Читаем без скачивания Спектр - Сергей Лукьяненко

– Пожалуйста, пожалуйста! – согласился Мартин. Он всегда был терпим к чужим слабостям, поскольку любил свои.

Некоторое время Мартин полоскал губы в коньяке, а амёба побулькивала. То ли в процессе выработки «медиаторов», то ли по иным физиологическим причинам.

– У тебя осталось очень мало алкогольной жидкости, – заметил Павлик. – Ты прибыл почти без имущества.

– Так получилось, – признал Мартин.

– Давай ёмкость. – Амёба вытянула ложноручку. Мартин поколебался, но фляжку дал.

Тонкий прозрачный щуп скользнул в горлышко, коснулся жидкости, отдёрнулся. Некоторое время амёба размышляла, потом сказала:

– Тут вовсе не чистый алкоголь. Тут много примесей. Они нужны?

– Они приятны, – ответил Мартин.

– Это труднее… – признался Павлик. Но фляжку не вернул. По бесцветному телу прошла дрожь, мутные вихри распустились между органеллами, потянулись к щупальцу – и потекли во флягу. Как зачарованный Мартин наблюдал за живым самогонным аппаратом. Принял из ложноручек флягу, подозрительно принюхался. Посмотрел на амёбу.

– Состав совершенно не изменился, – сказала амёба. – Пей.

Мартин колебался.

– Ты брезгуешь? – удивилась амёба. – Но вы поглощаете плоть живых существ, сок растений, выделения насекомых… чем хуже эта жидкость?

– Ты разумный, – мрачно сказал Мартин. – Это… как-то… что-то каннибальское…

– Поверь, двести граммов массы я теряю безболезненно, – сообщила амёба. – Кстати, вы же ели суп?

Мартин вспомнил поданный им на обед суп-пюре. Очень похожий по вкусу на сваренный с хорошей свежей говядиной гороховый, с похрустывающими комочками – то ли сухариками, то ли овощами… И мясо на второе – жирноватый, но мягкий и без жил кусок вырезки…

– О Господи… – только и сказал он. – Так вы синтезируете пищу из своих тел?

– Так проще всего, – признался Павлик. И гулко захохотал. Наверное, этот смех и заставил Мартина поднести фляжку к губам и сделать хороший глоток.

«Ахтамар». На зависть лучшим армянским виноделам.

– Я не смогу синтезировать пищу или еду по твоим описаниям, – сообщила амёба.

– Но по образцу – легко.

– Ирина знает, что она ест? – спросил Мартин.

– Конечно. Она понимает. К тому же только таким образом мы можем обеспечить вам защиту от нашей воды.

Мартин смирился и ещё раз глотнул коньяка. Сказал:

– Плевать. Завтра я отправляюсь домой. А вы – летите бомбить ключников.

– Мы вовсе не намереваемся их бомбить, – возмутился Павлик. – Так… лёгкая угроза, если потребуется. Вначале надо разобраться в ситуации.

– Глупо, – изрёк Мартин. – Глупо и безрассудно. Ну с чего вы взяли, будто транспортная сеть уже существовала, была разрушена и это повторится?

Ложноручка мягко похлопала его по плечу.

– Посмотри на наш мир, Мартин.

Мартин посмотрел и сказал:

– Я только этим и занимаюсь весь вечер. Что я должен увидеть?

– Подумай. Что тебе кажется странным и ненормальным?

– Вы, – не раздумывая ответил Мартин.

– А ещё? А почему?

– Не бывает разумных одноклеточных! – выпалил Мартин. – Не могли они… вы возникнуть! Тем более на вашей планете есть многоклеточные растения!

Прозрачный бурдюк покивал верхней частью туловища и сказал:

– Все верно. Не могли мы возникнуть самостоятельно. Мы были созданы искусственно.

Мартин отставил флягу, посмотрел на Павлика – словно понимал мимику амёб. И спросил:

– Это снова шутка?

– Нет.

– И кто вас создал? Ключники?

– Нет. Раса, жившая в нашем мире до катастрофы. До дня, когда небо загорелось и обрушилось огненным дождём. До того дня, когда растаяли полярные льды, осели горы, а вода начала менять свои свойства. Они создали нас, зная, что им не пережить катастрофы… новая среда обитания стала раем для простейших и адом для высших форм жизни.

– Откуда вы знаете? – воскликнул Мартин.

– Предания, Мартин, только предания. Это было давно, слишком давно, чтобы сохранились остатки их культуры. Да и шли они тем же путём, которым следуем мы: меняли живое, а не переделывали мёртвое. Разве что дома строили из мёртвого дерева… почему-то им это нравилось. Но даже мёртвое не вечно. Что же говорить о живом? Остались лишь мифы… слова… Слова – прочнее живого и мёртвого.

Павлик замолчал.

– Ты ненавидишь тех, кто погубил ваших творцов?

