Читаем без скачивания Вулкан жив - Ник Кайм

Штурмовой трап корабля поднимался. Отсек трясло от вибраций резко запущенного двигателя, пытавшегося оторвать транспортник от земли. А потом они оказались в воздухе, и ускорители заработали на полную мощность, выводя корабль на первую космическую. Рампа закрылась; чернота стала абсолютной.

Повернувшись набок, Нумеон увидел полосу красного света, мерцающую в темноте.

— Не двигайся, брат, — раздался спокойный и серьезный голос.

— Апотекарий?

— Нет, — ответил голос. — Я морлок из Железных Рук. Пергеллен. Не двигайся…

А потом на него хлынуло забытье, и он погрузился во тьму.

Нумеон открыл глаза и потрогал пальцем рану, едва не лишившую его зрения. Она до сих пор болела — но то была скорее боль воспоминаний о ней и всем, что было с ней связано, чем плоти.

Путь из акведука после воссоединения с Пергелленом, Хриаком и человеком вышел безрадостным. Шен'ра был давним товарищем и, несмотря на свой вредный характер, стал хорошим другом им всем. И Железные Руки, и Гвардейцы Ворона по-своему к нему привязались. Тяжело было знать, что он мертв, пусть они и понимали, как много дала его жертва. Дака'рай и Укра'бар тоже не увидят следующего рассвета, и горе по ним было еще сильнее оттого, что оба являлись хорошими воинами, и что их маленькая рота сделалась еще меньше.

Когда Нумеон сообщил Грамматику об их решении наконец помочь ему, тот встретил эту новость с мрачной решимостью, как будто знал, что так и случится, или пытался смириться с ценой, которую придется заплатить.

— Что заставило вас передумать? — спросил он.

— Надежда, вера… Вот это. — Нумеон показал Грамматику копье, но в руки не дал. — Оно побудет у меня, пока мы не отправим тебя в космос, — сказал он, пряча копье в ножны. — Куда ты потом отправишься?

— Пока не знаю. Инструкции мне выдадут только после того, как я выберусь с Траориса.

На этом разговор закончился: Нумеон ушел совещаться с Пергелленом по поводу того, как провести атаку на хорошо охраняемый космопорт.

Они сразу отбросили идею с использованием «Огненного ковчега». Связь с кораблем прервалась, когда началась странная буря, погрузившая Ранос во тьму и испещрившая небо молниями. Как знать, быть может, его уже уничтожили. Несколько выживших легионеров успели высказать эту мысль, пока Нумеон не приказал им замолчать.

Он солгал Грамматику. Не надежда и не вера вела их вперед, а непокорность, отказ сдаваться, когда еще оставалась вероятность добиться чего-то значимого — пусть даже обычной мести. Последняя просьба Скатар'вара возложила на него клятву отомстить, и Нумеон намеревался ее исполнить. Как и все они.

Мегаполис остался позади, и городские лабиринты уступили менее плотной застройке. Заводы с их высокими трубами сменились небольшими куполообразными жилищами и сторожевыми постами. Здесь раньше жили смотрители бурь — мужчины и женщины, чьей опасной обязанностью было наблюдать за грозовыми полями и пепельными пустошами, разделявшими восемь городов.

Теперь молнии изменились даже здесь, в серой пустыне вокруг Раноса. Они ударяли сильнее и чаще, оставляя в земле черные разломы — как будто сама природа страдала от ритуалов Несущих Слово.

Космопорт располагался на плоской возвышенности, на пару сотен метров поднимавшейся над уровнем города. Легионеры с их человеческим грузом шли к нему вдоль акведука в долине, надеясь, что найдут там способ отправить Грамматика за пределы планеты. Они обогнули плато, держась подальше от хорошо охранявшихся дорог. Пробравшись через канализационные притоки, они оказались у самых границ космопорта, под его железно-серыми башнями и пустынным посадочным полем. И теперь они прятались под большим полуразрушенным мостом, на дне пересохшего рукотворного канала, словно угрюмые чудовища из детских сказок.

Ни на мосту, ни за ним, на дорогах Раноса, не осталось ни одной целой машины. От гражданских полугусеничников и немногочисленных грузовиков потяжелее остались лишь зловещие скелеты из почерневшего в огне металла. Дым давно уже не поднимался от каркасов. Космопорт пострадал от гнева Несущих Слово первым — и пострадал сильнее всего. Они не выпустили ни одной машины, чтобы никто не поднял тревогу. Семнадцатый легион уничтожил всех и все, включая транспорт.

Нумеон, не видимый из-за теней и неведения врагов, наблюдал за космопортом в бинокль. На камне рядом с ним лежало его оружие, оставшиеся боеприпасы и значок.

