Читаем без скачивания Походы и кони - Сергей Мамонтов

Постояв некоторое время в Нежине, дивизия перешла опять в Конотоп. Я отдал свою чудную шашку “отпустить”, то есть наточить, и когда мы выступили, не было времени за ней заехать. Мы часто возвращались в Конотоп, и я не волновался. Но в Конотоп мы больше не попали, и моя шашка пропала. Я заменил ее драгунской, но это все же было не то.

В СЕВЕРСКОЙ РУСИ

ЧЕРЕЗ СЕЙМ

В начале сентября 1919 года наша регулярная кавалерийская дивизия под начальством генерала Барбовича двинулась из Конотопа на Белополье и у станции Ворожба перешла на северный берег Сейма. Красные не оказали нам сопротивления, и мы вошли в Путивль. Тут дивизия остановилась на два часа вдоль длинной белой стены. Очевидно, наша разведка пошла вперед, а мы ждали. Мы старались вспомнить “Слово о полку Игореве”: ведь Ярославна плакала на какой-то стене тут, в Путивле.

Вскоре дивизия пошла на север, к городу Глухову, у которого завязался упорный бой.

С переходом через реку Сейм местность заметно изменилась, приобрела холмистый характер, поля перемежались с лесами. Появились береза и черный хлеб, крестьяне говорили по-русски. С Украины мы перешли в Россию. Вместо хат были избы из бревен. Но деревни были часто беднее, чем на Украине. Зато встречалось много местечек, почти города и даже индустрия, заводы.

Бой у Глухова был долгий и упорный. Красные несколько раз пытались наступать. Но в конце концов им пришлось отступить. Наша батарея много стреляла.

Во время боя к батарее подошел великолепный, серый в яблоках гунтер. Он был тяжело ранен и искал помощи у людей. Лошадь в страдании безмолвна, но в глазах отчаяние. Помочь ему было невозможно. Я его погладил. Он покачнулся, как пьяный, и упал. Пришлось пристрелить его в ухо. Мне было его жаль. Думаю, что у хозяина не хватило мужества пристрелить свою любимую лошадь.

Мы заняли местечко Воронеж (не путать с городом Воронежем). Тут было много мелких заводов. Я пошел по местечку, надеясь найти что-нибудь полезное для батареи. Ничего не нашел, но на маленьком заводе, принадлежавшем еврею, я встретил нашего пулеметчика, поручика Андиона. Он вовсе не обрадовался нашей встрече и по-французски, чтобы другие не поняли, просил меня не вмешиваться. После этого я присутствовал при следующем диалоге между Андионом и евреем:

Купи у меня приводной ремень. Тебе он понадобится, — сказал Андион. Покажи его, как можно покупать заглазно, — отвечает еврей. Да вот же он перед тобой. Но ведь это мой.

— Ты отстал от времени. Это при царе было твой и мой, а большевики нас учат, что теперь все общее. Так покупаешь?

Еврей сообразил, в чем дело, и почесал за ухом. Началась торговля, причем Андион расхваливал ремень, а еврей умалял его достоинства. Наконец, сторговались. Андион засунул деньги в карман.

Ну а теперь снимай приводной ремень, — сказал он. Послушай, Андион, это уж слишком, — вступился я.

— Вот ведь я так и знал, что ты мне все испортишь.

Кто-то из наших офицеров нашел на химическом заводе целую железную бочку спирта и привез ее на батарею. Вообразите нашу радость. Но радость была недолгая. Спирт отдавал эфиром и пить его было невозможно. Даже солдаты отплевывались. Что делать? Нельзя же просто выкинуть. Спирт все же. Так и возили с собой и на каждой остановке пробовали — не исправился ли он. Ведь, говорят, мадера от качки судна улучшается. Может, и спирт от тряски на телеге... Нет, определенно пить нельзя.

Как-то дал выпить хозяину дома. К моему удивлению, он выпил с удовольствием и даже крякнул.

— Как так? Почему?

Мы этот спирт давно знаем. Вначале тоже плевались, но постепенно привыкли. И ваши соседи тоже его пить будут? С превеликим удовольствием.

— Тогда объявите всей улице, чтобы приходили с закуской.

Через двадцать минут вся улица была запружена очередью. А через полчаса все были пьяны, лезли целоваться и клялись в любви и верности. Мы им оставили бочку. Это было в большом селе Шастке.

Конечно, и за Воронеж, и за Шастку были бои, но обыкновенные, ничем особым не отличающиеся, и я их забыл, сегодня не припомню.

У НОВГОРОДА СЕВЕРСКОГО

Как я уже сказал, инспектор конной артиллерии князь Авалов принялся наводить порядок в наших двух батареях. Еще в Нежине он потребовал коновязей, а в Конотопе приказал запрячь зарядные ящики и чтобы они следовали в колонне за орудиями. Это удлинило колонны батарей в походе, и на мосту через Сейм из-за плохих лошадей и неопытных ездовых произошел затор, который мы с трудом распутали. А в первом бою у Глухова, когда надо было поставить ящики около орудий, произошла общая путаница.

— Увезти ящики в тыл, — приказал полковник Шапиловский и назначил меня ими командовать.

С этих пор ящики не ходили в колонне с батареей, а отдельно. Я становился во время боя где-нибудь в укрытии и в момент затишья ехал на батарею с одним из ящиков и пополнял снарядами передки. На моей обязанности было избегать встречи с красными и особенно с князем Аваловым. Это оказалось так неудобно, что через несколько дней мы вернулись к нашей испытанной системе с обывательскими подводами. А ящики отправили в обоз. При случайной встрече с князем Аваловым я должен был хитрить и рассказывать ему турусы на колесах — что я ездил с ящиками пополнять их снарядами или что еду поить лошадей. Это, конечно, не обманывало Авалова, опытного офицера, и он начинал меня разносить. Тогда я прикладывал руку к козырьку (громоотвод) и отмалчивался. Так произошло наше с ним знакомство, и далеко не в мою пользу, хоть я был ни при чем, исполнял приказание командира батареи. С первой батареей было то же самое.

При выступлении из местечка Шастка мы тотчас же наткнулись на красных. Произошел горячий бой, и красные отошли в лес. Мы за ними последовали, ежеминутно ожидая засады, но лес мы прошли благополучно и вышли на высокий берег реки Десны. Наверху было несколько дач. Город Новгород Северский был для нас невидим. Он находился где-то слева, на той стороне реки. Внизу, у реки, проходила железная дорога. Бой стих, красных видно не было, стрельбы не слышно. Обе батареи и полки остановились наверху, около дач. Шапиловский послал брата и наше орудие вниз, к железной дороге, на случай появления красного бронепоезда. В этот день наша батарея много стреляла, и я взял один ящик и поехал на батарею пополнять передки. Когда я подъехал к орудиям, снизу, с той стороны реки заработал пулемет и ранил одну лошадь и ездового в моем ящике. Помню, пули грохотали по железной крыше дачи. Раны ездового и лошади были пустяшные, а пулемет замолчал. Мы пополнили передки и поехали к орудию брата вниз. Но еще издали брат стал махать мне рукой, чтобы я не подходил. Я поставил свой ящик за домами и стал ждать.