– Ненависть к уже случившемуся? – удивился Павлик. – Нет, зачем? Месть, наверное, свойственна лишь многоклеточным формам жизни. А мы не держим обид за прошлое. Мы думаем только о будущем.

– Какими они были, ваши создатели? – спросил Мартин.

– Если предания не врут – не слишком похожими на людей. Выше, тоньше, многорукие и многоногие. Хотя… в нашем языке «много» начинается с двух. Так что точного ответа я не дам. Мы наследовали от них планету, мы какое-то время жили вместе – пока они могли защищаться от изменившихся условий среды. Возможно, остатки их цивилизации вымерли, уступая нам место. Возможно, сумели создать межзвёздный транспорт и улететь в поисках новой родины.

– Потому вы и поверили Ирине? – спросил Мартин.

Павлик тихо засмеялся:

– Мы знали это всегда. Мы верим своим преданиям – нам не во что больше верить. Но девочка с Земли обратила наше внимание и на другие факты.

– К примеру?

– На предания о глобальной катастрофе, существующие почти во всех мирах.

– Первобытные люди склонны были любой локальной трагедии придавать глобальный масштаб, – резко ответил Мартин. – А поскольку локальных катастроф хватало, то весь мир о чём-то таком помнил. И каждое весеннее половодье через поколение называлось Вселенским потопом.

– На всех планетах были древние культы, поклонявшиеся пришельцам с небес… – не споря, продолжил Павлик.

– А где ещё жить богам? Там, откуда все видно, сверху, – отрезал Мартин.

– На всех планетах, куда прилетели ключники, существуют древние руины с исчезнувшими объектами поклонения.

– Разумеется! – фыркнул Мартин. – Алтарь всегда делался из драгоценных материалов. И грабители уносили не кирпичи из стены, а золото и серебро.

– Тебя не смущало разнообразие рас в галактике?

– Ясное дело… – начал Мартин. – При чём тут разнообразие рас? Наивно было бы надеяться, что на всех планетах жизнь приняла одинаковые формы.

– Ты не совсем прав, – сказала амёба. – Около трети всех рас галактики – гуманоиды. Причём сходство очень сильно, даже на уровне ДНК можно выделить одинаковые участки генетического кода.

– Ну, положим, это довод в пользу каких-то древних контактов… – признался Мартин.

– Ещё двадцать процентов – это формы жизни, происходящие с планет неземного типа. Иной состав атмосферы, гравитация… – Павлик хрюкнул. – Мы на них внимания обращать не станем. Они и сами-то нами не слишком интересуются… А вот ещё половина рас – это бывшие гуманоиды. Вроде нас.

– Что? – опешил Мартин.

– Вроде нас, беззарийцев! – твёрдо сказала амёба. – Наши создатели были гуманоидами. Наша планета была похожа на твой мир. Потом всё изменилось – и появились мы. Другие расы менялись иначе. Ты ведь побывал в мире дио-дао?

– Побывал.

– Как могла развиться естественным путём столь ненормальная форма разумной жизни? – возмущённо спросила амёба. – Скоротечная жизнь, наследственная память, аскетизм и самоограничение при наличии высоких технологий… А ты заметил их болезненное неприятие биологической грязи?

– Требование справлять нужду только в туалетах? – засмеялся Мартин. – Мало ли… обычная гигиена или брезгливость.

– Это только внешнее проявление, – изрёк Павлик. – У них ещё и безотходное производство. И ограничение потребностей – тоже из боязни загрязнить среду обитания. Когда-то мир дио-дао пережил глобальную экологическую катастрофу. Уцелевшие формы жизни – кстати, их очень мало, на всю планету не более пятисот видов живых существ – ускорили метаболизм и обрели наследственную память. Ничего себе эволюция, да?

Мартин пожал плечами.

– А если взять Иолл? Двуногие, двурукие, очень похожие на людей…

Мимолётно подумав, что только с точки зрения амёбы иоллийцы похожи на людей, Мартин всё-таки не стал возражать.

– И при этом – прикованные к матери пуповиной! Всю жизнь! – Амёба возвысила голос. – Это противоречит всем целям сохранения вида! Это ненормально, это отвратительно, это неудобно! Но они с рождения и до смерти живут материнскими семьями! Как возникла такая форма жизни?

– Не знаю.

– А я – знаю! – отчеканил Павлик. – Их планету постигла своя, персональная катастрофа. Изменившая условия жизни так, что только коллективные организмы смогли выжить.

– Ты очень хорошо знаешь чужие расы, – признался Мартин.

– Это моя работа. Ведь я – специалист по контактам с гуманоидной группой рас, – скромно призналась амёба. – Так вот, Мартин! Предыдущее разрушение транспортной сети ударило только по цивилизациям, живущим на планетах нашего с тобой типа. Углеродные, дышащие кислородом формы жизни на водной основе были изменены. Кто-то – менее. Аранки, люди, геддары – почти неотличимы друг от друга. Кто-то – более. В нашем случае изначальная раса просто вымерла, успев создать нас…