Он услышал, как подошел Леодракк, и заметил, что тот взял значок в виде молота, который их примарх носил когда-то — и, возможно, еще будет носить в будущем.

— Ты веришь? — спросил Нумеон, опуская бинокль.

Рассредоточившись по окружающему пространству под мостом, за свесом, остатки его разбитой роты готовились к своему последнему часу. Все сохранившееся оружие с боеприпасами было собрано и распределено, дабы каждый легионер сражался максимально эффективно. Заниматься этим должен был Домад, но они потеряли Железнорукого, поэтому обязанности квартирмейстера взял на себя К'госи. Они также потеряли Шен'ру и многих других, заслуживавших лучшего финала. Ответственность за это лежала на Нумеоне. Его вина последует за ним на погребальный костер.

— Что Вулкан жив? — уточнил Нумеон.

— Я же произнес слова, — ответил Леодракк, возвращая ему значок. — Все пытаешься разгадать его тайну, Артелл?

Нумеон взглянул на молот, украшенный драгоценным камнем на пересечении рукояти и головы.

— С того момента, как подобрал его на поле боя. Но боюсь, что эта тайна мне так и не откроется. Многие творения Вулкана слишком хитроумны для моего понимания. Но я знаю, что это не просто украшение, а какой-то прибор. Я надеялся, что в нем окажется послание или какая-нибудь информация, способная направить нас… — он покачал головой. — Я не знаю. Я всегда воспринимал его просто как символ, как нечто, способное дать надежду в наш самый тяжкий час.

— И теперь он настал, наш самый тяжкий час?

— Возможно, но ты не ответил на мой вопрос. Ты веришь, что Вулкан жив? Сказать — не значит поверить.

Блуждающий взгляд Леодракка наткнулся на Джона Грамматика, который сидел на корточках, обхватив колени руками и опустив голову в попытке согреться, и что-то бормотал под нос. Хриак держался поблизости, не скрывая, что следит за человеком. Он спрятал его от варповских чар клирика, использовав свои псайкерские способности, чтобы отбросить свет его сущности в сторону, как чревовещатель отбрасывает голос, и заманил Несущих Слово в ловушку у истока. Для человека ощущения оказались не самыми приятными, но если библиарий и обратил на это внимание, ему было все равно.

— В копье я вижу что-то, что раздувает пламя из едва тлевшей надежды, — признался Леодракк, указывая на фульгурит, удобно лежащий в ножнах Нумеона. — Я сопротивлялся, потому что надеяться на одно — значит надеяться и на другое.

— Скат, — угадал Нумеон.

— Возможно, он еще жив.

— И все остальные наши Погребальные братья тоже, но сомнения меня не покидают.

— Мы знаем, что он не погиб во взрыве, — начал Леодракк, но не смог скрыть обвинительный тон.

Позже, когда их десантный корабль уже поднялся в воздух и прорвался сквозь вражеские заставы вокруг Исствана, Нумеон сказал Леодракку, что Скатар'вар с ним связывался. Он знал, что Леодракк захотел бы вернуться за братом, что он не внял бы его просьбам, как Нумеон. Услышав это, Леодракк не пришел в ярость и не набросился на Погребального капитана, на что, по мнению Нумеона, имел полное право. Он только сник, как сникает пламя, когда уже не остается кислорода.

— Я простил тебя за те слова на корабле, — сказал Леодракк.

— Твое прощение ни к чему, Лео. Я либо спас бы нас обоих, либо вернулся бы за Скатар'варом и подписал нам смертный приговор. Я сделал прагматический выбор — единственный возможный в тех обстоятельствах.

Леодракк отвернулся, переведя взгляд на космопорт за мостом. Патрули были видны даже отсюда.

— Зачем ты говоришь об этом сейчас, брат? — спросил Нумеон.

— Потому что хочу, чтобы ты знал: я не держу на тебя зла. Я захотел бы вернуться и я знаю, что это погубило бы всех нас троих. Но от этого не легче. Меня всегда будет терзать мысль, что мы могли его найти, что он выжил, а мы прошли в считанных метрах от него.

— Меня мучили те же сомнения касательно Вулкана, но я уверен в правильности своего выбора и знаю, что получи я возможность сделать его снова, я поступил бы так же, как раньше. Историю нельзя переписать. Она уже свершилась, и мы можем лишь надеяться, что сможем исполнять свой долг до самой смерти — и неважно, чего мы хотим для себя.

Пергеллен перебил их по воксу.

— Говори, брат, — отозвался Нумеон на вызов Железнорукого, активируя бусину в ухе.

— Я вижу наших бывших кузенов.