Читаем без скачивания Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

Такой опыт необходим для памяти. Что-то происходит, воспринимается и становится воспоминанием, но со временем сам процесс стирается, превращается в единое целое. Несколько событий сливаются в одно. Ей кажется, что вся ее жизнь представляет собой один большой ком, где насилие и побои объединились в одно особое происшествие, а оно, в свою очередь, стало опытом, превратившимся в знание.

Нет никакого “сначала” и, соответственно, никакого “потом”.

Что было в ней такого, чего больше не осталось?

Что могла она когда-то видеть такого, чего больше не видит? Она искала новых возможностей для развития собственной личности. Не альтернативы или дополнения, а новой натуры. Самонадеянность, не знающая границ.

Она разрезает тонкую пленку, отделяющую ее от безумия. Ничто не началось с меня, думает она. Ничто не началось во мне. Я мертвый плод в стадии разложения.

Моя жизнь состоит из длинной череды мгновений, одного за другим, как при перечислении, непохожих друг на друга, из отдельных фактов, следующих один за другим.

Из осознания отчужденности и самопонимания.

Стокгольм

В первый раз в своей новой стране Гао Лянь из Уханя идет по Стокгольму один. Из квартиры на Боргместаргатан он доходит до Клиппгатан и спускается вниз по скользким каменным ступеням, ведущим к церкви Софии. Пересекает Фолькунгагатан и поднимается по лестнице к больнице миссионерской организации “Эшта”.

На Фьелльгатан он садится на скамейку и смотрит на Стокгольм. Прямо под ним стоят большие пассажирские паромы, а на рейде покачиваются маленькие яхты. Слева ему виден Старый город – Гамла стан – и дворец.

Ласточки, с криком пронзающие воздух в погоне за насекомыми, – те же птицы, что жили у них под крышей дома в Ухане.

Воздух тоже такой же, правда, здесь он чище.

Гао спускается к шлюзу, переходит через мост и попадает в Старый город. Он с любопытством прислушивается к чужому языку, и ему думается, что он звучит так, будто люди вокруг не говорят, а поют. Новый язык кажется дружелюбным и подходящим для создания прекрасной поэзии, и Гао становится интересно, как он звучит, когда эти люди сердятся.

Он несколько часов бродит по множеству маленьких улочек и переулков, постепенно начинает ориентироваться и уже вскоре может попадать туда, куда задумал. С наступлением сумерек у него в голове возникает четкая карта расположенного между мостами маленького городка. Сюда он обязательно вернется и сделает это отправной точкой, когда потом будет изучать другие части города.

Домой он идет по Гётгатан до перекрестка со Сконегатан, где поворачивает налево и прямиком приходит в нужную квартиру.

Светлую женщину он находит в темной, мягкой комнате. Она лежит, растянувшись на полу, и он видит по ее глазам, что она пребывает где-то далеко. Он наклоняется, целует ей ноги, а потом раздевается.

Прежде чем лечь рядом с ней, он старательно и аккуратно складывает костюм именно так, как она много раз ему показывала.

Потом закрывает глаза и ждет, чтобы ангел выдал ему инструкции.

Белые горы

Когда зазвонил телефон, волосы у Софии Цеттерлунд еще не успели высохнуть.

– Это Виктория Бергман? – осведомляется незнакомый голос. – А кто ее спрашивает? – отвечает она вопросом на вопрос с притворной подозрительностью, хотя прекрасно знает, что рано или поздно они должны с ней связаться.

– Я звоню из отделения полиции Вермдё, и мне нужна Виктория Бергман. Это вы?

– Да, я. А в чем дело? – Она изображает испуг, свойственный, по ее представлениям, людям, если им поздно вечером звонят из полиции.

– Вы дочь Бенгта и Биргитты Бергман из местечка Грисслинге на острове Вермдё?

– Да, это я… А что случилось? В чем, собственно, дело? – Она заводит себя и на несколько секунд ощущает неподдельное волнение. Как будто становится другим человеком и действительно не знает, что произошло.

– Меня зовут Йоран Андерссон, я пытался разыскать вас, но никак не могу найти вашего адреса.

– Странно. В чем же дело?

– Мне выпала печальная обязанность сообщить вам, что ваши родители, по всей вероятности, умерли. Их дом сегодня вечером сгорел, и мы предполагаем, что обнаружили именно их тела.

– Но… – выдавливает из себя она.

– Извините, пожалуйста, что я сообщаю это вам таким вот образом, но вы по-прежнему значитесь проживающей у родителей, и ваш телефон мне дал их адвокат…

– Что значит “умерли”? – Виктория повышает голос. – Я же разговаривала с ними всего несколько часов назад, и папа говорил, что они собираются в баню.

