Читаем без скачивания Тень ее высочества - Лана Ежова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аташ остался бесстрастным.
– Вижу, не отрицаешь, значит, сам считаешь, что попался, как желторотый юнец. А еще первейший помощник Эвгуста, – провоцировал демона Тристан и, наконец, нашел, чем его зацепить: – Неудивительно, что бабы отняли Хекет у такого слабака.
Камиец напряг мускулы, цепи зазвенели, но выдержали.
– Протри глаза, глупец, на тебе хианит.
Демон наклонил голову, чтобы скрыть издевательскую улыбку.
– Чего ты хочешь? – глухо спросил он. – Зачем весь этот фарс? Ведь все равно придется меня отпустить, иначе Эвгуст оторвет тебе голову.
– Это если он узнает, – усмехнулся маг и, подойдя к пленнику, распахнул на груди рубашку. – Как убрать это?
Под одеждой у стихийника темнела метка, похожая на родимое пятно. Появилась она недавно, стараниями проклятого ренегата.
Аташ фыркнул и прислонился к стене.
– Пиявник сможет снять только Эвгуст. Или ты, наивный, полагал, что он дал мне право управлять этой тварью? – Помолчал и добавил: – А знаешь, ты правильно думаешь…
Он злорадно оскалился – и в то же мгновение грудь мага опалила невыносимая боль. Пиявник – одно из пыточных изобретений Мульхема. Он исполнял мысленные команды хозяина, даже когда тот оставался временно бессильным.
Пока Тристан корчился на полу, камиец во второй раз напряг мускулы – и разорвал цепи. Ноги он освободил еще быстрее. Оглядевшись, понял, что находится в башне, а точнее, в личных покоях мага, куда можно попасть, только получив приглашение хозяина. Довольно поцоков языком, демон приказал пиявнику ослабить действие.
– Как?.. – прошептал стихийник, вытирая бегущую по подбородку кровь из прокушенной губы.
– Как я освободился? – переспросил демон, не отвлекаясь от осмотра. – Легко. Физическая сила камийцев не зависит от магического дара. Мы воистину крепкие ребята.
Тристан попытался встать.
– Лежать, – приказал Аташ, подходя к стене, где у землевика находился тайник. И пригрозил: – Иначе пиявник снова примется за тебя.
Маг замер, напряженно следя за действиями недавнего пленника.
А тот, не обращая на владельца башни внимания, ощупывал, простукивал и даже царапал подозрительную стенку. Его настойчивость вскоре вознаградил щелчок открывшейся секретной дверцы.
– Ты пожалеешь об этом, – рыкнул Тристан и бросился на подобравшегося к его тайнам наглеца.
Пятно на груди налилось багровым, вызывая новую волну боли. Мужчина застонал и опять упал как подкошенный.
– Что же тут такого интересного, – глаза демона пылали темным любопытством, – раз ради этого ты рискуешь своей жизнью?
В тайнике главного придворного мага кроме бумаг, двух книг и шкатулки с редкими амулетами, которые демон нагло рассовал по карманам, обнаружилась горсть зеленовато-болотных кристаллов памяти. Один из них, подвешенный на цепочку из серебра, заинтересовал в первую очередь.
– И что это тут у нас? Сейчас посмотрим, – не сводя глаз с Тристана, пробормотал наглец и плюхнулся туда, где совсем недавно сидел хозяин башни.
– Послушай, Аташ, уйми свое любопытство – в кристалле не мои тайны, – тщетно увещевал маг. – Ты пожалеешь, если сунешь туда свой нос. Тебя не спасет и покровительство проклятого колдуна…
– Я рискну, – усмехнулся демон и, шепнув слово-пробуждение, активировал кристалл.
Комнату осветило зеленоватое сияние, которое постепенно ширилось, пока не оставило лишь затененных уголков. События, запечатленные на прозрачном носителе, наполнились жизнью, обрели краски, звуки и объем. Демон прикипел взглядом к развернувшейся картинке.
Маг устало смежил веки, но ненадолго. Стоило раздаться жалобному стону, как он, вздрогнув, открыл глаза.
Стонала женщина…
Семиград, императорский дворец,
20 лет назад до пришествия Эвгуста Проклятого
Стонала женщина.
Обессиленная, она лежала на широкой кровати, застеленной роскошным бельем из белоснежного шелка. Пряди длинных черных волос прилипли к бледному изможденному лицу. В сапфировых глазах плескалось отчаяние. Ее красоту не перечеркивала даже мучительная боль.
Женщина не могла дать жизнь ребенку вот уже вторые сутки.
Ее правую руку держал в широкой ладони темноволосый мужчина. Такого же цвета глаза, как и у жены, переполняла тоска, но узкие губы упрямо продолжали время от времени одарять роженицу ободряющей улыбкой. Он не покидал ее ни на минуту, боясь, что стоит ему уйти, как она перестанет бороться.
