Читаем без скачивания Мастер-снайпер - Стивен Хантер

Репп установил оружие на двуногу, чувствуя его быстрый ответ на свои движения. Оно казалось живым, послушным. Репп обладал особым чувством к оружию, в его руках оружие оживало, было словно зачарованным. Другой рукой он выставил окуляр прицела «Вампира». Проверил заряд батарей. Указательный палец Реппа нашел изгиб курка, а найдя его, опустился.

Он передернул затвор, который скользнул по маслянистой поверхности, оказав небольшое сопротивление, затем со щелчком достиг упора, и Репп отпустил его, дав ему самостоятельно вернуться на место, унося из магазина в ствол первый патрон со специальным медленным зарядом, одновременно открывая пылезащитный козырек казенной части. Вся система слаженно работала, подчиняясь воле Реппа: газовая камера, ручка и сам затвор, подающая система и замок — все части двигались и вставали на свои места внутри оружия, и он, наблюдая, как части движутся, щелкают и встают на место, получал огромное удовольствие. Репп проверил переключатель рода стрельбы: полуавтоматическая — и снял винтовку с предохранителя.

Воздушный поток унес Тони. Литсу казалось, что он спускается в какой-то липкой патоке. Он видел англичанина в тридцати метрах ниже и метрах в ста в сторону, видел, как ветер треплет белое полотнище его парашюта, но больше ничего разглядеть было нельзя. Гудение моторов «москито» осталось только в памяти. Литс опускался в тяжелой тишине, а за минуту до того, как его ноги коснулись земли, он увидел, как трепещет парашют приземлившегося Тони. В момент приземления Литс испытал взрыв боли, из глаз у него посыпались искры, а ноги сразу же начали ныть. Он сделал ошибку, попытавшись освободить их от веса своего тела, упал на плечо и ягодицы и секунду лежал в растерянности, ошеломленный ударом. Парашют Тони трепетал на том конце поля, уже ни к чему не прикрепленный. Литс тяжело встал на ноги. Они болели, как черт знает что, но, похоже, работали нормально. Он расстегнул ремни, почувствовал, как они соскальзывают с него, и встряхнулся, чтобы полностью освободиться от парашюта.

— Черт, — сказал кто-то совсем рядом одновременно со звуком шлепнувшейся плоти и сотрясением земли.

Литс взглянул туда и увидел Роджера, который вставал на ноги, борясь со своей парашютной упряжью.

Литс скинул с плеча «томпсон» и огляделся вокруг. Он находился сейчас в долине, на лугу, по колено в траве, а вокруг маячили низкие холмы. Ему показалось, что примерно в четверти мили он различает здание и окружающую его стену.

— Туда, — прошипел он все еще не пришедшему в себя молодому сержанту и медленно побежал, превозмогая боль.

Тони нигде не было видно.

Тони бежал. Он быстро сокращал расстояние. Чувствовалась боль, но небольшая. Он не знал, где его автомат, — потерял его во время приземления. Но цель все еще оставалась далеко впереди.

Он просто продолжал бежать. Кто-то другой внутри его тела тяжело дышал. Ему хотелось откашляться или вообще остановиться. Пробежка. Они что, не представляют, что некоторые джентльмены не бегают вульгарно по полям, доводя себя почти до тошноты, так что их собственный пот начинает жечь им кожу? Джентльмены никогда не потеют. Сапоги казались до невозможного тяжелыми, а высокая трава замедляла движение. Но Тони чувствовал в себе абсолютную ясность.

Репп откинул крышку прицела и наконец — последний шаг — положил свободную руку на винтовку, прямо возле коробки. Он прижал правый глаз к мягкой резиновой чашке окуляра.

Мир, по понятиям «Вампира», был зеленый и безмолвный.

Репп чувствовал себя очень терпеливым и почти полезным. Он ощущал себя не частью истории, а самой историей, грубой силой, проникшей в ночь, чтобы настоящее сделать будущим. Возможно, что на данный момент это и выглядит дикостью, но при взгляде из далекого будущего это будет Добром, Справедливостью и Честностью.

В прицеле закрутились огоньки, словно миллиард миллиардов молекул вырвались из открытых дверей.

«Настало время вашей встречи с судьбой», — подумал Репп.

Вспыхнуло неясное пятно света, в котором с трудом можно было узнать человеческую фигуру. Затем другое.

Репп пропустил их сквозь перекрестье прицела, в то время как там появлялись все новые и новые точки.

— Сюда, сюда, мои детки, мои прекрасные детки, идите к папочке, — начал он ворковать.