– Да, все верно. Мы нашли ваших родителей в бане. Судя по тому, что нам известно на настоящий момент, пожар начался в подвале. Эксперты предполагают, что загорелся агрегат и они по какой-то причине не смогли выбраться наружу. Возможно, заклинило дверь, но это пока на уровне предположений. Все покажет обстоятельное расследование. При всех условиях ясно, что произошел трагический несчастный случай.

Несчастный случай, думает она. Раз они так думают, значит, по всей видимости, не обнаружили доску. Она правильно просчитала, что доска тоже сгорит, прежде чем кто-нибудь успеет потушить огонь.

– Вам, наверное, требуется с кем-нибудь поговорить. Я дам вам телефон дежурного психолога, которому вы сможете позвонить. – Нет, не надо, – отвечает она. – Я сама психолог, и у меня есть свои контакты. Но спасибо за проявленную заботу.

– Вот оно что. Мы перезвоним вам завтра с более подробной информацией. Выпейте чего-нибудь крепкого и позвоните кому-нибудь из друзей. Мне искренне жаль, что пришлось оповещать вас таким образом.

– Спасибо, – говорит София Цеттерлунд и кладет трубку.

Наконец-то, думает она. Ноги болят. Но она чувствует себя полной жизни.

Все уничтожено.

Теперь ей виден конец.

Квартал Крунуберг

Закрывая дверь дома, Жанетт слышит, как по наружному подоконнику стучат первые капли дождя. Небо начало затягивать тучами, и ей кажется, что вдали слышны раскаты грома. Она садится в машину и покидает опустевший дом в Гамла Эншеде в тот самый момент, когда серо-черный Стокгольм накрывает первая в конце этого лета буря.

Оке подготовил все бумаги для развода, и Жанетт утром подписала их, ничего не говоря, хотя видела некую иронию в том, что он вдруг проявил такую дееспособность.

Приехав в здание полиции, она прибирает у себя на письменном столе, поливает цветы и, прежде чем покинуть рабочее место, заходит к Йенсу Хуртигу, чтобы пожелать ему приятного отпуска. – Ты это видела? – спрашивает он, протягивая ей какую-то бумагу.

– Что именно?

– Пропавший мальчик. Линус Алениус, пятнадцати лет. Пропал на острове Экерё. Его велосипед лежал брошенным в канаве. Экерё. Улавливаешь связь?

– Экерё. Свартшёландет. Улавливаю. Но Линус Алениус? – Она пробегает глазами бумагу, быстро констатируя, что речь идет о совершенно обычном шведском мальчике.

Нет, не сходится, думает она. Это нарушает схему.

– Пока он считается просто пропавшим, – говорит Хуртиг, – и, следовательно, к нам не попадает.

– Вот именно. И кроме того, мы же в отпуске, – напоминает Жанетт, откладывая бумагу. – Что собираешься делать?

– Послезавтра поеду на ночном поезде в Эльвсбюн, потом на автобусе в Йоккмокк, откуда меня заберет мать. Буду просто отдыхать и немного рыбачить. Возможно, помогать папаше с домом. – Как он себя чувствует после несчастного случая с дисковой пилой? – спрашивает она, устыдившись, что не поинтересовалась раньше.

– Со смычком, во всяком случае, управляется, хоть и играет на скрипке неважно, но трагизм ситуации в том, что матери приходится завязывать ему шнурки. – Лицо Хуртига поначалу серьезно, но затем расплывается в улыбке. – А ты? Тишина и покой?

– Едва ли. “Грёна Лунд” с Юханом и Софией. Ты знаешь, что я не слишком люблю высоту, но мне подумалось, было бы здорово познакомить Софию с Юханом, а она предложила именно “Грёна Лунд”, так что остается только стиснуть зубы.

Его улыбка переходит в ухмылку.

– Испробуй детские американские горки или домик с веселыми аттракционами.

Жанетт смеется и по-дружески ударяет его в живот.

– Увидимся через пару недель, – говорит она, не зная, что им суждено встретиться меньше чем через семьдесят два часа.

К тому времени ее сын уже почти сутки будет считаться пропавшим.

Белые горы

София Цеттерлунд просыпается вместе с Викторией Бергман и чувствует себя исцеленной.

Два дня она, вместе с Гао, пролежала в постели, разговаривая с Викторией.

София рассказывала обо всем, что произошло с тех пор, как они расстались более двадцати лет назад.

Виктория в основном молчала.

Они вместе снова и снова прослушивали кассеты с записями, и Виктория каждый раз засыпала. Получалось наоборот по сравнению с происходившим раньше.