Читаем без скачивания Сказки, расcказанные детям. Новые сказки - Ханс Андерсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я не нарушу покоя мертвого, — подумал Йоханнес, — а лишь воспользуюсь приютом церкви, покуда не пройдет гроза». Тихонько уселся он в уголке и уже было задремал, но тут дождь прекратился, буря утихла, и он услыхал какой-то подозрительный шорох за дверью и сразу в притвор вошли два рослых человека. Приблизившись к покойнику, они с грубым хохотом схватили его и хотели стянуть с лавки.
— Ради Христа, скажите, кто вы такие?! — воскликнул Йоханнес, поднимаясь им навстречу. — Зачем хотите нарушить покой умершего?
Вошедшие оцепенели от неожиданности, но немного погодя один из них с отвратительным хохотом ответил:
— Это месть, приятель, месть! Покойничек задолжал нам 50 риксдалеров. Он занял их несколько дней тому назад для какой-то выгодной сделки. Тогда он был жив-здоров, а вчера вдруг вздумал спасать оборванного нищего мальчонку, который свалился в реку; полез он за мальчишкой, да и замешкался под водой. Ну, и плакали наши денежки! И вот, хотя он и надул нас, все его хвалят и называют божьим человеком. Ну, а коли мы поцарапаем его маленько, дело примет иной оборот: станут тут качать головой да перешептываться про сатану и его воинство. Понял теперь?!
— Ну, а если я завтра возьму да и расскажу обо всем, в чем вы мне так искренне признались. Что тогда?
— Что тогда? — переспросил его злодей. — Коли б мы этого боялись, мы б тебе, не сходя с места, так сжали глотку, что ты бы выпучил глаза, как вареный рак! Но мы ничуть не боимся; пользы тебе от этого никакой, а беду на себя накличешь, как пить дать!
Так он сказал и снова схватил покойника, чтобы надругаться над ним; однако же Йоханнес смело заслонил его собой и, пустив в ход все свое красноречие, всячески пытался помешать злодейским замыслам. Да все зря.
— Я странствую по белу свету, — молвил он под конец. — Нет у меня ни батюшки, ни матушки, и все мое богатство — пятьдесят риксдалеров. Вы сказали, что ровно столько должен вам и усопший. Коли вы во имя бога и всех святых поклянетесь, что не нарушите его покоя, я охотно отдам вам все то немногое, чем я владею!
— Вы хотите заплатить его долг? — вытаращив глаза, спросил один из злодеев.
— Да, — ответил Йоханнес, — если удостоверюсь в том, что вы оставите его бедное тело в покое и не будете порочить его доброе имя. Вот деньги, можете их получить, но сперва положите руки на холодное чело усопшего и поклянитесь!
Злодеи послушались и весьма довольные ушли с деньгами восвояси. Йоханнес же сперва снова уложил покойника на скамью, скрестил его холодные руки на груди, а уж потом простился с ним и взялся за посох.
«Зато теперь у меня меньше забот! — подумал он. — Ни один разбойник не убьет меня ради денег. И за ночлег я уплатил честно. А дальше будь что будет. Господь, наверно, меня не оставит.»
Веселый и довольный покинул он церковь.
Буря миновала, и полная луна, большая и ясная, светила на синем пологе неба. Ночь была так тиха и прохладна, а все кусты и деревья в лесу, где он шел, благоухали так свежо, так упоительно! В густых зарослях весело резвились малютки-эльфы, а проходивший мимо Йоханнес, который смотрел на их игры, ничуть им не мешал — ведь он был так добр и невинен. У одних эльфов, ростом в человеческий палец, длинные золотистые волосы были подколоты золотыми гребешками; другие же — всего в дюйм ростом — были, верно, самые младшие детишки. А забавлялись они тем, что словно плавали в больших, похожих на лодочки, цветочных лепестках, качавшихся над высокой росистой травой; стоило такой лодочке опрокинуться, как маленький эльф кувырком летел в густую траву, скрывавшую его с головой. То-то смех да шум поднимали тогда остальные малютки! Большие пестрые пауки с золотыми коронами на головах перекидывали для эльфов с куста на куст длинные-предлинные, в несколько локтей висячие мосты191 и ткали им воздушные замки — осыпанные мелкими каплями росы, они казались усеянными драгоценными камнями. Сонмы воздушных эльфов прыгали по всем этим мостам от одного замка к другому, пока не настало светлое утро; тут все они исчезли, а ветер смел их чудесные замки да мосты, которые словно большие обрывки паутины носились по воздуху и, лишь только солнце поднялось высоко на небе, скрылись. Йоханнес все шел и шел, среди оживших мечтаний, как вдруг его окликнул звучный мужественный голос:
— Эй, дружище! Куда путь держишь?
