Читаем без скачивания Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн

– Они такие маленькие, – заметил я. – Мне нравится, когда картофель нарезан соломкой.

Пиво оказалось светлым «Пилзнером», кошерная говяжья сосиска, пятнадцать минут назад снятая с алюминиевого вертела, все еще оставалась горячей, а у картофеля фри был такой вкус, которого я не испытывал с монастырских времен, когда имели обыкновение жарить картофель на оливковом масле и приправлять его местными травами. Это, хоть и не походило на «Павильон», было совершенно недурственно!

На поле прошествовали «Янки», сопровождаемые шквалом приветствий, а затем, по-овечьи покачиваясь, вышли их соперники и встали сгрудившись, словно животные во дворе скотобойни. Как только отзвучал гимн, началась игра, и радиокомментаторы, сидящие в своих высоко поднятых будках, принялись говорить в пустое пространство перед собой – как душевнобольные. После первой подачи бита издала уникальный звук – не треск и не хлопок, а нечто среднее. Мяч слабо, призрачно засветился, как артиллерийский снаряд, летящий достаточно медленно, чтобы его можно было видеть, а потом ударил в стенку жилого дома по ту сторону эстакады.

– Черт побери! – завопил Смеджебаккен, опрокидывая пакет с едой, вскакивая на ноги и молотя кулаками воздух. – Вы это видели?! Такое не повторяется, никогда!

– Отличный выстрел! – сказал я, заставив всех вокруг меня обернуться.

Смеджебаккен так наслаждался едой, моими замечаниями и игрой, что я не мог себе представить, как это он сможет отказаться от моего плана, – ведь чем можно насладиться больше, чем ограблением подземелья, набитого неправедным золотом? И в конце концов, это он пригласил меня встретиться с ним на бейсбольном матче.

В разгар шестой серии подач он сказал:

– Анжелика никогда не позволит мне ограбить банк.

Я не затрагивал этого предмета, и он заговорил о нем, лишь когда «Янки» обеспечили себе такое подавляющее преимущество – что было очень похоже на положение Соединенных Штатов по отношению ко всему остальному миру, – что стадион начал пустеть.

– Вам требуется ее разрешение? – спросил я, разглядывая красочную картину перед нами и прислушиваясь к шуму остававшейся толпы зрителей, похожему на шум прибоя.

– Если речь идет о таких вещах, как ограбление банка, вступление в Иностранный легион или восхождение на Эверест, я с ней посоветуюсь.

– Тогда зачем вы здесь сидите – или, точнее, зачем я здесь сижу?

– Скажем так: я не думаю, что могу это сделать, но не могу не думать об этом.

– Почему?

– Из-за дочери. И некоторых технических загвоздок. Это ведь вызов!

– Сколько лет вашей дочери?

– Одиннадцать.

– Чудесный возраст для девочки.

– Мог бы быть.

– Почему?

– Название этой болезни, скорее всего, ничего вам не скажет. Но она не может ходить, не может управлять своими руками, она корчится, гримасничает и непроизвольно роняет голову. Ей никогда не удавалось подержать в руках куклу.

Что я мог на такое сказать?

– За одиннадцать лет, – продолжал Смеджебаккен, – она испытала столько страданий, что их бы хватило на целую жизнь, и ей предстоит страдать до самой смерти.

– Но вы ее любите? Вы любите ее.

– Я готов за нее умереть. Если б только я мог умереть, чтобы она выздоровела!

– Ваша жена полностью посвятила себя ребенку.

– Когда вы видели Анжелику, они только что вернулись с гидротерапии. Вода для моей малышки очень полезна. Они ходят в бассейн три раза в неделю. А я бы хотел, чтоб они ходили туда дважды в день.

– Я думал, что Анжелика где-то работает.

– Она старается приодеться, когда выходит куда-нибудь с Конни. Мы обнаружили, что доктора добрее и внимательнее относятся к тем людям, которые выглядят богатыми, образованными, располагающими большими связями.

– Конни?

– Да.

– Констанция?

– Ну да. А что?

– Мою бывшую жену зовут Констанция.

– Чудесное имя. Когда она родилась, мы решили, что Конни Массина звучит как нельзя более мило. А Констанция – это так изысканно… Я что, по-вашему, сам не думал об ограблении какого-нибудь банка?

– Все об этом думают.

– Но не грезят об этом.

– Чтобы за ней ухаживать?

Смеджебаккен кивнул.

– Это требует так много денег? – спросил я.

