Читаем без скачивания Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

Царица нахмурилась:

— Вы посол императора в Кислеве или нет?

— Посол, — согласился Каспар.

— А раз вы его посол, то говорите от его имени, не так ли?

— Да, так. — Каспар понял, что попал в умело расставленную ловушку, но теперь уже не знал, как выдернуть голову из петли.

— Тогда скажите мне, что сделал бы ваш император, если бы ситуация была иной, если бы Империю раздирала война, а ему бы предложили бросить свою страну, пока враги убивают его людей и сжигают их дома?

Каспар помедлил, прежде чем заговорить, хотя твердо знал ответ на вопрос царицы.

— Он бы отказался ехать, ваше величество, — сказал Каспар под яростное пыхтение Спицзанера и тяжкий вздох эмиссаров императора. — Карл-Франц человек чести, король-воин, и пока сердце его бьется, он не покинет свой народ.

Царица кивнула и улыбнулась так, словно точно знала, какой ответ даст Каспар. Она поднялась с трона и обратилась непосредственно к представителям императора:

— Можете передать своему правителю, что я благодарю его за приглашение, но, к сожалению, должна отклонить его. Мне надо спасать свою землю, и я не могу оставить ее, когда северные племена идут на нас войной. Я пошлю с вами в Альтдорф моих самых верных слуг, и они будут говорить на предстоящем совете от моего имени.

Царица грациозно поклонилась мужчинам, повернулась и так же изящно удалилась за золоченые двери, туда, откуда пришла; ее телохранители последовали за ней. Когда тяжелые створки захлопнулись, рыцари в бронзовых доспехах открыли вход, ведущий в вестибюль Зимнего Дворца, и застыли на страже по обе стороны коридора. Отпущенные таким образом, Каспар и его соотечественники уныло покинули Зал Героев под неизменными взглядами царей и ханш Кислева.

Каспар покачал головой, когда к нему бросился грум, чтобы забрать поводья Магнуса, спешился и сам повел коня к конюшне возле посольства. Заметив, что сопровождавшие его во дворец стражники застонали при мысли о том, что возвращение в тепло посольства откладывается, он бросил им:

— Идите. Я недолго.

Охранники с радостным видом удалились, предоставив Каспару самому открыть скованную морозом дверь конюшни и ввести мерина внутрь. Он замерз и устал, но нервы посла были слишком натянуты, чтобы думать сейчас о сне. Он нагнулся, поморщившись от хруста в колене, расстегнул подпругу Магнуса, снял с коня тяжелое кожаное седло и повесил его на ближайшие перила.

Посол скормил коню пару горстей зерна, затем взял жесткую щетку и принялся чистить своего скакуна, приводя в порядок его шкуру и расчесывая гриву, каждым движением снимая с себя стресс минувшего дня.

Хоть он и знал, что не мог дать царице никакого другого ответа, Каспар размышлял о том, захочет ли император посмотреть на случившееся с этой же точки зрения, когда Мишленштадт и Ботнер вернутся в столицу и доложат правителю об отказе Ледяной Королевы присоединиться к Конклаву. Спицзанер и эмиссары, покидая Зимний Дворец, были в ярости.

— Да проклянет тебя Сигмар, фон Велтен! — ругался Спицзанер, его обычно бледное лицо побагровело от гнева. — Ты хоть представляешь, что наделал?

— Я не сказал ничего, чего бы царица не знала, — заметил Каспар.

— Дело не в том, — сказал Мишленштадт, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал ровно.

— Да, не в том, — согласился Ботнер, качая головой. — Посол — это не просто глас императора при чужеземном дворе, посол диктует его волю. Вы не должны были говорить то, что сказали, это было совершенно неуместно.

— То есть я должен был солгать?

Ботнер вздохнул, словно его вынуждали объяснять нечто очевидное слабоумному дурачку:

— Мы живем в темные времена, посол, и иногда ценности, которые мы лелеем в мирное время, скажем так, видоизменяются в пору раздоров. Если мысль о том, чтобы солгать, оскорбляет вас, вы могли бы просто не говорить определенной правды, способной повлиять на решение царицы.

— Не говорить правды? С каких же пор это не является ложью? — осведомился Каспар.

— В придворной политике это отличие иногда весьма существенно, — сказал Мишленштадт.

— Она не поехала бы в Альтдорф вне зависимости от моих слов.

— Мы не знаем этого наверняка, фон Велтен! — рявкнул Спицзанер. — Не сомневайтесь, император услышит о том, что случилось сегодня.

— Не сомневаюсь.

Каспар устал уже от самого голоса Спицзанера. Генерал и эмиссары, не сказав больше ни слова, разъехались по своим городским квартирам в сопровождении солдат-алебардщиков, покинув Каспара и его охранников, направившихся через площадь Героев к посольству.

Ночь была холодной, но без того пронизывающего мороза, властвовавшего всю зиму, и хотя зима еще не разжала ледяной хватки, стиснувшей Кислев, ясно было, что она определенно отступает.

Каспар работал в поте лица, поэтому, закончив чистить Магнуса, ощутил на своей коже покалывание морозца. Он набросил на спину коня толстое цветастое одеяло, чтобы оно согревало животное всю ночь, и вышел из конюшни, тщательно задвинув за собой щеколду.

По слякоти двора посол побрел к черному ходу здания, которым пользовались слуги, решив перекусить и хлебнуть немного квасу. Каспар толкнул дверь, удивив своим появлением собравшихся в задней комнатушке играющих в карты слуг. Они засуетились, делая вид, что очень заняты, но Каспар велел им вернуться к игре и, сам стащил сапоги и сбросил плащ.

Задумав отнести в свою комнату легкий ужин, он тихо выругался, вспомнив, что в посольстве нет кваса; Софья позаботилась о том, чтобы спиртное, все до капли, вылили в сточную канаву, дабы не искушать Павла.

Каспар пожал плечами. Что ж, наверное, это к лучшему; в данный момент алкоголь — последнее, что ему нужно. Возможно, сегодня вечером он вбил завершающий гвоздь в крышку гроба своей карьеры посла, но будь он проклят, если собирается встретиться с последствиями случившегося с похмелья. Он отрезал несколько ломтей хлеба, сыра и ветчины, приготовил сладкий травяной отвар, взял свечу и, прихватив все это, зашагал вверх по лестнице в свою спальню.

Коридоры тускло освещали сальные огарки, мигающие на дующем снизу сквозняке, здесь было тихо, и Каспар этому радовался. Он не желал сегодня ни с кем разговаривать — хорошо бы просто урвать пару часов сна до того, как забрезжит рассвет.

Он открыл заднюю дверь своих покоев и поставил ужин на столик возле кровати. Посреди постели виднелся округлый выступ — бронзовая грелка, наполненная горячими углями, согревала простыни. Посол наклонил свечу, взятую из кухни, чтобы зажечь лампы по бокам от кровати.