Читаем без скачивания Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл - Михаил Казовский

- Слово рождённого в Вуколеоне.

Сын Берладника тоже дружески стиснул руку аристократа:

- Янка моя сестра, и надеюсь, что ей не придётся туго под твоей властью.

- Ты об этом говоришь как о деле решённом, словно завтра мне въезжать в Константинополь императором! Может, ничего не получится и умру в Понтийских горах?

- Я на всякий случай. - Вспрыгнув на коня, молодой человек воскликнул: - Счастлив будь, Андроник!

- Да и вы не держите зла, - отвечал вельможа с грустью в голосе.

Цоканье копыт смолкло в темноте.

Будущий монарх чувствовал: с этими двумя он уже не встретится.

Глава шестая

1

Болеслава доносила второго ребёнка и благополучно разрешилась от бремени в сентябре 1172 года. Мальчика назвали по-славянски Ярославом, а по святцам Василием.

Но его родители вскоре разошлись окончательно. Мать и новорождённый продолжали находиться в княжеском дворце в Галиче, а Владимир-Яков, поругавшись с отцом переехал в Болшев. Вскоре к нему от мужа-священника убежала попадья Поликсения с сыном Георгием. Ничего подобного общество не знало давно, со времён любви Осмомысла и Настеньки.

Ольга Юрьевна попыталась было всех примирить. Первым делом посетила супруга, вставшего недавно после простуды и поэтому слабого ещё, бледного и хмурого. Князю исполнилось сорок два, стригся он теперь коротко, а зато отпустил довольно длинную бороду. Видел хуже прежнего, даже изумруд плохо помогал, а другой, посильнее, заказали в Царь-граде недавно и ещё не доставили. Посмотрел на вошедшую княгиню тусклыми глазами и не поздоровался. Женщина спросила:

- Как себя чувствуешь, батюшка, мой свет? Галицкий правитель неопределённо взмахнул рукой.

- Выглядишь получше. Третьего дня вовсе походил на покойника.

- Вот спасибо, утешила!

- Говорю без обиняков. Коль уж ты пошёл на поправку, можно потолковать о делах. Как нам Яшенькину совесть пронять, прямо не приложу ума - тошно, неприятно. Чем его прижучить?

Ярослав огорчился ещё больше. Тяжело вздохнул:

- Он давно отбился от рук. В том вина моя. Проглядел, не понял. Не увлёк примером. Не наставил на путь истинный. Не сумел воспитать, занимался собою и заботами княжества, а родному сыну не привил уважения ни к делам, ни к наукам.

Долгорукая не стала отрицать очевидного, потому что была с ним согласна. И ещё со своей стороны с лихостью добавила бы целый ряд обвинений. Но в раздоре не ощущала надобности и поэтому произнесла философски:

- Что ж теперь себя упрекать! Прошлого не вернёшь. Надо думать о настоящем. Может, по церковной линии действовать? Нового епископа Кирилла упросить отправиться в Болшев и поговорить с охламоном? Заодно пристыдить дуру Поликсению?

- Можно, да не думаю, что поможет. Коль у них любовь…

- Ах, «любовь, любовь»! - наконец не выдержала она.

Что папаша, что сын - только про любовь и толкуют! Не любовь, а похоть - коли говорить своими словами! - Ты опять за своё… Потому как не ведаешь настоящей любви, к сожалению.

- А моя к тебе - нешто ложная?

Он молчал, не желая ввязываться в ничего не стоящий спор. Женщина решила тоже не развивать скользкой темы и опять свернула на сына:

- Значит, ты оправдываешь Якова?

Осмомысл обхватил туловище руками и сидел согбенный. Произнёс негромко:

- По-житейски я его понимаю. Но по-княжески и по-христиански извинить не могу. Примирюсь, если бросит пить и блудить, возвратится к Ваське и Болеславе. А иначе власть ему завещать не вправе.

Ольга Юрьевна сразу ощетинилась:

- Всё-таки Настасьич?

Муж взглянул на неё близоруко, холодно:

- Почему бы нет? С новым епископом Кириллом я провёл уже разговор. В случае чего, Церковь узаконит Олегово положение, я издам указ…

- Коли ты пойдёшь на такое, - жёстко отрубила княгиня, - мы с тобой снова разойдёмся. И уже навсегда.

- В монастырь уйдёшь? - кашлянул правитель.

- Может, в монастырь.

- Ладно, не горячись раньше времени. - В голосе его прозвучали добрые нотки. - Лучше поезжай в Болшев, потолкуй с Яшкой, попытайся усовестить, пронять. Вдруг получится?

- Хорошо, подумаю.

Но сначала она пошла к Болеславе. Та сидела на лавке и внимательно наблюдала, как малыш сосёт тучную белёсую грудь кормилицы, с жадностью хватая тёмно-красный сосок. Подняла на свекровь серые в зелёную крапинку глаза:

- Здравствуй, маменька.

