Читаем без скачивания Бей первым! Главная загадка Второй мировой - Александр Никонов

Наконец, 20 июня из штаба дивизии пришел приказ все ремонтные работы ускорить и завершить их до 25 июня. В тот же день Вильнюсская газета «Новая жизнь» поместила огромную подвальную статью о необходимости соблюдения в городе мер противовоздушной обороны и важности светомаскировки, а военные зенитчики начали боевое дежурство по прикрытию города с воздуха.

И в тот же день политрук дал майору Реформаторскому листовку. Причем листовку необычную. После оглашения ее содержания бойцам майор должен был вернуть листовку в политотдел. В ней говорилось, что часть вскоре выйдет на большие учения. При этом солдатам рекомендовалось «обращаться с местными жителями вежливо, не топтать посевов и не пить воду из колодцев». А в конце секретной листовки был призыв: «Боевую задачу с честью выполним!»

После этого у солдат отобрали нательные рубахи и кальсоны и выдали «цивилизованные» трусы и майки (по три комплекта) – чтоб освободители не пугали Европу видом своего исподнего…

Кстати, о светомаскировке, которую вскользь упоминает Реформаторский… В 1963 году в Германии была издана книга Пауля Кареля «Восточный фронт». По сути, это сборник воспоминаний немецких солдат и офицеров, участвовавших в боевых действиях против СССР с самого первого дня войны. Что же увидели немцы в СССР в июне 1941 года? Что их поразило? Вот небольшой отрывочек: «Совершенно очевидно, что внезапный удар по ВВС Советского Союза имел огромное значение для действий наземных войск. Тут возникает еще один вопрос: как же все это оказалось возможным, если в Москве знали о неизбежном немецком вторжении? Как объяснить тот факт, что на передовой советские наземные войска и военная авиация буквально безмятежно спали, тогда как в тылу были сделаны все приготовления к войне? Подготовка к светомаскировке, например, оказалась настолько тщательной и повсеместной, что по всей Западной России с самого начала войны имелись в большом количестве синие лампочки и другие материалы. Полоски гуммированной бумаги для заклейки оконных стекол, чтобы те не выбило взрывной волной, были даже в очень маленьких деревнях».

Как видите, Сталин к войне с Германией готовился весьма и весьма скрупулезно. Только вот к нападению Германии он оказался совершенно не готов.

Проанализировав огромный материал советской пропагандистской машины, историк Владимир Невежин пишет: «Имеется фактический материал, на основании которого можно сделать вывод: идея наступательной войны… начала проникать в сознание советских людей. С одной стороны, как среди гражданских лиц, так и в воинских подразделениях буквально накануне и в первые дни после начала германской агрессии против СССР было распространено мнение, что именно Советский Союз первым начал либо спровоцировал эту войну. Высказывания подобного рода были зафиксированы органами НКВД в июне 1941 года». И неудивительно!

Советские люди к лету 1941 года уже настолько были обработаны наступательной пропагандой, уже так сроднились с мыслью о том, что СССР опять нанесет удар первым, как он делал все последние годы, захватывая все новые и новые территории, что слова о «нападении Германии» многие приняли за обычный пропагандистский эвфемизм нападения на Германию. А чего еще могли ожидать люди после нескольких лет непрерывных советских вторжений в соседние страны? Вторжений, которые предварялись газетными криками о зарвавшихся агрессорах (финских, польских), которым нужно дать окорот?.. Финская война, помнится, тоже началась с провокации (финны якобы нас обстреляли). Ну и немецкая с провокации (немцы якобы напали).

Любопытную версию о том, где и как должна была состояться сталинская провокация по типу финской, выдвинул Марк Солонин, автор нескольких книг о начале войны. Он считает, что провокация должна была состояться в конце июня и заключаться в бомбежке советской авиацией советских же позиций около города Гродно. Солонин обратил внимание на то, что вечером 21 июня в 122-й истребительный авиаполк поступила странная команда снять с истребителей вооружение – пулеметы и пушки. Демонтировать. Полк этот, как и многие другие, находился прямо возле границы, в 17 километрах от пограничных столбов. За которыми уже прогревались немецкие танки, и немецкие пограничники срезали со своей стороны свою колючую проволоку (об этом прямо говорилось в тексте последнего довоенного донесения штаба Западного фронта). И вот в этот момент с наших истребителей демонтируют вооружение. Зачем? А чтобы спасти хоть что-то. Самолетами товарищ Сталин решил пожертвовать, а вооружение спасти.

