Читаем без скачивания Без объявления войны - Виктор Кондратенко

На путях одинокий эшелон редакции фронтовой газеты. Никогда не забуду Эльтона и того ощущения пустыни, которого я, пожалуй, не испытывал со времени Монголии. Это был самый последний пункт, от которого можно было, добираясь до Сталинграда, лететь самолетом. Дальше предстояло ехать через степи машиной.

Тот тихий и не примечательный никакими событиями вечер в Эльтоне, проведенный там перед тем, как двинуться в Сталинград, показался мне самым печальным за всю войну. Было отчаянное ощущение загнанности на край света и громадности пройденных немцами расстояний.

Нависшая над страной тяжесть войны сконцентрировалась здесь до небывалой и гнетущей силы».

Утром к жилому вагону подкатил ЗИС-101. Ортенберг и Симонов простились с журналистами фронтовой газеты, сели в машину, и она пошла через степи к Волге, к Сталинграду.

20

В середине сентября Троскунов приказал мне возвратиться в 21-ю армию. Прощайте, черные бури, раскаленное солнце, сыпучий песок, караваны верблюдов и чудесный берег Эльтона с мерно дышащими родниками, с непуганными стаями диких уток и дремучими зарослями камыша. Я направился с летчиком Мироновым к самолету, как вдруг из вагона выглянул Троскунов:

— Хорошенький мой, одну минутку... Есть срочное задание. Я только что узнал: в семьдесят шестой стрелковой дивизии отличились одиннадцать узбекских комсомольцев. Помните, наша газета должна выступить с этим материалом первой. Надеюсь на вашу оперативность. — Он постучал тростью о ступеньку вагона, как бы требуя немедленной присылки этого материала.

Взлетев, Миронов низко повел У-2 над землей. Опасаясь встречи с бесчисленными птичьими стаями, обошел озеро стороной. Полет в штаб 21-й армии, в лесной питомник на речку Арчеду, длился долго. Добрались мы туда под вечер. Миронову приходилось несколько раз делать вынужденные посадки, маскировать самолет и ждать, пока небо очистится от «мессеров».

В политотделе армии майор Дмитрий Рассохин как раз собирался ехать в 76-ю стрелковую дивизию, и я тут же присоединился к нему. Бывший комдив Валентин Антонович Пеньковский пошел на повышение, его сменил темпераментный и, безусловно, умеющий воевать по-новому генерал-майор Тварткеладзе, который успешно применил обходной маневр при штурме сильно укрепленных высот.

После того, как была отправлена в редакцию корреспонденция о подвиге комсомольцев, Троскунов потребовал обратить внимание на боевое мастерство войск: «Всячески поддерживайте маневр и внезапность атаки».

Боевое мастерство наших войск возрастало. Ковалось оно на Дону в тяжелой и ожесточенной битве. Командование 21-й армии, продолжая наносить удары во фланг фашистской группировке делало все, чтобы своими ночными действиями помочь Сталинградскому фронту и одновременно улучшить свои позиции за Доном, расширить там плацдарм, сбить противника с господствующих высот. По данным нашей разведки, перед сорокакилометровым фронтом армии противник сосредоточил более тринадцати пехотных полков и части двух танковых дивизий, в которых насчитывалось не менее двухсот пятидесяти машин.

Мы перебрались с Дмитрием Рассохиным на самый ответственный участок фронта, где командиру Шестьдесят третьей стрелковой дивизии предстояло провести смелую и далеко не шаблонную операцию, разработанную штабом армии с целью сбросить противника с господствующих высот вблизи станиц Распопинская, Клетская.

Полковник Козин знал: наши войска уже не раз штурмовали эти высоты, но взять их так и не смогли. План новой операции заключался в следующем: с наступлением ночи комдив Козин незаметно для противника должен был переправить полки и поддерживающие его танки на правый берег Дона, сменить там измотанную боями стрелковую дивизию и к рассвету занять исходное положение для атаки. В течение дня, наблюдая за противником, уточнить его оборону. С наступлением сумерек, проделав проходы в минных полях и проволочных заграждениях, штурмовым отрядам, без артиллерийской подготовки, даже без единого выстрела, подползти к вражеским траншеям и броситься в атаку.

Это новшество таило опасность — малейшая неосторожность на переправе через Дон или при занятии позиций могла встревожить гитлеровцев, сорвать операцию.

Ночью полковник Козин со своими штабистами начал переправлять полки. Все было удачно спланировано, предусмотрено, и под носом у противника, вместе с танками бесшумно переправилось все войсковое соединение. Наступил рассвет. Фашисты не проявляли нервозности. Их наблюдатели ничего не заметили, день прошел спокойно.

