Читаем без скачивания Столпы Земли - Кен Фоллетт

Снова послышался радостный шум голосов. Филип увидел, что ему удалось успокоить монахов и вселить в них уверенность. В начале службы они были испуганы и смущены, сейчас же — спокойны и полны надежд.

— Те братья, которые не чувствуют в себе достаточно сил, чтобы заниматься физическим трудом, будут от него освобождены. Тем же, кто целый день будет работать с Томом Строителем, я разрешу есть мясо и пить вино.

Филип сел. Первым заговорил Ремигиус.

— А сколько мы должны будем платить этому строителю? — подозрительно спросил он. Можно было ожидать, что Ремигиус попытается к чему-нибудь придраться.

— Пока ничего, — ответил Филип. — Том знает, сколь нищ наш монастырь, и до тех пор, пока мы не сможем платить ему жалованье, будет работать за еду и крышу над головой для него и его семьи. — Филип понял, что его слова можно было понять двояко: они могли означать, что Тому не будет начисляться жалованье до тех пор, пока у монастыря не появятся деньги, в то время как на самом деле монастырь должен будет рассчитаться с ним за каждый отработанный день, начиная с сегодняшнего. Но прежде чем Филип успел открыть рот, чтобы внести ясность, Ремигиус заговорил снова:

— И где же они будут жить?

— Я отдал им дом для приезжих.

— Они могли бы поселиться в какой-нибудь деревенской семье.

— Том сделал нам щедрое предложение, — раздраженно сказал Филип. — Нам повезло, что у нас есть этот мастер, и я не хочу, чтобы он спал в тесноте среди чьих-то коз и свиней, в то время как у нас пустует вполне приличный дом.

— Но в этой семье две женщины…

— Женщина и девочка, — поправил его Филип.

— Хорошо, одна женщина. Но мы не хотим, чтобы она жила в монастыре!

Монахи недовольно заворчали: препирательства Ремигиуса были им не по душе.

— Это абсолютно нормально, когда женщина живет в доме для приезжих, — твердо сказал Филип.

— Только не эта женщина! — выпалил Ремигиус, но тут же, казалось, пожалел об этом.

Филип нахмурился.

— Ты знаешь эту женщину, брат?

— Когда-то она жила в этих краях, — неохотно проговорил Ремигиус.

Филип был заинтригован. Уже второй раз он сталкивался со странной реакцией людей на жену строителя. Вот и Уолеран Бигод при виде ее как-то вдруг переменился в лице.

— Чем же она тебя не устраивает? — спросил Филип.

Однако ответить Ремигиус не успел — вместо него заговорил брат Поль, старый монах, который собирал дань за проезд по мосту.

— Помнится мне, — сонным голосом пробормотал он, — жила в этих лесах девчушка-дикарка. То было — о-ох! — лет пятнадцать назад. Вот кого она мне напоминает — возможно, это та самая и есть, только взрослая уже.

— Люди говорили, что она ведьма! — воскликнул Ремигиус. — Не можем же мы допустить, чтобы ведьма жила в монастыре!

— Об этом мне неизвестно, — все так же медленно и задумчиво проговорил брат Поль. — А рано или поздно любую живущую в лесу женщину у нас начинают называть ведьмой. Люди сами не знают, чего говорят. Я бы оставил это решать приору Филипу, пусть мудрость подскажет ему, опасна она или нет.

— Мудрость не приходит моментально, вместе с принятием сана, — буркнул Ремигиус.

— Истину говоришь, — медленно произнес брат Поль и, в упор взглянув на Ремигиуса, добавил: — Иногда она не приходит вовсе.

Монахи рассмеялись, услышав этот колкий ответ, который был тем более смешным оттого, что исходил с совершенно неожиданной стороны. Филип притворился, что не одобряет таких слов, и, призывая к тишине, хлопнул в ладоши.

— Довольно! — прикрикнул он. — Это серьезный вопрос. Я переговорю с женщиной. А сейчас давайте приниматься за дело. Те, кто не желает трудиться физически, могут удалиться для молитв и раздумий. Остальных прошу следовать за мной.

Он вышел и направился к галерее. Большинство братьев последовали за ним, и лишь несколько монахов пошли к монастырской больнице — среди них Ремигиус и ризничий Эндрю. Они не были ни больными, ни слабыми, но Филип обрадовался, увидя, как они уходят, ибо, останься они работать, от них было бы больше вреда, чем пользы.

Том уже распределил поручения среди монастырских служек, и все они дружно работали. Сам он, стоя на куче булыжников, помечал отдельные камни буквой «Т», своим инициалом.

