Читаем без скачивания Незавершенная месть. Среди безумия - Жаклин Уинспир

– Доктор Лоуренс, я очень рада, что застала вас на дежурстве, тем более в праздничный день. Не уверена, помните ли вы мою фамилию… Меня зовут Мейси Доббс, в восемнадцатом году я работала медицинской сестрой в Клифтонской больнице, вела палату «Дубы», потом палату «Ясени»…

– Вы – та самая медсестра, которая потом уехала доучиваться в Кембридж. Если не ошибаюсь, во Франции вы получили осколочное ранение в голову.

– Да, все верно.

– Чем могу помочь, мисс Доббс?

– Трудно объяснить по телефону, но вопрос срочный и конфиденциальный. Не могли бы вы уделить мне сегодня двадцать минут – скажем, в половине второго?

– В два часа у меня встреча и я должен буду уехать, так что вряд ли… Впрочем, хорошо, давайте поговорим, только подъезжайте чуть пораньше. В час дня вас устроит?

– Да-да, благодарю, доктор Лоуренс. Увидимся в час дня.

– Всего доброго, мисс Доббс.

Мейси с улыбкой повесила телефонную трубку на рычаг. Энтони Лоуренс и Роберт Макфарлейн были в чем-то схожи: оба – люди честные и прямолинейные, лишенные всяких сантиментов, профессионалы, преданные каждый своему делу. Однако в натуре доктора Лоуренса, который считался большим специалистом по лечению психологических травм, Мейси подметила еще одну черту: сострадание. Работая вместе с доктором в Клифтоне, Мейси видела, как Лоуренс спорил с чиновниками из пенсионной службы, которые хотели объявить пациентов с нервными расстройствами симулянтами, видела, как он часами не отходил от одного-единственного больного, пытаясь помочь ему произнести вслух собственное имя. Мейси не ждала от встречи слишком многого, но если беседа с доктором Лоуренсом поможет хоть на волосок приблизиться к раскрытию дела, это, безусловно, того стоит.

В больницу Принцессы Виктории Мейси прибыла в половине первого. После того как в привратницкой она назвала себя и ее фамилия нашлась в списке, вахтер взял увесистую связку ключей на медном кольце размером с браслет и велел следовать за ним. Больница, в которой теперь работал доктор Лоуренс, почти не отличалась от других ведомственных зданий, построенных в расцвете эпохи королевы Виктории. Массивное сооружение из красного кирпича своим горделивым видом символизировало промышленную и торговую мощь новой империи, подчеркивало общественную направленность, показывало, что создано для людей. Деревянные перила были отполированы до блеска, как и все медные ручки и украшения. Шагая по коридорам к кабинету доктора, Мейси ощущала слабый запах лаванды, которым веяло от начищенных полов. Ей стало любопытно, работает ли еще Шейла Кеннеди, сестра-хозяйка и почти легендарная личность. Судя по тому, как все блестело, эта суровая женщина по-прежнему стояла у руля. Чистота и безупречный порядок никак не вязались с названием «Дурдом», которое дали больнице местные обитатели: изначально спланированное как психиатрическая лечебница, заведение, как и госпиталь в Клифтоне, было переориентировано на лечение солдат с нервным истощением и другими душевными расстройствами, вызванными войной. И хотя основную часть пациентов, направленных сюда в военные и послевоенные годы, как правило, выписывали – некоторых уже через несколько недель терапии, – больница отнюдь не пустовала. В последнее время сюда поступало все больше таких, чья психика надламывалась из-за неспособности адаптироваться к мирной повседневной жизни после кровопролитных сражений на чужой земле.

В отличие от всегда открытых распашных дверей обычного госпиталя, в больнице Принцессы Виктории дежурный отпирал каждую дверь ключом и, миновав ее, снова запирал. В конце коридора между стенами, выкрашенными в кремовый цвет и выложенными понизу бордовой и кремовой плиткой, располагалась широкая винтовая лестница. Наверху лестница выходила в другой коридор с кабинетами по обе стороны. В каждый кабинет вела тяжелая дубовая дверь. Эта часть больницы охранялась не так строго, хотя дежурный не отходил от Мейси ни на шаг. Остановившись перед кабинетом доктора Лоуренса, он постучал и открыл дверь только после того, как изнутри раздалось звучное «Входите!»

– Сэр, к вам посетительница, мисс Доббс.

– Да-да, пусть войдет. И вот что, я сам провожу ее, когда буду уходить.

– Хорошо, сэр, только ей нужно будет расписаться в журнале.

– Не волнуйтесь, мы зайдем в привратницкую.

Дежурный отступил в сторону, пропуская Мейси в кабинет, затем коснулся ребром ладони лба, словно отдавая честь, закрыл дверь со стороны коридора и удалился.

Мейси и доктор Лоуренс обменялись рукопожатием. Волосы доктора, по-прежнему уложенные на прямой пробор, теперь были седыми, а не иссиня-черными, какими Мейси их запомнила во времена работы в Клифтонской больнице. Усы стали длиннее; Мейси заметила, что доктор вощит кончики, и это придает ему слегка надменный вид, хотя такого недостатка, как высокомерие, за Лоуренсом не водилось. На нем были круглые очки в проволочной оправе. Темные круги под глазами и глубоко залегшие морщины свидетельствовали о хроническом недосыпании и о том, что его работа связана с постоянными волнениями и тревогами. Воротничок плотно облегал шею, галстук едва не упирался в кадык. Доктор все еще был в белом халате – только что вернулся с обхода, догадалась Мейси.

– Присаживайтесь, мисс Доббс. – Он указал на простой деревянный стул.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, доктор Лоуренс, да еще так срочно.

– Пустяки, буду рад помочь, если смогу. Вы были хорошей медсестрой, мисс Доббс. Я всегда считал, что вам вполне по плечу медицинское образование. В наши дни женщины завоевывают все больше областей, не правда ли? Нужда научит, как говорится, тем более война стольких барышень оставила без мужей. Определенно сейчас гораздо меньше медсестер заводят семью и оставляют работу, и все из-за того, что попросту не хватает мужчин!

Слегка улыбнувшись, он сел за стол напротив Мейси. От нее не укрылись две плоские обтрепанные подушки на сиденье его стула – очевидно, доктор принес их из дома, желая создать хоть какое-то удобство.

– Ну а вы чем занимались после возвращения в Кембридж?

Рассказывая о событиях своей жизни за последние двенадцать лет, Мейси разглядывала окружающую обстановку. Кабинет был чистым и опрятным, книги расставлены по полкам в соответствии с предметом, везде царило ощущение порядка. Именно это импонировало Мейси в характере доктора: чувство порядка. Доктор Лоуренс обязательно пересчитывал инструменты до и после каждой медицинской процедуры, отпустив пациента, всегда сразу, пока не забылось, делал соответствующие записи, притом четким и разборчивым почерком. Однако так было десять лет назад. Сейчас, пока Мейси говорила, он рассеянно подравнивал стопки бумаг и папок на столе, поправляя края и следя, чтобы расстояние от одной стопки до другой не превышало двух дюймов. Затем доктор протянул руку и выложил ровным рядком карандаши и ручки, после чего достал из кармана чистый носовой платок и принялся натирать им столешницу.

– …поэтому, когда доктор Бланш ушел на покой, я стала его преемницей и открыла свое дело. Сейчас я принимаю клиентов на Фицрой-сквер.

– Гм, впечатляет, мисс Доббс, весьма впечатляет. – Лоуренс поднял глаза, спрятал платок, извлек из жилетного кармана часы, посмотрел на время и убрал часы обратно. – Мы всегда очень неохотно отпускаем хороших медсестер. – Кашлянув, он перешел к сути: – Итак, чем могу служить? Вы упомянули, что дело не терпит отлагательства.

– Именно. К тому же все это строго конфиденциально.

– Разумеется. Не забывайте, в этих стенах мы привыкли не разглашать информацию.

Мейси вздохнула:

– Видите ли, речь не идет о консультации по конкретным вопросам, однако с вашей помощью я рассчитываю продвинуться в одном очень серьезном расследовании. Достаточно сказать, что я работаю по поручению Скотленд-Ярда, и дело действительно крайне деликатное.

– Продолжайте.

– Вы читали о человеке, который совершил самоубийство на Шарлотт-стрит в канун Рождества?

– Да, конечно. Скверный, скверный случай. Чудо, что он не забрал с собой на тот свет еще кого-нибудь. Правда, в газетах пишут о раненых.

– По счастью, ничего серьезного, хотя, как нам с вами известно, у свидетелей подобного зрелища на всю жизнь могут остаться неизгладимые впечатления.

Доктор Лоуренс кивнул, вновь поправляя папки с документами.

– Именно. Если я правильно понял, самоубийство связано с вашим текущим расследованием?

– По всей вероятности, да, хотя подтверждений этому пока нет. Полагаю, этот человек – бывший солдат. Я как раз шла по Шарлотт-стрит и, оказавшись довольно близко, сумела разглядеть – одна нога у него была покалечена и не сгибалась в колене, а другую он либо подогнул под себя, либо ее ампутировали. Лично я склоняюсь к версии об ампутации. По результатам осмотра останков мы проверим, так ли это. У меня не было возможности заговорить с ним – в противном случае я просто не сидела бы здесь сегодня, – однако я заметила специфические движения головы и рук, указывающие на посттравматический шок.