Читаем без скачивания Кумби - Геннадий Самуилович Гор

— Не бывал, — сказал я сердито. — Я оговорился.

— Допустим.

Затем ей, видно, стало жалко меня. Она улыбнулась.

— А помнишь Алика и его стихи? — спросила она меня.

— Директор сказал нам, что его уже нет.

— Там, в школе, его нет. Он у нас. Я нашла его и принесла к себе. Отец мой очень удивился, когда он начал читать стихи. «Вещь, — сказал он мне, — и грустит. Странно». А я говорю отцу: «Талант может заставить грустить даже вещь». И теперь Алик живет у нас в лесу.

— Живет? Ты не оговорилась?

— Ты прав. Большей частью не живет, а пребывает, как все вещи. Но временами оживает, когда читает стихи. Он сочинил стихотворение о Марсе, претворив в слова мою мечту. А отец мой не может слышать о Марсе. Он говорит: «Там нет ни одного дерева, ни одного листа, ни одной травинки. Там пустота, населенная людьми, и там страшно душно». А здесь? Здесь много воздуха. Дыши, Микеланджело, дыши. Вбирай в легкие наш лесной воздух. Ты надолго приехал?

— Дня на два, на три.

— А зачем?

— Повидаться с тобой. Я все время думаю о тебе. Но наш институт далеко от твоих лесов. И вот теперь мне, наконец, удалось выбраться и прилететь.

— Значит, ты все-таки вспомнил обо мне?

— Вспомнил? Не то слово. Я все время думал о тебе. И когда оставался один, всегда смотрел на твое убегающее изображение. А ты еще спрашиваешь, вспоминал ли я?

— Я думаю, что вспоминал не ты, а искусственное вспоминающее устройство. Мне брат рассказывал, что в вашем институте ученые и инженеры работают над заменой естественной памяти машинной. Правда ли это?

— Правда. Через несколько лет они сделают ее.

— И, значит, через несколько лет вспоминать эти леса и меня будешь не ты!

— А кто же?

— Машина, которой ты поручишь это.

— Я никогда не поручу это машине! Никогда!

— А что же ты поручишь ей?

— Я ей поручу вспоминать все, что мне хотелось бы забыть.

— Машина обидится на тебя. Ведь ее создают для того, чтобы она могла остановить время.

— Но тебя ей не остановить. Ты всегда скользишь мимо меня даже в моих воспоминаниях. И вот сейчас я боюсь, что ты скажешь…

— Что я скажу?

— Что говорила всегда, встречаясь со мной: «Ну, пока! Мне надо идти!»

— Мне действительно надо идти, Микеланджело. Меня ждет отец. Я должна накрыть на стол… Мой отец не пользуется услугами роботов.

— Почему?

— Потому что они напоминают ему о его жизни на Марсе. Там все делали роботы. Без роботов там люди не смогли бы жить. А в лесу они не нужны.

— Но вы же взяли к себе Алика. А ведь он тоже робот.

— Он не робот, а поэт. Он лирик.

— И все-таки он робот. Он искусственное существо.

— Но стихи его безыскусственны. Они как звон и плеск воды в ручье, как свист лесной птицы. Почему это, Мика?

— Почему? Это надо спросить у моего отца. Он всю жизнь спорил со своими противниками и уверял их, что создаст искусственного лирика. И вот он создал его. И это почти чудо.

— Ты прав. Он наделен глубоким чувством. И сейчас он вместе со мной тоскует по Марсу. Мне хочется улететь из этих лесов. Но я не хочу покинуть отца. А он не может жить без этих деревьев и этих троп.

Я слушал Таню и вбирал в себя каждое мгновение, словно хотел остановить время. Но наступила минута, когда она сказала мне: «Прощай».

— Прощай, Микеланджело, — сказала она и скрылась среди деревьев.

— Прощай! — повторило лесное эхо.

15

Лабораторию проблем памяти, как я уже говорил, возглавляет Марина Вербова. Это очень красивая молодая женщина, чуточку похожая на греческую богиню. Но ей некогда думать о своей красоте. Одевается она просто и держится скромно, забывая обо всем, кроме своей работы.

Марина создала множество запоминающих машин и полумашин-полуорганизмов. Насмешливые люди говорят, что Марина создала и самое себя, сначала вытесав фигуру богини из куска мрамора, а затем наполнив ее всяческой информацией на клеточном и молекулярном уровне.

Лаборатория, возглавляемая Вербовой, рядом с нашей, в одном здании. Но всякий раз, когда я захожу туда, я чувствую себя чуточку смущенным. Почему? Не знаю сам. Может, потому, что Марина Вербова похожа на ожившую и чем-то разгневанную статую.

Смущаюсь я и сейчас, хотя Вербова не видит меня. Она разговаривает с незнакомым мне старичком, одетым в давно вышедший из моды костюм и улыбающимся старомодной улыбкой.

Я невольно прислушиваюсь к их разговору и недоумеваю. Даже в этом мире чудес и парадоксов старичок кажется скорее осколком сна, чем действительности. Меня удивляют вопросы Марины, а еще больше — ответы старичка.

Марина (со строгим видом экзаменатора обращаясь к старичку). Какой день был десятого июля две тысячи восемнадцатого года?

Старичок. Четверг. Была бурная погода. Гремел гром. Лил дождь. Ненастье застало меня в лодке, когда я ловил рыбу. Я стал грести к берегу… Но пока добрался, весь промок до нитки.

Марина (все еще строго). Каким было двадцать третье января две тысячи двенадцатого года?

Старичок (без всякой заминки). Суббота. Утром было облачно, но к полудню погода прояснилась. Земля была покрыта снегом. У моей тети — тети Елены — болела голова. Соседский мальчик Володя похвастал: отец подарил ему новые коньки.

Марина. Пятнадцатого октября две тысячи пятнадцатого года?

Старичок. Вторник. Стояла хорошая погода. Я гостил у старшего брата в Сен-Клу. Накануне вечером играл в шашки. Одну партию проиграл. Две выиграл. Проснувшись среди ночи, долго не мог уснуть и ворочался с боку на бок.

Марина. Что вы делали семнадцатого августа две тысячи двадцать третьего года?

Старичок. Почти весь день провел, готовясь к экзаменам. Вечером пошел в гости к дяде, где собралось много знакомых и незнакомых людей. Ночью спал плохо, ворочался, был слишком возбужден от выпитого вина и от разговоров дядиных гостей.

Марина (с интересом). А четырнадцатого апреля две тысячи восемнадцатого?

Старичок (смущенно). Весь день кушал мороженое. Только мороженое.

Марина (опять строго). Почему?

Старичок. У меня в тот день вырезали гланды.

Марина (недоверчиво и сухо). Не ошиблись ли вы? Гланды вырезали в прошлом столетии.

Старичок (обиженно). Вы, кажется, вчера имели возможность