Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — вице-принц - Гай Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрел с натянутой улыбкой, хотя в животе тяжело и холодно. Эта несметная рать в состоянии просто втоптать в землю всю Бриттию, сожрать ее всю, как гигантская прожорливая саранча, и хотя отсюда с башни хорошо видно, что это такое же сборное войско, как и ополчение лордов Варт Генца, только намного проще, многие отряды просто шайки разбойников, однако они превосходят нас числом двадцать к одному.
На башню, что над воротами, где я терзаюсь в ожидании подхода войск Клемента Фицджеральда, часто поднимались верховные лорды, военачальники и даже простые рыцари.
И все мы могли убедиться, что силу Мунтвиг привел не только грозную, но поистине несметную: вот уже двадцать тысяч рыцарского войска, сорок тысяч тяжелых всадников, шестьдесят легких, пятьдесят пехоты — это только первая волна нашествия, собранная, как уже известно, из остатков армии Карла, а за ней еще более грозная и многочисленная армия самого Мунтвига, что сопровождает его с первых же побед и кормится плодами успешных завоеваний.
В его армии, как доносит разведка Норберта, свирепые ательцы из Аганда, быстрые и яростные кухулы, пришли под знамя Мунтвига непокоренные никем, но легко признающие своим вождем самого сильного сенглы, явились конные отряды из Лидунца, изумительные лучники из области Гергальи, что между Ругендом и Ясти Дерпом, пестрые ватаги неистовых в ярости бергов, прибыли войска всех народов, населявших предгорья Арендских гор, даже из Велечии и Приболья пришли настоящие армии, рвущиеся в яростный бой.
Однажды на башню поднялся епископ Геллерий, мрачный и неразговорчивый, долго смотрел на вражеское войско, я уже и забыл, что здесь кто-то еще, как вдруг он повернулся и, глядя в упор странными немигающими глазами, спросил резко:
— Сэр Ричард, готовы ли вы исповедаться перед битвой?
Я хотел ответить уклончиво, но, с другой стороны, это не отец Дитрих, чего церемониться, покачал головой.
— Исповедаюсь Богу… если встречу его.
Он сказал непреклонно:
— Но так же нельзя, если вы христианин!
— Все, — сказал я, — что ввели люди в закон, можно и отнять людьми. Я могу советоваться с вами, святой отец, но исповедоваться… нет, это слишком личное, чтобы доверять другому человеку.
Он проговорил тверже:
— Сэр Ричард, исповедоваться священнику… на этом стоит церковь!
— Церковь не скворечник, — ответил я, — она не держится на одном шесте. Или даже на столбе. Церковь, к счастью, покоится на таком количестве стоящих вплотную один к другому бревен, уже окаменевших, превратившихся в гранит, что даже если один и рассыплется в прах, церковь этого даже не заметит.
Он пробормотал:
— Ну… это верно, не спорю.
— Церковь должна помогать общаться с Богом, — напомнил я, — а не подменять его. Почему, когда я хочу поговорить с Богом, я говорю с ним, а от вас слышу: говорите мне, я скажу Богу и от него передам ответ?.. Почему?
Он выпрямился, глаза свернули гневом.
— Потому что я — священнослужитель!
— А вы уверены, — спросил я, — что Господь именно вас избрал посредником между Ним и людьми?
Он отрезал:
— Уверен!
— Гордыня, — констатировал я. — Дьявольская гордыня ставить себя настолько выше людей, а самого себя возносить к небу. Отец Геллерий, опомнитесь!
Я советую вам поскорее покаяться, и, возможно, Господь по доброте своей и бесконечнейшей милости, мне совсем непонятной, простит вас за попытки решать Его проблемы и толковать Его повеления другим людям.
Он вздрогнул, побледнел, выпрямился так резко, словно получил удар по спине и одновременно — снизу в челюсть.
— Как вы… такое… можете…
Но выглядел потрясенным, удар попал в цель с силой выпущенного из катапульты ядра.
— Господь старается говорить с нами так, чтобы мы поняли, — сказал я, — однако мы все равно из-за своей малости и скудоумия не понимаем и сотой доли того, что он желает от нас! А те крохи, что понимаем, мы все равно перевертываем, истолковываем не так… не так… и что, вы встали между людьми и Богом, чтобы запутать еще больше?
— Сэр Ричард! — вскрикнул он. — Это уже богохульство!.. И отступление от основ!
Я покачал головой.
— Как раз нет. Тот, кто отступает, делает это тайно. Я делюсь своими сомнениями не с единомышленниками, которых у меня в таких вопросах нет, а с вами, отец Геллерий. Потому найдите достаточно веские и зримые слова, чтобы опровергнуть и рассеять мои сомнения.