Впервые в жизни Филип задумался: как же все-таки перемещаются такие огромные каменные глыбы? Одному человеку, конечно же, их не поднять. Не прошло и минуты, как он увидел ответ на свой вопрос. На землю клали пару жердей и накатывали на них камень, затем за концы этих жердей брались двое работников и поднимали. Должно быть, этому научил их Том Строитель.

Большинство из шестидесяти монастырских слуг, образовав живой ручеек, проворно оттаскивали здоровенные булыжники и возвращались за новыми. Работа спорилась. Глядя на эту картину, Филип воспрянул духом и в мыслях возблагодарил Господа за то, что он послал ему Тома.

Увидев приближающегося Филипа, Том спустился со своей каменной груды, но, прежде чем заговорить с приором, обратился к одному из слуг, монастырскому портному.

— Пусть монахи тоже начинают таскать, — сказал он ему. — И проследи, чтобы они брали только те камни, которые я пометил, а то вся куча осыплется и пришибет кого-нибудь. — Он повернулся к Филипу. — Я там наотмечал достаточно, пока хватит.

— А куда они носят камни? — спросил приор.

— Пойдем покажу. Я как раз хочу проверить, правильно ли они их складывают.

Камни относили к восточной стене монастыря.

— Некоторым слугам все же придется продолжать заниматься их обычной работой, — говорил Филип, шагая рядом с Томом. — Конюхи должны ухаживать за лошадьми, повара — готовить еду, и кто-то должен таскать дрова, кормить птицу и ходить на рынок. Но они вовсе не перерабатывают, так что я могу обойтись и половиной. А вдобавок у тебя будет около тридцати монахов.

— Хватит, — кивнул Том.

Они миновали восточную оконечность церкви. В нескольких ярдах от дома приора, возле восточной стены монастыря, работники складывали еще теплые камни.

— Их надо сохранить для новой церкви, — сказал Том. — На стены они не годятся, так как бывшие в употреблении камни непрочны, а вот для фундамента очень даже подойдут. И расколотые камни тоже надо сохранить. Их можно будет, смешав с раствором, использовать для заполнения пустот между внутренней и внешней кладками будущих стен.

Филип наблюдал, как Том показывал работникам, как нужно правильно складывать камни, чтобы штабель был надежным и не разваливался. Вне всякого сомнения, в своем ремесле он был настоящим мастером.

Когда Том наконец удовлетворился, Филип взял его за руку и, обогнув церковь, провел на кладбище, что располагалось в северной части монастыря. Дождь кончился, но могильные плиты были все еще мокрыми. Монахов хоронили на восточной половине кладбища, а жителей деревни — на западной. Разделительной линией служил лежавший сейчас в руинах северный трансепт церкви. Возле него они и остановились. Слабое солнце пробилось сквозь облака. В свете дня почерневшие бревна выглядели вполне безобидно, и Филипу стало стыдно, что прошлой ночью ему мерещился дьявол.

— Некоторых монахов, — сказал он, — смущает присутствие женщины в стенах монастыря. — Том переменился в лице. Он не просто выглядел встревоженным — казалось, он испугался, даже пришел в ужас. «Он и правда любит ее», — подумал Филип и поспешил продолжить: — Но я не хочу, чтобы вы жили в деревне и вынуждены были делить лачугу с какой-нибудь еще семьей. Чтобы избежать неприятностей, твоей жене следует быть очень осмотрительной. Скажи ей, чтобы держалась подальше от монахов, особенно молодых. И пусть прикрывает лицо, когда будет ходить по монастырю. И еще, она не должна делать ничего такого, что могло бы навлечь на нее подозрение в занятии колдовством.

— Будет исполнено, — проговорил Том. В голосе его звучала решимость, но выглядел он несколько обескураженным. Филип помнил, что жена строителя была проницательной и своевольной женщиной. Ей может и не понравиться, если ее станут заставлять сидеть тихо как мышь. Однако у ее семьи еще вчера не было ни кола ни двора, так что эти ограничения она могла бы рассматривать как скромную плату за крышу над головой и спокойную жизнь.

Они пошли дальше. Еще прошлой ночью Филип считал эти разрушения сверхъестественной трагедией, ужасным поражением сил добра и истинной веры, ударом по делу всей его жизни. Сейчас же это казалось ему лишь очередной проблемой, которую он должен был решить, — да, невероятно трудной, но не сверхчеловеческой. И эта перемена произошла в нем главным образом благодаря Тому. Филип был бесконечно благодарен ему.

Они добрели до западной части монастыря. Здесь Филип увидел, что возле конюшни седлали рысака. Интересно, кому это именно сегодня приспичило отправляться в дорогу? Он расстался с Томом, который тут же направился к галерее, а сам пошел к конюшне узнать, в чем дело.