– Лелия, родная, – шептали бледные губы самого могущественного человека Северной империи, – Лелия, держись… уже скоро, любимая…
Императрица не слышала его – женщину все глубже затягивало в водоворот боли. С каждым мгновением, с каждым стоном жизнь по капле уходила из ее истерзанного схватками тела. Страдания давно убили волю и жажду жизни. Ей хотелось, чтобы муки окончились, даже если после ничего не будет. Не будет ее…
– Лелия, не вздумай оставить меня одного. – Он словно читал в ее душе, впрочем, так всегда и было, ведь они – две половинки одного целого. – Борись, если не ради меня, то ради нашего малыша. Слышишь, родная?..
Голос Константина срывался, в глазах застыли непролитые слезы.
– Да, Тин… слышу, – тихонько отозвалась роженица, с трудом шевеля искусанными губами. И тут же застонала, когда начались схватки.
– Время принимать лекарство, – напомнил блондин в нелепых пестрых одеждах и поднес императрице стеклянный бокал, наполненный розоватым питьем.
Константин с досадой отвернулся – о постороннем он забыл, для него существовала лишь жена. Шут позволил больной сделать ровно один глоток и вернулся на свое место.
Тот, кому положено развлекать, не выглядел веселым. Он видел то, на что закрывал глаза Константин. Императрица умирала. Ей больше не помогала даже кровь богов, несколько капель которой добавили в воду. Из подаренного Благой Семеркой Сосуда отмерили ровно половину, меньшего количества хватало, чтобы вытянуть умирающего из-за последней Грани. Но не в данном случае, когда причина крылась в родовом проклятии на крови, перед которым бессильны порой даже боги.
В комнате зазолотился контур портала. Константин с надеждой наблюдал за появлением Регины, второй сестры императрицы, и Тристана, придворного мага. И женщина, как две капли воды похожая на его Лелию, и стихийник выглядели уставшими и печальными.
Император нахмурился. Неужели у них не получилось? Нет, только не плохие новости!
– Тристан, Регина, что скажете? – Его голос сорвался.
Лицо жрицы Судьбы скривилось, Регина бросилась к сестре, сжала ее руку, горячую и влажную, и заплакала:
– Прости, милая, прости! Богиня отказала!
– Нет! – Император издал стон, похожий на крик зверя-подранка. – Нет! Она должна была согласиться! Мой дар в обмен на их жизни! Нет!
Лелия слабо улыбнулась.
– Тин, такова воля богов, а твой дар пригодится, чтобы защитить нашего ребенка…
– Без тебя мне не нужен этот ребенок! Я выбираю тебя!
– Нет, ты выберешь его, потому что наш малыш должен жить.
Император обреченно застонал. Отпустив руку жены, он уперся лбом в колени и в такой позе стал раскачиваться взад-вперед.
– Я не смогу жить без тебя! Пусть лучше умрет он! Не ты! У тебя есть, на кого оставить империю… Откажись от него! Это всего лишь кусок плоти!
– Моей плоти. – Сердце Лелии разрывалось от горя: она боялась, что муж возненавидит ребенка, отобравшего ее жизнь. – Судьба обещала, что моя дочь станет следующей императрицей.
Услышав подобное заявление, император подскочил к Тристану:
– Убей плод, пока не поздно!
Маг растерянно обернулся на Лелию. Женщину затрясло от ужаса. Приподнявшись на локтях – откуда и силы взялись? – она прохрипела:
– Не смей, Тристан… ты дал слово!
– Не слушай ее – у нее родовая горячка, – шипел император. – Убей его, пока он не убил ее!
Регина охнула, а Лелия зарыдала, не поверив своим ушам.
– Давай! Чего стоишь? – Константин дернул землевика за рукав серого плаща. – Потом подправим ей память и…
Обезумевший мужчина не договорил – Локки, о котором все забыли, сделал пасс рукой, и несостоявшийся детоубийца застыл, словно камень. Только полные отчаяния и боли глаза выдавали в нем живого человека.
– Ты твердо решила? – Шут нежно провел рукой по пылающему лбу императрицы, отводя влажную прядь. – Главный удар ты должна нанести сама.
Слезы бежали по запавшим щекам. Лелия светло улыбнулась и кивнула.
– Регина, – обратилась императрица к своей сестре, – обещай, что будешь любить мою дочь, как собственную.
– И даже больше, клянусь именем Предвечной, – сквозь плач дала обет жрица.
– Отдашь ей, когда она подрастет, – прошептала роженица и вложила в ладонь сестры свой прощальный подарок той, которую никогда не увидит. – Тристан, – Лелия перевела взгляд на мага, – ты поклялся присматривать за моей девочкой и заботиться о ее безопасности.