Читаем без скачивания Переступая грань - Елена Катасонова

Что она этим хотела сказать? На что намекала? Голос холеной докторши долетал словно издалека. Пробиваясь сквозь медицинские термины, Женя понимал только одно: Лере не стало лучше, Лере становится хуже.

- Так что же делать? - прервал он велеречивую докторшу.

Похоже, она была готова к вопросу.

- Мы думаем, - неожиданно живо сказала она, - перевести ее в неврологию. Поколем ноотропил... - Опять посыпались медицинские термины. Женя не слушал. - Она у вас всегда такая рассеянная? - спросила вдруг докторша.

- А разве она рассеянная? - насторожился Женя.

- Есть немного, - обронила Софья Семеновна и в первый раз взглянула на сидевшего перед ней Женю с сочувствием. - Впрочем, выводы пока делать рано. Покажем специалистам.

- Каким еще специалистам? - нахмурился Женя.

- Психологу, - поняла его настороженность врач и смягчила термин. "Скажи ему - психиатру, так он у меня тут, пожалуй, в обморок рухнет, подумала равнодушно. - Мужчины - народ ненадежный, слабый..." И когда Женя ушел, посидела еще над историей болезни Леры, задумчиво просматривая анализы, которые знала уже наизусть, кардиограммы, снимаемые через день - а динамика хуже и хуже, - тревожащее ее ЭХО, непонятные, ничем не снимаемые скачки давления, регулярные приступы рвоты, и вписала новое назначение: "Послойная томография мозга".

Заваривая кипятильником чай, глядя, как бойкие пузырьки, поднимающиеся со дна стакана, превращаются в крохотные бурунчики, неожиданно вспомнила поразившие ее когда-то слова профессора, обожаемого всем курсом:

- Когда тяжело, а тем более безнадежно болен муж, мы всегда говорим об этом супруге, чтобы она была ко всему готова - главное, готова за ним ухаживать. А когда болеет жена, кое-что от мужа утаиваем.

- Почему? Почему? - загалдели студенты.

- Может бросить, - просто и страшно объяснил профессор.

С тех пор прошло много лет, и все эти годы Софья Семеновна свято соблюдала поразившую их тогда заповедь - нигде не записанную, но известную, как выяснилось, всем врачам. "Глупости, - сердито оборвала она совершенно ненужные мысли. - Абсолютно не тот случай!"

Так чего же она боялась?

9

Лютыми сибирскими морозами, замерзающим где-то там, вдали, Приморьем еще и тепло кому-то в назидание отключили, - снегопадами, а за ними вслед наводнениями в Западной Европе, шквалами ледяного ветра в Америке и странным, тревожным, не по сезону теплом в Москве вступило на Землю третье тысячелетие.

Бесснежный теплый январь сменился бурным в феврале снегопадом, долгожданными морозами и солнцем в марте. К Восьмому Леру как раз и выписали. С инвалидностью первой группы, которую надлежало еще оформить, и прогнозом неутешительным: опухоль головного мозга, а сердце - это уже вторично.

Уколы ноотропила сделали свое дело: Лера встала, сознание ее прояснилось, но равнодушие ко всему осталось. И желтоватый цвет лица тоже. Она словно готовилась к переходу в новое измерение, другой мир, где все наши земные дела так ничтожны, что о них не стоит и думать. Диагноз "сердечно-сосудистая дистания", объявленный Лере, Денису и той же Наде, вроде бы все объяснял, все под него подверстывалось, историю болезни, наглухо заклеенную, направили прямиком в органы социальной защиты, и пенсия была назначена сразу, вполне приличная. Мужу пришлось сказать - аккуратно, смягчая все, что можно смягчить: дескать, опухоль мозга - "вещь в себе", и никто не знает, как и какими темпами будет - если будет! - она развиваться. Сказали не сразу: сначала крепко подумали.

- Такой не бросит, - решила наконец Софья Семеновна. - Будет тянуть до конца.

И все с ней согласились - глаз у медиков ох как наметан.

Как выдраили они квартиру - Денис и Женя! Все перемыли, перетерли, все, что можно, пропылесосили. Надя испекла огромный пирог с черникой замороженная влажным, нежарким летом, она пролежала в морозилке почти что год и дождалась-таки своего часа! Люда притащила, как всегда, домашние соленья-варенья. В суете, хлопотах, радостном возбуждении все словно забыли, что привозят в дом вовсе не прежнюю Леру, а больную, исхудавшую, равнодушную ко всему женщину, вряд ли способную оценить их старания.

- Смотри, я купила "Веллу"! - похвасталась Надя и сунула Жене под нос коробку, на которой улыбалась красотка с длинными каштановыми волосами.

- Что это? - из приличия поинтересовался Женя.

- Краска для волос, Тёпа, - снисходительно объяснила Надя и стала вытаскивать из коробки и выкладывать перед Женей отлакированный тюбик, флакон с белесой жидкостью, вложенные в тонкую пленку перчатки. - А то Лерка совсем седая, - вздохнула она и снова все уложила в коробочку.