Литс почти умирал от изнеможения. Он не был бегуном. Ему хотелось упасть на траву и втянуть в себя целую кварту прохладного кислорода. Роджер бежал рядом с ним. Парень догнал его, этот идиотский теннис сделал его сильным и быстрым, но Литс не даст ему обогнать себя. Это Тони там впереди у ворот?

Ворота!

Его охватило тоскливое чувство, почти рыдание.

Как же они пройдут сквозь ворота?

Тони толкнул дверь в стене. Она даже не пошевелилась.

Репп насчитал уже девятнадцать, затем двадцать. Палец Реппа лежал на спусковом крючке, убирая оттуда слабину, свободный ход.

У Реппа было уже двадцать один, двадцать два.

Литс пытался добраться туда. Ему никогда этого не сделать. У него было ужасное предчувствие относительно следующих нескольких секунд.

— Тони! — закричал кто-то, наверное, он сам.

Одна из старых уловок Инверейлор-хауза, усвоенная еще в первые дни курсов, проводимых Отделом специальных операций в Шотландии. Инструктор был бывшим гонконгским инспектором полиции и знал все хитрости своей профессии, в том числе и такую:

«Если перед вами замок в двери, а вы хотите туда войти и при этом спешите, скажем за вами идет фриц, выньте свой револьвер, как это делают ребята из голливудских ковбойских фильмов, и выстрелите, но не в замок — в этом отношении все киношки врут. Вы просто поймаете рикошет пули прямо себе в грудь. Стреляйте не в замок, а в дерево, под углом, за замок. Из этого вашего большого четыреста сорок пятого получится отличная отмычка».

Странно, что это всплыло в голове так быстро, после пяти лет непростой жизни и как раз в нужный момент.

Осторожно держа дуло «уэбли» в двух дюймах от дерева ворот, под углом к старой медной пластине замка, Тони выстрелил. Последовала белая ослепительная вспышка.

У Реппа было уже двадцать пять. В спусковом крючке не было никакой слабины. Но что происходит?

— Kinder[33], — закричал Тони на своем безупречном немецком, — плохой дядька видит вас в темноте, плохой дядька видит вас в темноте!

Когда они начали разбегаться, он видел их белые лица и белые глаза, выделявшиеся в ночи. Они были как призраки. Тони слышал паническое шарканье ног по камням двора, слышал визг и выкрики. Должно быть, он казался им гигантом, кошмарным существом. Они, наверное, решили, что он и есть тот плохой дядька, который может видеть в темноте: бежит по двору, дыхание тяжелое, лицо темное, в руках большой пистолет. Еще одна ироническая зарисовка в его коллекцию.

Как быстро они все исчезли! Некоторые из них, убегая, задели его за ногу, и все же на это ушла лишь одна секунда. Они попрятались, как маленькие зверьки. Он больше их не видел.

Женщина плакала, насмерть перепуганная и ничего не понимающая.

«Мы хорошие ребята, мадам», — хотел объяснить Тони.

Он услышал, как кричит Литс. Что ему надо?

Репп выстрелил.

Литс подбежал к воротам. Он слышал, как дети кричат и убегают. Он видел разбегающиеся фигурки, словно бы уносимые темнотой. Кто-то плакал. Женский голос, высокий от неудержимого страха и безнадежности, твердил: «Bitte, bitte»[34].

— Уходи, бога ради, уходи!

Пуля снесла Тони полголовы. Он лежал на земле посреди двора, в темной луже, расплывающейся вокруг него по камням.

Затем Репп выстрелил в него еще раз.

Часть III

Endlosung (Окончательное решение)

8 мая 1945 года, рассвет

30

Дойдя почти до безумия, Литс наконец остановился. Он и впрямь на какое-то время сошел с ума, когда кричал что-то в сторону гор после того, как Репп застрелил Тони. Литс даже расстрелял целый магазин, в отчаянии бесполезно рассыпая трассирующие пули по безликому темному склону холма. Роджер ударил Литса плечом сразу под оба колена, Литс вскрикнул от удара и упал, и тогда Роджер крепко прижал его к земле в арке открытых ворот и, напрягая все свои силы, оттащил под защиту стены.

— Господи, — в ярости кричал Роджер, — хотите, чтобы вас убили?

Литс угрюмо посмотрел на него, но Роджер увидел в его глазах проблеск сумасшествия, лучик тайного безумия, сверкнувший в его зрачках, как у оборотня, и, когда Литс дернулся к оружию, Родж был готов к этому и сильно ударил его по шее своим правым предплечьем, рукой теннисиста, толстой, как бычья нога, оглушив его. — Там только смерть, — орал вышедший из себя Роджер. Затем Литс начал настаивать на том, чтобы забрать тело: