Читаем без скачивания На изломе - Олег Бажанов

Как и было условлено, за пятнадцать минут до начала артобстрела с позиций федеральных войск заработали пулеметы. Затем прошелестели мины, и среди укреплений дудаевцев несколько раз ухнули взрывы. Несмотря на начавшуюся стрельбу, выстрел чеченского снайпера прозвучал для Иванова неожиданно. Звук выстрела из винтовки СВД отличается от выстрела автомата Калашникова и звучит сухо и хлестко. Передергивая затвор автомата, Иванов подал отмашку снайперу: «Стреляй!». Почти сразу Иванов перевел переключатель темпа стрельбы с автоматического огня на одиночный. «Только бы успеть! Только бы не дать ему сделать второй выстрел!» – стучало в голове Иванова, пока он ловил спину вражеского снайпера в прицел. Но все-таки Иванов не успел: чеченский снайпер произвел второй выстрел. В то же мгновение рядом справа «хлестнула» СВД, и Иванов увидел, как дернулся сраженный пулей мотострелка напарник вражеского снайпера. Чеченский снайпер резко обернулся на звук прозвучавшего выстрела. В этот момент Иванов, совместив мушку прицела с нижней половиной туловища врага, нажал на спуск. Чеченец откинулся на спину, привалившись к каменной кладке. Между двумя выстрелами не прошло и секунды. Теперь под музыку перестрелки между федеральными и чеченскими позициями группа могла немного расслабиться и размять затекшие кости.

– Надо бы за трофеями сходить, – предложил подползший к Иванову Козлов. – Там снайперская винтовочка и еще чего-нибудь.

Иванов посмотрел вниз. До двух тел, лежащих без признаков жизни, было метров пятьдесят. Боевики, увлекшись ответным огнем по федеральным войскам, скорее всего, не обращали внимания на высотку в стороне. Иванов решил использовать момент и преимущества крутого склона, непростреливаемого с чеченских позиций.

– Козлов, засекаешь координаты чеченских минометов! Снайперу – работать по позициям противника! – приказал Иванов. – А я сползаю за трофеями.

Иванов полз, стараясь не отрывать тело от камней. Сам выступ, на котором неподвижно лежали два тела, хорошо просматривался боевиками. Иванов очень надеялся, что в суматохе боя чеченцы не вспомнят о своих снайперах. Подползая к сраженным врагам, Иванов услышал хриплый стон. Тот, в кого стрелял Иванов, был еще жив. Иванов, достав пистолет и взведя курок, подполз ближе и присел на корточки. В нос ударил запах свежей человеческой крови. Снайпер полулежал, привалившись спиной к невысокой каменной кладке. Правая нижняя сторона его камуфляжа вся пропиталась кровью. Отверстие от пули виднелось над офицерским ремнем в районе печени. Но самое страшное – Иванов сразу понял, что перед ним женщина. Точнее, девушка. Чеченка. Он никогда не стрелял в женщин!

– У-у-у! – схватившись за голову, простонал Иванов.

Второй чеченец, которого сразил солдат-снайпер, полусидел рядом в луже собственной крови, упершись лбом в зеленой повязке в каменную стену около бойницы. Бинокль валялся перед ним. Пуля солдата-снайпера вошла точно в позвоночник между лопаток. Этот чеченец не мучился.

– А-а! – снова издала тяжелый хриплый стон девушка.

Сквозь стрельбу этот стон показался Иванову самым громким в мире! Иванов видел умирающих людей, и в том, что эта чеченка умрет, у него не было сомнений. Но что сейчас творилось у него в душе? Он убил женщину! Убил женщину! Он уже не видел врагов. Перед ним лежал страдающий человек. Нужно было прекратить его мучения, но у Иванова не поднималась рука.

– Господи, прости меня! – встав на колени прямо в кровь и подняв глаза к небу, взмолился Иванов. – Прости, Господи!

Позабыв о бое, он стоял на коленях и, не мигая, смотрел расширенными глазами на умирающую чеченку. Издав стон, она посмотрела на Иванова из-под чуть приоткрытых век.

– Стреляй, Иван! – одними губами произнесла девушка.

Иванов бросил пистолет и стал судорожно разрывать свой медицинский пакет первой помощи.

– Будешь жить! Будешь жить! – зло твердил Иванов, разрезая ножом пропитанный кровью комбинезон. – Будешь жить!

Он сделал ей обезболивающую инъекцию. Затем, сняв с нее ремень с гранатами и срезав низ куртки, оголил рану и увидел выходное пулевое отверстие в районе правой почки. Руками, перепачканными кровью и грязью, он оборачивал чеченку бинтом, тут же густо напитывающимся бурой массой.

– Ты должна жить! Слышишь? – говорил он теряющей сознание девушке.

– Застрели, Иван! – просила раненая.

Иванов понимал, что с такой потерей крови она не выживет. Нужна срочная операция. Иначе все его усилия тщетны. Но он хотел ее спасти. Он должен был ее спасти! До позиций батальона – всего пятьсот метров. А там санбат. Он должен успеть. Он ее донесет! Иванов поднял теряющую сознание раненую на руки, встал во весь рост и сделал первый нетвердый шаг. «Лишь бы не упасть. Лишь бы успеть!» – стучало в голове.

– Иванов! Саня! – сквозь стрельбу услышал он с вершины высотки крик Козлова. – Ты куда? Давай к нам!

– Повоюйте пока без меня! Я скоро! – сорвавшимся голосом прокричал Иванов и, осторожно держа свой груз, стал спускаться по еле проглядывающей между камней тропинке.

Он не сделал и десяти шагов, когда услышал противный резкий вой и увидел высокие фонтаны разрывов, поднявшихся через секунду за позициями боевиков. Страшный грохот больно ударил в уши, оглушая и с резонансом отдаваясь по всем внутренним органам. Иванов ощутил подрагивание скал под ногами от каждого взрыва. Стрельба с обеих сторон, как по команде, стихла.

– Это что? – прокричал Иванов в повисшей глухой тишине в сторону высотки.

– Пушки… Гаубицы… – ответили оттуда сразу несколько голосов. – Пристреливаются пока. Сейчас врежут!

В этот момент картина чего-то очень страшного пронеслась в голове Иванова.

– Все вниз! – закричал он, испытывая нехорошее предчувствие. – Вниз с высоты!

Но было уже поздно. Исполняя свою страшную песню смерти, новые снаряды целыми партиями стали ложиться перед позициями боевиков, накрывая все большую площадь. В уши ударил вал оглушающего рева и грохота, земля закачалась под ногами. И вдруг какая-то мощная сила, забив мелкой каменной крошкой и песком рот и глаза, опаляя лицо и волосы и обжигая тело, не давая выдохнуть, оторвала Иванова от земли, закружила, вырвав из рук ношу, перевернула несколько раз и ударила о камни…

Последнее, что помнил Иванов, – это рев, пекло, боль, гудение и дрожь земли…

VI. Госпиталь

Его привезли в операционную прямо с самолета: беспокойство врачей вызывала распухшая, порванная в двух местах правая нога. Он не успел рассмотреть госпиталь – из машины на носилках его внесли прямо в хирургическое отделение. Зато сразу же безошибочно определил, куда его доставили, по специфическому запаху операционной. Наркоз окутал зовущей пустотой…

Когда Иванов открыл глаза, стоял день. Он это понял, потому что кровать располагалась возле окна, шторы были раздвинуты, одна половина оконной рамы приоткрыта. Оттуда доносился шум проезжающих машин, и к запахам больничной палаты примешивались запахи летнего дня. «Значит, еще жив», – пришла первая мысль. Помня о боли, он осторожно осмотрел себя: левая рука в гипсе, обе ноги просматривались под простыней. Пока все шло хорошо. Иванов сжал и разжал пальцы правой руки: рука шевелилась, но воспринималась как чужая. Он пошевелил ступнями ног и вдруг, как удар током, почувствовал проскочившую боль в правой ноге от пятки до колена. Вместе с этим пришло ощущение боли во всем теле. Но такую боль можно было терпеть, если не шевелиться. Если болит, значит – живой.

– Очухался, летун? – донесся справа спокойный голос. Медленно повернув голову, Иванов осмотрелся: ближайшим соседом был широкоплечий богатырь, полулежавший на кровати, опираясь на подушки.

– Очухался? – глядя на Иванова, богатырь повторил вопрос и, отложив книгу, обратился к кому-то:

– Позовите дежурную сестру.

В палате находились еще четверо мужиков: двое лежачих и двое способных передвигаться на своих собственных ногах. Один из них скрылся за дверью, а другой подошел к кровати Иванова. Пора было подавать признаки жизни, и Иванов решил поздороваться:

– Ф-физкульт-привет, славяне!

– Привет, спортсмен! – мужики по-доброму улыбнулись. В этот момент в палату вошла симпатичная медсестра.

– Что тут у нас за радость? – полусерьезно поинтересовалась аккуратненькая «фея» во всем белом. Ходячий указал пальцем на Иванова.

– Вот мы и ожили! – обратилась она к Иванову таким тоном, которым говорят с грудным младенцем, когда тот начинает неожиданно сидеть.

– А он разговаривает, – сообщил большой сосед с кровати рядом. – Давай, поздоровайся с девушкой!

Иванов молча смотрел на сестру. Ему нравились ее внешность, снежная белизна ее халата, весь ее образ: такой мирный и чистый.

– Вы меня слышите? – «фея» присела на краешек кровати и, взяв его правую руку своими нежными прохладными пальцами, нащупала пульс.