- Здравствуй, здравствуй, доченька. - Подошла, коротко коснулась щекой щеки, села рядом. - Васька-то прожорлив, как я погляжу.

- Шалопай да буян. Что ни час, просит титьку. Скоро нам одной кормилицы станет мало.

Бабушка рассыпчато рассмеялась:

- Да хоть десять! Лишь бы вырос настоящим орлом. Не в пример отцу… - Выждала мгновенье и заговорила опять: - Князь меня направляет в Болшев. Буду увещевать сына. Может быть, вдвоём?

У черниговки на лице появилось брезгливое выражение словно бы княгиня предложила ей что-то неприличное:

- Не подумаю даже! И тебе, матушка, мой свет, не советую. Не послушает да ещё унизит; будучи в подпитии - даже обхамит. Или ты не знаешь? Мне, по правде сказать, без него даже лучше: меньше огорчений, больше времени для родного дитятки.

- Так-то так, - согласилась старшая, - да не так-то вовсе. Муж с женой должен проживать вместе. А тем более - княжич и княжна. Осмомысл без конца грозит завещать престол своему Настасьичу. Надо что-то делать.

Как желаешь. Я и пальцем пошевелить не хочу. Выдали меня по расчёту, словно вещь продали на торжище; стало быть, какая тут сердечная склонность? Только равнодушие. Ну, уехал, живёт с другой, мне от этого ни жарко ни холодно.

- Но у вас Васятка. Как он без отца?

- Как-нибудь осилим. Я ему передам свои знания, чем живу и о чём мечтаю. Может быть, и дедушка Ярослав мудростью поделится.

- Он поделится, как же! - зло ответила Долгорукая. - Думает о себе одном. Или книги читает из Царя-града, или туров гоняет в Тысменице. А семья для него - нуль без палочки.

Болеслава ей возразила - мягко, но уверенно:

- Ты несправедлива, матушка, мой свет. Галич Ярославом может гордиться. Да, в отличие от других князей, он не ходит в походы, не воюет со степняками, не пирует с дружиной по многу ден. Но хозяйство его в порядке. Правосудие вершится исправно. На границах спокойно. Урожаи отменные, и торговля идёт привольно. Люди богатеют! Ну, а то, что Бог не создал его образцовым родителем и мужем, - ничего не поделаешь. Совершенных людей не бывает.

Ольга Юрьевна только фыркнула:

- Расписала - ух! Настоящее житие святого! Иль сама к свёкру прикипела? - посмотрела едко.

- Ой, о чём ты! - вспыхнула невестка. - Он в отцы мне годится. Я его уважаю как родителя и великомудрого князя. Боле ничего.

- Знаю, знаю, просто так съязвила. Складно говоришь - хоть сегодня его причисляй к лику праведников, а со стороны глядючи, он и впрямь выглядит солидно. Но попробуй, поживи бок о бок с таким блаженным!.. Ну, молчу, молчу. Значит, не поедешь со мною в Болшев? Что да, тогда не сетуй, коли у меня ничего не выйдет!

В тот же день заглянула княгиня в дом батюшки Георгия, чтобы посоветоваться с Матрёной: как им быть с Поликсенией? Попадья сидела при разговоре вся пунцовая, только причитала:

- Вот позор-то, позор, лучше провалиться сквозь землю! Ведь такая дочечка была славная, все молитвы знала назубок и по дому всё делала. Ну, конечно, по молодости захохочет прегромко, или побежит за околицу с девками водить хороводы, или заупрямится, коли не по ней. Так и мы были не спокойней в юные года! Но сынишку прижить от княжича? Да сбежать от родного мужа? Это ж страх Господень! Мы с отцом от этих вестей поседели аж!

- А поехали вместе в Болшев? - предложила гостья. - Каждая со своим чадом будет толковать. Может, так надёжней получится?

- И отца Дмитрия привлечь! Он ея супруг, пусть употребит власть. Коли надо - отхлестает вожжами! Чтобы знала, паршивка, как сбегать к полюбовничкам, Господи, прости!

- Нет, давай сначала по-бабьи, по-простому да по-хорошему. Вожжи припасём напоследок. Пусть сперва княжич от нея отвернётся.

- Неужели же отвернётся, матушка, мой свет? - с беспокойством спросила та, неизвестно чего желая больше на самом деле.

Ольга крякнула:

- Ах, понятия не имею, душенька, - может, с лестницы меня спустит.

- С лестницы? Тебя? Долгорукая отмахнулась:

- А с него станет, с губошлёпа! Ну, так едем, да?

- Я готова хоть сей момент.

- Значит, поутру завтра.

Был уже ноябрь, а погоды стояли нехолодные, снега не предвиделось вовсе, и колеса повозки грязь разбрызгивали в разные стороны, иногда увязая в липкой глине по самую ось. Голые деревья вроде бы стеснялись своей наготы. Рыже-бурый ковёр из опавших листьев набухал от сырой земли. Лишь вороны, не желавшие улетать на юг, бесконечно кружили в небе, каркали, как лаяли.