Читаем без скачивания Кто в тереме? - Лидия Луковцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леня, открыв дверь, подвел Олю к бетонной плите, выступающей из стены, – будущему балкону, еще не огороженному перилами.
– Смотри! – сказал. И отступил вбок, гася фонарик.
Она, задрав голову к небу, не почувствовала, что из кромешной тьмы выдвигается высокая коренастая мужская фигура. От сильного толчка девушка, захлебываясь криком, полетела вниз.
Уронив фонарик, поскуливая, Леня мчался вниз по темным лестничным пролетам, норовя свернуть себе шею. Его преследовал уже смолкнувший крик Оли.
Только чудом не переломав себе ног, он выскочил на улицу через дыру в заборе, про которую знали все работники больницы и больные. Там пошел шустро, с трудом удерживаясь от бега и проклиная всех на свете, начиная с крестного.
В какую историю он его втянул! Будь проклят и он, и его клад с грядущей распрекрасной жизнью!
Зварыкин, чертыхаясь и пятясь, подсвечивая фонариком, вытирал какой-то ветошью следы двух пар обуви. Невозможно было в темноте разобрать, где чьи следы! Что ботинки этого слизняка, что сапоги девицы, следы были по размеру одинаковые.
Вообще, предполагалось вытереть только следы паршивца, оформив все как самоубийство. Благо, опыт у этого доморощенного донжуана по части девичьих самоубийств уже был. Тьфу, куда эти дуры смотрят!
Сам Зварыкин предусмотрительно поднялся наверх в носках, ботинки были у него в полиэтиленовом пакете, а обулся он уже внизу, на асфальте. Ветошь сунул в пакет из-под ботинок.
Как оно теперь все пойдет? Не сдулись бы да не раскололись эти два придурка-родственничка. Испортят дело в самом конце, когда оно почти сделано.
Он еще подошел к телу, посветил. Подтянул к себе отлетевшую в сторону сумочку, порылся. Нашел в кармашке телефон. Выбрался с больничного двора тем же путем, что и Юдин, через дыру в заборе, чтоб не отсвечивать на проходной.
Эпилог
Отгремели салютами и петардами утомительные новогодние праздники, работающий люд начал втягиваться в трудовые будни. Лидия Федоровна Херсонская отвела скромные сороковины по мужу.
К Крещению, наконец, ударили морозцы, и даже лег робкий снежок. Небо разъяснилось, стало выше и поголубело. Евдокия Валерьяновна Горохова, вспомнив про оставленные в кабинете районного ОВД зонты, выбрала время, чтобы зайти и забрать их.
Для компании она упросила сходить с ней Людмилу Петровну, робела одна. Она теперь стала бояться людей, ходила в черном платке и глаз на встречных не поднимала.
Как ни утешали ее близкие, как ни старались развеять и отвлечь, она выслушивала слова сочувствия, но не проникалась. Как это – не ее вина? А чья же? Это она вырастила дочь, которая стала, как ни выбирай гладких выражений, наводчицей. Угробила собственную бабушку.
При этом не перестала быть Дуне дочерью, родной кровинкой. Ее крест, ей и нести.
Людмила Петровна, в свою очередь, подключила свою соседку.
– Тебе не хочется сходить в угрозыск? Оперов поблагодарить?
– С чего бы это? – вытаращила глаза Лида. – Они за свою работу зарплату получают!
– Но ты же сомневалась, что Бурлаков найдет убийц Гарика? Жаловаться на него хотела, хамила ему. Хотя бы из чувства справедливости: признаться, что была неправа.
Чувство справедливости Лиде тоже было присуще.
– Ну, разве что… – скрепя сердце, протянула она с неохотой.
Так втроем они и явились в РОВД. Поздравили с прошедшими и грядущими праздниками.
– Эта Кира… – сказала Дуня, уже уходя. Вы знаете, куда ее после суда отправят?
– Нет, конечно. Это сообщают только родственникам. если очень надо – могу попробовать узнать через адвоката. А вам зачем?
– Да что ж!.. – залопотала Дуня, забыв, что она в присутственном месте. – Росла девка, как горох при дороге, а теперь ее жизнь так чебурдыкнула! Не ýрода же она конченная? Вы же говорите, все от нее откараскались!
– Это да. Мать ни разу не приехала. Следователь говорил, что и позвонила-то всего один раз. Не думаю, что она на зону к ней будет ездить.
– Я к ней буду ездить… А то ведь совсем захряснет девка.
Бурлаков воззрился в немом изумлении. Дуня его невысказанный вопрос поняла.
– Мама меня поймет. Она простит.
Дуня по-прежнему говорила об умершей матери как о живой.
– А как Юля к этому отнесется?!
– Да, наверно, плохо отнесется… Она ее имени слышать не может. Но я все равно буду ездить. У Юли я есть, сестры есть, а у этой Киры – вообще никого.
То ли от сильного волнения, то ли воспринимая уже капитана как своего, она говорила, переходя то на общеупотребительный, то на свой собственный язык.
Бурлаков подумал: перестанут ли когда-нибудь женщины его удивлять? Вот и Лида. Зачем, собственно, пришла, кто ее заставлял? Учитывая их далеко не дружеское, не столь давнее общение…
Людмила Петровна уже у самой двери спохватилась:
– Вадим Сергеевич, а вы приходите к нам на чай!
Увидев изумление на его лице – засмущалась. Она уже успела по некоторым своим каналам узнать, что жена от капитана ушла.
– Ну, если наше приглашение не покажется вам нескромным
Ах, простота провинциальных нравов! В таком серьезном учреждении, да солидному человеку, при чинах, – вот так, с бухты-барахты!..
– Почему же нескромным… И к кому это – к вам?
– Ну, ко мне, конечно. Просто мы же с Лидией Федоровной в одном дворе живем, даже в одном доме. Я и привыкла: мы да мы! А у меня пирожки с тыквой – мировые получаются!
– У меня лучше! – не сдержалась Лида.
– Безусловно! – с жаром подтвердила Людмила Петровна.
* * *
Бурлаков не задержался с визитом, явился уже через неделю, на Татьянин день. Компания была в сборе: кроме Людмилы Петровны и Лиды, естественно, Людмила Ивановна и Зоя Васильевна. Пирожки и в самом деле были замечательные – и с тыквой, и с яблоками, и с мясом и капустой. Где чьи – никто не уточнял, налегали сообразно вкусам.
В возникшей паузе Людмила Ивановна обратилась к Зое Васильевне:
– Зайка, почитай стихи! Наверняка же что-то новенькое сочинила!
И пояснила Вадиму Сергеевичу:
– Она у нас темы из жизни берет. Как какая-нибудь история – так раз! – готово стихотворение!
Зоя Васильевна опасливо взглянула на Лиду.
– Про меня, что ли? – осведомилась Лидия Федоровна. – Давай, послушаем!
«День покатился по наезженной…» – начала Зоя и запнулась, и опять с опаской взглянула на Лиду.
– Да читай уже! – та досадливо махнула рукой.
День покатился по наезженной…
А где-то там, а где-то там —
Нарисовалась и забрезжила,
И устремилась по пятам
Негаданная и нежданная,
Некликанная и
