:

Нет, я не льстец, когда царю

Хвалу свободную слагаю:

Я смело чувства выражаю,

Языком сердца говорю.

. . . . . . . . . . . . .

Я льстец! Нет, братья: льстец лукав,

Он горе на царя накличет,

Он из его державных прав

Одну лишь милость ограничит.

Он скажет: презирай народ,

Глуши природы голос нежный.

Он скажет: просвещенья плод -

Разврат и некий дух мятежный.

Беда стране, где раб и льстец

Одни приближены к престолу,

А небом избранный певец

Молчит, потупя очи долу.

Стихи эти Пушкин направил Николаю I. Бенкендорф сообщил поэту, что «его величество совершенно доволен» стихотворением, но положил на нем резолюцию: «Это можно распространять, но нельзя печатать».

Царь понял, что три последние четверостишия заключают в себе целую политическую программу: противопоставляя себя льстецам, Пушкин проповедует защиту народных прав и просвещения, свободное выражение мнения...

В первую годовщину казни декабристов, стремясь выразить свое сочувствие, преданность и верность делу декабристов, Пушкин создает стихотворение «Арион». В основу его он положил миф о спасении дельфином греческого поэта и музыканта Ариона, прикрыв таким образом политический смысл стихотворения:

Нас было много на челне;

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

В глубь мощны весла. В тишине

На руль склонясь, наш кормщик умный

В молчанье правил грузный челн;

А я - беспечной веры полн, -

Пловцам я пел... Вдруг лоно волн

Измял с налету вихорь шумный...

Погиб и кормщик и пловец! -

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою,

Я гимны прежние пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.

* * *

Значительное общественное место в пушкинскую пору занимал в Москве салон «царицы муз и красоты» Зинаиды Волконской на Тверской, 14, у нынешней площади Пушкина. Построенный выдающимся русским зодчим М. Ф. Казаковым, но совершенно изменивший уже свой внешний и внутренний облик, дом ее сохранился до наших дней. Картины лучших мастеров, живописные плафоны и античные статуи украшали комнаты салона. В театральном зале, на фронтоне сцены, искусно была выведена латинская надпись: «Смеясь, высказывать истину». По сторонам висели портреты Мольера и известного итальянского композитора Чимарозы, служившего в конце XVIII века при русском императорском дворе.

В этом «римском палаццо у Тверских ворот», писал П. А. Вяземский, «соединялись представители большого света, сановники и красавицы, молодежь и возраст зрелый, люди умственного труда, профессора, писатели, журналисты, поэты, художники. Все в этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Бывали в нем чтения, концерты, дилетантами и любительницами представления итальянских опер. Посреди артистов и во главе их стояла сама хозяйка дома...».