Он подумал, ответил кратко:
— Хорошо. Я постараюсь подыскать нечто убедительное. Ваше высочество…
— Отец Геллерий…
После того как он ушел, я вернулся к столу с картой, однако из стены напротив вышел скромно и с достоинством одетый господин, вежливо поклонился.
— Мое почтение, сэр Ричард…
— Здравствуйте, сэр Сатана, — ответил я чуточку сварливо. — Вы что, следили за нашим разговором?.. Присаживайтесь, пожалуйста. Лучше вот сюда, а то там от окна дует.
Он чуточку улыбнулся.
— Мне сквозняки не вредят, но спасибо за теплоту и заботу. В самом деле очень удобное кресло… Вы не забыли, что я — Дух Сомненья? Как только кто-то усомнится в чем-то, я сразу это слышу… Вы же помните, Змей зародил зерна сомнения в Еве, а потом она и вовсе понесла его семя в своем чреве! Сомнение — одно из моих самых мощных орудий воздействия. Один из мудрецов, что особенно прислушивался ко мне, даже сказал знаменитое «Все подвергай сомнению!». Золотые слова…
Я поспешно сел напротив, чтобы не давать ему преимущество, а то как подчиненный в присутствии начальника, а он лишь улыбнулся, прекрасно понимая мои нехитрые реакции.
— Значит, — сказал я, — мне подвергать сомнению учение церкви не следует… раз вы сказали, что надо усомниться?..
— Почему?
— Но вы ведь Сатана, — ответил я честно, чего уж хитрить, — враг рода человеческого. Вам кофе или вина?.. Такого вина вы не пробовали… Вы человека не любите и стараетесь ему вредить везде и всюду. Засухи, наводнения, саранча…
Он взял чашу с вином, отхлебнул, на лице отразилось удовольствие, сделал еще глоток, побольше.
— Прекрасное вино, — сказал он с чувством. — Всякий раз убеждаюсь, что путь, который я выбрал для человека, прекрасен!
Я буркнул:
— Это вино создано, кстати, монахами в одном из монастырей с весьма строгим уставом.
— И что?
— Вино, — сказал я, — не вы подсказали!
Он светски улыбнулся.
— Монахи — мои любимцы. Простолюдинов не люблю, они тупы, как скот, а монахи — люди пытливые, думающие, любознательные и… постоянно сомневающиеся. Сомнение — отличительная черта умных людей. Так что монахи — мои постоянные собеседники, пусть даже мы и спорим постоянно… Кстати, насчет засухи и саранчи… Вы же прекрасно знаете, это не от меня!
— Знаю, — ответил я мирно. — Но этот ход в пропагандистской войне напрашивается. Бритва Оккама.
— Что за бритва?
— Отсекай все лишнее, — объяснил я. — Зачем громоздить сложные объяснения, непонятные простому человеку, когда он и простые понимает еле-еле? А вот что все нехорошее от вас, сэр Сатана, это он поймет легко.
Он негодующе фыркнул.
— Нечестно!
— Это я слышу от Отца Лжи? — спросил я. — Зато эффективно. И церкви позволительно прибегать ко лжи, если та во благо.
Он воскликнул:
— И вы все еще паладин?
— Мы же говорим детям, — возразил я, — что их нашли в капусте или принес аист, а умирающим — что уже выздоравливают? Женщины врут мужьям, мужья женам, зато в семьях мир и согласие. Политики врут всем, тем самым поддерживают благосостояние страны и всячески избегают войн… Потому и саранча от вас, и засуха, даже корова захромала потому, что вы, сэр Сатана, ей лично по ноге палкой ударили!
— Животных я люблю, — возразил он сердито, — это человека… но и его полюбил, когда он с Творцом рассорился, как и должно было быть, и ушел, гордый и независимый, несмотря на свою ужасающую слабость. Тогда-то я и взялся протаптывать для него дорогу, что приведет к могуществу!
— Только вы?
— Только я, — ответил он твердо. — Кто должен был жить в саду Эдема и не выходить за его пределы?.. Но когда Творец дал вам пинка под зад и вы оказались в диком мире, только я взялся помогать вам и протаптывать дорогу!.. В самом деле, прекрасное вино… До чего же я хорош, оказывается, вы не находите?
— Нет, — ответил я сердито. — Когда Господь вытолкал в шею Адама с беременной от Змея женой из сада, он потом несколько смягчился. Правда, как и старые языческие боги, он не мог сделать сделанное несделанным, или, говоря проще, отменить свои же решения, однако он иногда слегонца помогал потомкам Адама, ибо дети за грехи отцов не отвечают… ну, по истечению седьмого колена. Вон Ноя даже предупредил насчет потопа…
— Ага, — сказал он саркастически, — а всех остальных утопил, как котят!.. Вы можете себе представить, чтобы такое сотворил я?