- Ты только сразу не налетай, - тихо попросил Женя. - Она устанет.

- Много ты понимаешь, - дернула плечом Надя. - Ведь Женский день! Надо сразу привести ее в божеский вид.

- А мне нравится, - неожиданно сказал Женя. - Такая она благородная.

- Успеет быть благородной! - фыркнула Надя. - Лет в шестьдесят.

"В шестьдесят... Что бы ты понимала..." Женя заставил себя улыбнуться.

- Что ж, вам, женщинам, виднее...

"Как с ней легко", - неожиданно подумал он, глядя, как ловко управляется Надя с тестом, резко, одним движением, извлекает из духовки румяный пирог на противне, накрывает пирог полотенцем, ставит в центр праздничного стола.

- Ну, как? - спрашивает, подбоченясь, Женю.

- Здорово! - искренне отвечает он, и теперь его уже не раздражают ни ее громкий голос, ни вульгарные, как еще казалось недавно, манеры, ни даже то, что в общем-то Надя его надула, и он работает на ее фирму с утра до вечера, совершенно забросив бедный свой институт, и о чем он будет писать в отчете за первый квартал, одному только Богу известно.

"Но ведь она меня спасла, - напоминает себе Женя, поглядывая на румяную от жара духовки Надю, на ее крепкую, высокую грудь - глубокий вырез нового платья не скрывает соблазнительную ложбинку, - крутые бедра, обтянутые туго-натуго, лишь разрез на подоле позволяет сделать не очень широкий шаг. - Вот только ноги у нее подкачали... Ну да ничего... Что ничего? - спохватывается Женя. - Тебе-то какое дело? Это ж не Таня!"

Ужасно, нестерпимо захотелось к Тане. Они видятся все реже - Надя взяла его в такой оборот! - а теперь, когда привезут Леру... Женя бросает последний взгляд на ложбинку - "Да ведь это нарочно, - догадывается он. Вырез такой - нарочно!" - и бежит звонить Тане.

Он шепчет ей о своей любви, просит прощения, что в такой день не с ней рядом, обещает позвонить завтра.

- Да какой такой день? - смеется Таня, но смех ее невеселый. - Сережка называет его Днем великого вымогательства.

- Почему? - хмуро спрашивает Женя. Ему не нравится, что Сергей Иванович уже для Тани Сережка. Хотя вообще-то они однокурсники.

- Потому что бедные больные просто обязаны что-то преподносить врачам.

- И Сережке? - не без ехидства спрашивает Женя.

Но Таня, как всегда, ни его ехидства, ни досады не замечает.

- Конечно, ему тоже перепадает, - снова смеется она. - Пьем чай в ординаторской, а он такой сладкоежка!

Она умолкает и ждет. Женя знает чего. "Позвоню завтра..." У них так принято: обычно договариваются сразу.

- Знаешь, - решается он. - Леру выписывают из больницы.

В кабинет всовывается кудрявая голова Нади.

- Эй, Женька, ты с кем там секретничаешь?

Женя, скривившись, машет рукой: "Уйди, уйди!"

- Кто там тобой командует? - спрашивает Таня.

- Да так, - неопределенно отвечает Женя. - Подруга жены.

- О-о-о, - насмешливо тянет Таня. - Подруга жены - это титул. А что было с Лерой? Так вот почему ты смог в Новый год... - Не закончив фразы, она умолкает.

"Женщины любят, чтобы для них чем-то жертвовали", - вспыхивает в Жене жгучее раздражение.

- Потом расскажу, - уходит он от прямого ответа. Ничего он Тане не скажет, потому что это будет предательством. Была в больнице, и все. Ну, сердце...

* * *

Басовито и весело, нахально и громко гудит под окнами машина Пал Палыча. Надя встает на табуретку, кричит в форточку:

- Сейчас выходим!

И даже Денис не в силах оторвать взгляд от ее крутых бедер.

- Так, - командует Надя. - Едем мы с отцом, а вы, ребята, встретите мать дома.

- Почему? - возмущается Денис, вставая. - Может понадобиться мужская сила!

- А я? - вмешивается Женя, и Денис умолкает, смущенный собственной бестактностью; хотя, если честно, какая там у отца сила?

Надя хватает с вешалки короткую норковую шубку, сует ноги в высокие сапоги и вылетает на улицу. Женя еле за ней успевает.

- Привет! - машет рукой Пал Палычу Надя и, пригнувшись, ныряет в машину, на заднее сиденье. Женя садится с Палычем рядом. Тот с откровенным восхищением поглядывает на Надю в зеркальце. Надя устраивается так, чтобы при известном старании можно было себя увидеть. Заметив ее заинтересованный взгляд, Пал Палыч галантно поворачивает зеркальце.

- Ну что вы! - как бы смущается Надя. - Ради меня... Еще наедете на кого-нибудь. А если ГАИ?