В шесть часов вечера, соблюдая предельную осторожность, полки стали бесшумно приближаться к вражеским позициям по проходам, проделанным заранее саперами в минных полях и проволочных заграждениях.

Когда до траншей, где в это время ужинали немцы, остались считанные метры, неожиданно грянуло ура и под разрывы гранат наши воины бросились в атаку. Захваченные врасплох в передовой траншее, гитлеровцы стали бежать. Но вторая траншея зашевелилась, и оттуда в ответ последовала сильная контратака. На высотах несколько раз завязывались рукопашные схватки, всю ночь гремел бой. С рассветом немцы провели артподготовку и пошли в контратаку. Высоты несколько раз переходили из рук в руки, и только на третий день нашим бойцам удалось надежно закрепиться на их гребнях. Противник не мог с этим смириться. Почти весь октябрь прошел в ожесточенных боях. В конце месяца войскам 21-й армии все же удалось значительно расширить важный в оперативном отношении плацдарм на правом берегу Дона в районе города Серафимовича, а также станиц Распопинской и Клетской.

Обилие боевого материала не только мне, но всем армейским корреспондентам не давало ни малейшей передышки. Едва выполнялось одно задание, как следовало другое. Все это время я не расставался с вожаком армейского комсомола Дмитрием Рассохиным. Вместе с ним побывал во многих батальонах и ротах, на только что отбитых у противника высотах.

Штаб 21-й армии покидал глухой уголок «Арчединский питомник». В тот же день Троскунов вызвал меня телеграммой в редакцию.

Снова пыльная станция Эльтон с чахлыми кустами акации. Подан паровоз. Редакционный поезд уходит в Саратов. Что случилось? Почему такая поспешность? Штаб 21-й армии срочно перебазировался, переезжает на другое место и редакция фронтовой газеты. Здесь есть какая-то взаимосвязь. На Дону обстановка складывалась в нашу пользу. А Сталинград? Неужели будет сдан Сталинград? Нет, этого не может быть. За Волгой для нас земли нет. Но все же что-то происходит на фронте, а вот что, неизвестно. Опять на сердце тревога. В такую даль уходим неспроста...

Пыхтит паровоз. Пески и пески. Осенняя унылая степь навевает тоску. Утром за окном порхают снежинки. Неужели в Саратове зима? А мы еще в летней форме. На окраине города Энгельса, где остановился наш поезд, огороды с неубранными кочанами капусты чуть припорошены снегом. Куда ни глянешь — снег и зелень, зелень и снег.

А за Волгой Саратов завален снегом. Он кое-где пострадал от бомбежки. Немецкие «ночники» совершают налеты на речной порт и железнодорожный узел. Но сейчас в саратовском небе тихо.

Фронтовую газету печатаем в типографии областной газеты «Саратовский коммунист». Несколько дней живем и работаем в неуютной холодной комнате. Всех охватывает волнение, когда Троскунов собирает на совещание. Что скажет? Взглянув на редактора, все повеселели. Он как никогда в приподнятом настроении. Значит, произойдут какие-то перемены в нашей судьбе, возможно, редакционный поезд повернет на Камышин, приблизится к Сталинграду и мы, корреспонденты, не будем ездить зимой так далеко на фронт.

В одно мгновение вся наша хмурая комната преобразилась, как будто в нее ворвался солнечный луч. Редактор сказал:

— Хочу поделиться с вами самой долгожданной радостью. Будем наступать, чтобы беспощадно, бесповоротно, наголову разбить врага у стен Сталинграда. Каждый отъезжающий на фронт журналист должен внутренне подготовить себя к неизбежным трудностям. Они, безусловно, возникнут в связи с проведением большой операции. Работать придется, что называется, не покладая рук, с огоньком, с большой оперативностью и проявлением собственной инициативы. Через десять минут на машину — и на аэродром. Там вас уже ждут три связных самолета. По прибытии в армию представьтесь начальникам политотделов и дальше действуйте по обстановке.

Вместо дорогой моему сердцу 21-й армии, с которой прошел столько военных дорог, ответственный секретарь Крикун выписал мне командировку в соседнюю с ней, 65-ю, недавно созданную на базе 4-й танковой армии. Бросился к Троскунову.

— Ничем не могу помочь, хорошенький мой. Известная вам армия вошла в состав Юго-Западного фронта, а мы в Донском. — И редактор, подкрутив усики, разгладил рукой свежие газетные полосы.