– Сейчас нет, – сказал он, – но что, если я завтра умру? Как сможет Анжелика и работать, и ухаживать за Конни? А если умрем мы оба, Конни отправят в клинику, на остров Благоденствия. Бывали вы на острове Благоденствия? Это же сущий ад. И даже если мы оба проживем до восьмидесяти, Констанции будет лишь пятьдесят. Что станется с ней после этого? Наши сбережения через несколько лет полностью иссякнут.

– Тогда почему вы не хотите ограбить банк?

– Не хочу брать чужие деньги.

– Ладно, – сказал я, – у меня для вас новость. Если вы грабите банк, то вам приходится брать чужие деньги. Так уж это устроено.

– А что, если меня убьют или схватят? Конни и Анжелика – куда они тогда денутся?

– Совершенно очевидно, что вам нужен банк, заполненный неправедно нажитыми капиталами, который можно было бы грабить тайно, ни с кем не рискуя столкнуться, и разорить его без малейшей вероятности быть пойманным.

Я начинал говорить как преступник, и мне это нравилось.

– В отношении двух первых условий я могу вам довериться, – сказал он, – но всегда остается вероятность быть пойманным, вот почему я никогда на это не пойду.

– Нет. Причина вашей заинтересованности состоит в том, что выдумаете… – Я перебил самого себя, чтобы выразиться точнее. – Вы флиртуете с мыслью о возможности не быть пойманным. Не думаю, чтобы нас поймали, но вы действительно не можете позволить себе даже малейшую вероятность подобного исхода. Даже если мы будем работать над планом, пока не доведем его до совершенства, нас все равно смогут поймать.

– Вот именно.

– Значит, вам требуется не уверенность в том, что вас не поймают, – поскольку таковой быть не может, – но весьма высокая вероятность уклониться от поимки и страховка на тот случай, если вам это не удастся.

– Да уж, – сказал Смеджебаккен. – Страховка на случай ограбления банка. Не знал, что такие бывают. У них что, существует страховой полис для грабителя банков, на случай поимки?

– Ни один грабитель, достаточно обеспеченный, чтобы купить страховку, не станет грабить банк.

– Ладно, забудьте, – сказал Смеджебаккен. – То, что вы сказали, очень разумно. Так что со мной… при моем положении не следует даже и думать об ограблении банка, предварительно не застраховавшись.

– Сколько вам нужно? – спросил я, меж тем как «Янки» продолжали набирать очки.

– Довольно, перестаньте, – отозвался Смеджебаккен.

– Сколько?

– Сколько? Чтобы хватило на покупку квартиры в здании с лифтом в верхней части Ист-Сайда. Чтобы хватило на такой банковский вклад, проценты с которого обеспечили бы Конни и Анжелику, а впоследствии одну только Конни: они должны покрывать расходы на сиделок, больничные счета и бог знает что еще. Да, и мне необходимо, чтобы в квартире стоял самый лучший рояль от Стейнвея и чтобы кто-нибудь на нем играл, потому что музыка – это единственная на свете вещь, способная отвлечь мою дочь от собственной участи. Она слушает музыку с самого своего рождения. Еще было бы славно, если бы, когда их изобретут, а я уверен, что когда-нибудь это случится, она смогла бы обзавестись «Викгролой» с безупречным звучанием. Да, и вот еще что: надо, чтобы всю оставшуюся жизнь она ходила на гидротерапию дважды в день, ежедневно, кроме воскресенья. Это же уйма денег, не правда ли?

– Да, если учесть, сколько приходится давать на чай привратникам в Рождество, – сказал я.

– У нас имеется накопительный счет в отделении Морского банка, – сказал он. – Мы копили всю жизнь.

– И сколько у вас там?

– Шесть тысяч.

– Ладно, – сказал я и, прежде чем приступить к своему предложению, как следует откашлялся. – У меня есть квартира на Пятой авеню с видом на Центральный парк. Оттуда очень быстро можно доехать до госпиталя. Там есть лифт, есть привратник и все такое. В квартире три спальни, столовая, большая гостиная с камином и окнами до пола, выходящими на солнечную террасу. Она на семнадцатом этаже, и там очень тихо. Я передам вам эту квартиру, вместе с роялем от Стейнвея. Кроме того, я дам вам полмиллиона долларов наличными и сделаю вклад на миллион. Все можно оформить на имя вашей жены и дочери, а вклад будет сделан у Моргана или в Государственный банк, грабить который мы не станем, и я все это устрою задолго до самых первых шагов по претворению нашего плана в жизнь, чтобы у вас было время поверить во все это.

– Если у вас есть такие средства, зачем же вы собираетесь ограбить банк?

– Это плюс рабочий капитал для выполнения задуманного – около шестисот тысяч – все, что у меня есть.