Читаем без скачивания Ненужная жена. Рецепт любви - Константин Фрес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но времени ждать не было. Чувство, что надо действовать быстро, жгло меня.
Альба была ранена, загнана в угол. Такие звери опаснее всего.
Оставшись без ключа, не имея возможности уходить тайными тропами, не имея тайного убежища, она нападет обязательно, пока магия не утекла сквозь пальцы, как вода.
Явится к Владу, чтобы добить его, ослабленного.
И, может, ее магии еще хватит на то, чтобы уйти…
— Нет уж, красавица! — шептала я сквозь зубы, отбирая лучшие цветы из своих сушеных трав. — Я тебе этого не позволю!
— Куда собралась?! — красавчик попытался помешать мне, когда я взяла корзинку и фонарь. — Не велено!
— Отойди с дороги! — рыкнула я. — Я свободная женщина! Тебе никто. Ты мне не муж, чтоб приказывать. И я слушаться тебя не обязана.
— Будущая Господарыня! — огрызнулся он. — А не просто девка!
— Тогда тем более прочь с моей дороги, — грубо ответила я. — Кто таков, чтоб Господарыне перечить?! Не смей ходить за мной, не смей следить, ритуал рушить.
Я молча обошла его, уходя в ночь. И Лиззи бежала вслед за мной с корзинкой.
К ночи похолодало. Свежие молодые травы прихватило морозцем. В лесу, просвеченном луной, пар изо рта взлетал седыми облаками.
Я шла неторопливо, освещая фонарем тропинку.
Как странно… Альба, верно, перед тем, как выйти за Влада и стать Господарыней, так же ходила по лесу, тайком, ночами. Собирала травы, творила темное волшебство, чтоб погубить будущего мужа.
А я, тоже готовясь стать Господарыней, задумала ее зло разрушить.
Я подобрала сухую ветку и шла, поднимая ею свежие толстые листья распустившихся лопухов.
Под ними таились, прижавшись к нагретой днем земле, цветы.
Совсем маленькие, еще не распустившиеся толком.
Кое-какие всего лишь остренькими ростками прокололи лесную подстилку. Такие мы с Лиззи находили с трудом. Но находили.
Я указывала на них своей палкой, и Лиззи аккуратно срезала зелень ножом.
Или повязывала тонкую ленточку рядом на куст или на деревце.
И мы шли дальше.
С каждым ростком, ложащимся в мою корзину, мне становилось идти все тяжелее. А еще я слышала, как мечется и воет о злости Альба, обнаружившая пропажу.
Она ушла слишком далеко, и силы покинули ее. Бежать обратно, искать, напасть на меня, отнять — она уже не могла так просто, как делала это раньше. Ей надо было отдохнуть, восстановиться.
Хотя б согреться, поспать.
Но злоба ее грызла, и она вопила на весь лес, терзая растрепанные косы. Кричала в небо с полной луной, словно душа ее рвалась вон.
А я, прислушиваясь к ее далеким стонам, шла дальше по тропинке, хотя ноги мои устали, и каждый шаг был подвигом.
Мы плутали до утра, собирая травы по очереди.
Но когда срезали последнюю, мне стало очень легко. Даже дышать легче.
И обратно мы шли быстро и весело.
Красавчик весь извелся, ожидая нас. Он не спал всю ночь, не отдыхал. У нашего дома протоптал тропку, бродя туда-сюда. И чуть не закричал от облегчения, увидев нас, выступивших из серого утра на освещенный двор.
— Коня вели седлать белого, — распорядилась я вместо приветствия, когда он подбежал ко мне. — Скоро варево готово будет, и я поеду в лес.
— А если он заберет тебя?! Звериный Царь?! — вскричал он.
— Значит, заберет, — ответила я. — А если я не сделаю это, Альбе так и будет все с рук сходить. И Господаря она изведет.
Я помолчала. Тронула его рукой.
— Я должна, — тихо произнесла я. — Понимаешь?
Раньше я варила только лекарства. Простые отвары, действие которых было понятно. Ничего в них волшебного не было — ну, за исключением, пожалуй, отвара двуцветника.
Теперь же я варила не лекарство. И не настойку.
В кипящую воду по очереди, через равные промежутки времени я кидала травы и помешивала, принюхиваясь к аромату.
Вопреки моему ожиданию, зверьем этот отвар не пах.
Пах летом, солнцем. Березовой рощей, немного костром и свежескошенной травой. Кислыми яблоками. Лесной малиной.
Пах счастьем и тайной, беспечной и прекрасной юностью. Верой в чудо и ожиданием счастья.
Какой коварный обман!
И, сварившись, он напоминал чай, но никак не зловещее зелье для призыва какой-то неведомой темной силы из сердца леса.
Расчесав и заплетя косы, я надела самое лучшее платье. Ожерелье, нарядные серьги. Меховую шубку, расшитый жемчугом и бисером убор на голову. Словно сама собиралась к нему в невесты.
В отвар опустила платок, смочила. Отжала лишнее. Влажной тканью отерла лицо, виски, шею, словно наносила духи.
Ладони пахли яблоками. На губах была легкая горечь. И дышалось легко, словно в самой свежей и густой чаще.
Лиззи молча подала мне ключ. Его я спрятала поглубже в карман, прижала к себе.
— Ну, что же, — произнесла я, собравшись и глянув на себя в зеркало. — Пора.
— Сестрица, — прошептала Лиззи, глядя на меня умоляющими глазами. — Ты только вернись!
— Не бойся, — я усмехнулась, — Уж у Звериного Царя не останусь!
Красавчик подвел мне оседланного белого жеребца, помог сесть в седло, поводья подал.
— Вернись, — только и сказал, и отступил, отпуская.
Конь нес меня сам, словно чуя, куда.
Да, наверное, и чуял.
Волшебный запах вел его, манил в чащу леса. Я неслась мимо меток, что оставляла Лиззи, и мне казалось, что тропинка нарочно петляет, чтоб меня запутать. Но мне было не страшно.
— Звериный Царь! — позвала я. Натягивая поводья и останавливая горячего скакуна.
Откуда-то из леса послышался вздох, и я поспешила туда, подстегнув коня.
Прозрачный лес сменился старыми, замшелыми стволами. И чем дальше я ехала, тем теснее они меня обступали, словно закрывая собой от глаз случайного путника. Становилось все темнее, но я смело и решительно ехала вперед, не останавливаясь и не оглядываясь.
— Звериный Царь! — еще раз крикнула я, и услышала его.
Нечто страшное, темное, нечеловеческое выступило из-за старых деревьев. Длинное тощее тело, опутанное то ли паутиной, то ли туманом. Жуткие тощие руки, узловатые тонкие пальцы, словно лапы паука. Острые зубы мех тонких черных губ. Подбородок, как расщепленный серый пень…
Жуткая, ужасная тварь.
Конь мой всхрапнул от испуга, встал, как вкопанный, чуть не скинув меня. Еле с ним справилась.
— Здравствуй, Звериный Царь, — сказала я, натягивая поводья и усмиряя коня. — Я пришла кое-что отдать тебе.
Он ничего