– Именно город Гродно должны были бомбить советские самолеты, бомбить днем 22 июня, – считает Солонин. – И эти преступления уже должны были быть предъявлены в первую очередь всему миру, а во вторую очередь – советскому народу. Эти разбомбленные самолеты должны были быть предъявлены как результат вооруженного нападения фашистской Германии, в ответ на которое 23 июня и будет объявлена открытая мобилизация.

Я не берусь судить о справедливости этой необычной гипотезы, отмечу лишь, что подобный финт был вполне в духе кремлевского упыря. Повадки своего пахана советские люди знали, в стране царил наступательный настрой, поэтому среди рабочих крупных предприятий Москвы, например, 23 июня были зафиксированы слухи о том, что Красная Армия уже взяла Кенигсберг, Данциг, Варшаву и ведет бои в Румынии.

И не только среди рабочих бродили такие слухи. Тот же И. Реформаторский так вспоминает о первом дне войны: «Мысль о том, что война уже началась, никак не могла улечься в наших головах. Бойцы моего расчета уже знали о речи Молотова и горячо обсуждали ее. Кто-то даже успел принести последнюю новость: 4000 наших самолетов только что бомбили Берлин и почти целиком разрушили его; наши полевые части продвинулись на 100–150 км вглубь Германии. Все обстоит блестяще».

Кстати, а почему это вдруг московские рабочие подумали, будто Красной Армией взят Кенигсберг? Да потому что этот злосчастный Кенигсберг был в советских мозгах взят уже столько тысяч или миллионов раз, сколько тысяч или миллионов раз звучали, издавались и читались в СССР стихи Симонова:

Под Кенигсбергом на рассветеМы будем ранены вдвоем…

Стихи эти Константин Симонов, работавший у Сталина поэтом, написал в 1938 году. И никто его не одернул. Никакая цензура не спросила Симонова: а с чего это вам, товарищ Симонов, вдруг приспичило Кенигсберг брать? Он вам зачем, вообще, нужен? Что вы забыли в немецком городе, который мирно спит на рассвете?

А не спросили так Симонова товарищи цензоры потому, что за плечами товарища Симонова стояла муза в погонах. Та самая агрессивно-наступательная муза, которая в 1938–1941 годах неожиданно посетила всех советских поэтов и заставила их выдавать на гора стихи о том, как хорошо и здорово нести в Европу коммунизм на кончиках штыков.

Тот же Симонов вовсю отрабатывал сталинскую пайку, в рифму мечтая об эпохе

удивительных освобожденийзападных, южных, полярных,тропических и заокеанскихБелоруссий и Украин.

Мечты эти овладели Симоновым аккурат тогда же, когда в том же направлении размечтавшийся Павел Коган уверял советский народ, что он (народ, а не лично Коган) еще дойдет до Ганга, Японии и Англии. А его коллега Сурков уточнял и расширял географию:

Чтоб песенный жар боевую усталостьВ больших переходах расплавил и выжег,Чтоб песня у наших застав начиналасьИ откликалась в далеком Париже.

В конце предыдущей части книги я приводил написанные в 1939 году строки Михаила Кульчицкого, который, предчувствуя скорые перемены, писал о том, что вот-вот придется со штыком наперевес идти прорывать грудью вражескую «колючку», но страшного в этом ничего нет, напротив, восторг переполняет душу, поскольку коммунизм теперь так же близок, как в 1919 году, когда по Европе то там, то сям вспыхивали советские республики, а Красная Армия готовилась к освободительному походу на Запад… И в том же 1939 году тот же Кульчицкий выдает следующие пророческие строки:

Военный год стучится в двериМоей страны. Он входит в дверь.Какие беды и потериНесет в зубах косматый зверь?

Это написано в ноябре 1939 года. Советский Союз уже напал на Польшу и вот-вот нападет на Финляндию.

Вся страна клацала затвором и распевала залихватские песни, порой более напоминающие дворово-уголовные:

Всех проучим памятным уроком,Кто ворвется в наш советский дом,И за око вышибем два ока,А за зуб – всю челюсть разобьем.

Вот вам, агрессоры! Только троньте нас!.. Но кто такие агрессоры в понимании СССР, и как они должны нас «тронуть», чтобы им вышибли два ока и всю челюсть? Ну, так, например, как нас тронули Польша или Финляндия. В СССР с этим просто: на кого Советский Союз нападает, тот и зачинщик войны – коварный агрессор. А если страна не агрессор, то СССР с ней поступает милосердно – занимает без боя, как Эстонию, Литву и Латвию. В этом гуманном варианте пушки будут молчать, заговорят во время массовых чисток только наганы сотрудников НКВД, заглушаемые граммофонным вальсом «Амурские волны».