Йоханнес обернулся и увидел человека в расцвете сил, лет тридцати от роду, в справном платье, с небольшой котомкой за спиной; он опирался на длинную суковатую палку.
— Иду куда глаза глядят, — ответил Йоханнес, — батюшка мой помер, сам я — бедняк, однако же, верно, бог не оставит меня. Поют же пташки, а у них ни зерна, ни денег — нет. Вот и я так же.
— И я тоже иду куда глаза глядят, — молвил незнакомец. — Может, тогда вместе пойдем? Вдвоем в пути веселей, чем в одиночку.
Говорил он складно; Йоханнеса так и потянуло к нему, а вскоре они уже крепко подружились.
Новый знакомый Йоханнеса обладал редкостными знаниями. Немало, видно, постранствовал он по белу свету. Как зачарованный слушал Йоханнес его речи, и перед ним открывался огромный, совсем новый мир, и все, что он прежде знал, рисовалось ему в каком-то новом и более ясном свете. Попутчик так живо описывал ему бескрайние высокие горы, покрытые вечными снегами и льдами; описывал как глубоко внизу плывут под ногами странников облака; как чист там воздух, каким ярким синим куполом вздымается небосвод, а солнце пурпурно-красное и вместе с тем вовсе не слепит глаза своими лучами. И как прекрасно там, среди гор, где глыбы льда чередуются с цветочными коврами и золотыми полями пшеницы. И где с самых высоких вершин открывается вечность; и откуда более низкие горы с их глетчерами и снегами похожи на бурное море, гигантские волны которого вдруг застыли. Рассказывал он Йоханнесу и о недрах гор, где сверкающие рудные жилы петляют, подобно рекам и ручьям, нескончаемыми извивами; и о великих морях с их коралловыми утесами и невиданными чудовищами, и о бесчисленном множестве стран и королевств на этой земле.
Никогда прежде Йоханнес не помышлял, что мир так велик; и чем больше рассказывал ему незнакомец, тем громаднее казался этот мир. Когда же Йоханнес не смог скрыть своего удивления его огромностью, незнакомец, указав ему на небеса и на солнце, сказал, что каждая звезда, которая мерцает по ночам и кажется крошечной точкой, на самом деле — небесное светило, и оно много больше, а может статься, много прекраснее, нежели вся эта земля. При одной мысли о великой бесконечности мира у Йоханнеса закружилась голова, но он тут же пришел в себя и сжал руку незнакомца. С улыбкой поблагодарил он его за чудную сказку… Ведь то, конечно же, была всего-навсего сказка…
Солнце уже стояло высоко в небе, когда они сделали привал под большим деревом; в лесу незнакомец поделился с Йоханнесом своими съестными припасами — хлебом и вином. Такого напитка Йоханнесу еще в жизни отведывать не доводилось. И до чего же вкусным показался ему этот завтрак на вольном воздухе! Вершины деревьев смыкались над головами путников, словно своды зала в рыцарском замке, а высоко-высоко на галерее, затянутой такой зеленой материей, которая никогда не линяет от стирки, пели птицы. Они пели так легко, ну словно величайшие певцы в мире, и ни одна не допустила ни одной фальшивой ноты.
Наши путники уже почти было съели свой завтрак, как вдруг к ним приблизилась дряхлая согбенная годами старушка; за спиной она несла вязанку хвороста, который собирала в лесу. Одной рукой старушка опиралась на клюку, в другой же держала три больших веника из папоротника192 и ивовых веток. Кряхтя, она медленно продвигалась вперед, но лишь только приблизилась к Йоханнесу и его товарищу, как внезапно вскрикнула от боли и рухнула на землю. Оба тотчас подскочили, желая помочь ей, оказалось, что, падая, старушка сломала ногу. Она громко стонала от боли и просила странников отвести ее домой — жила она в хижине — неподалеку отсюда. Йоханнес стал было поднимать старушку, но товарищ его велел оставить ее на траве, вытащил из котомки горшочек и заверил, что там — драгоценное снадобье; оно не только тут же исцелит ее, но и поможет старушке стать куда более легкой на ногу, чем прежде. В награду же он потребовал папоротник да ивовые ветки, что она держала в руках. Подивилась старушка, поглядела на него и пробормотала ворчливо беззубым ртом:
Холодный и белый, теплый и алый…Одному — королевский венец, другому — жизни конец!
и отдала ему папоротник и ивовые лозы. Едва он помазал ей ногу своим чудо-снадобьем, как старушка вскочила и сказала: никогда, мол, прежде не бывала она так бодра и здорова. И попросила помазать ей и другую ногу, чтоб ей не хромать и легко ступать по земле. Только он исполнил ее просьбу, как обе ее ноги так и заходили, будто барабанные палочки. Поклонилась старушка и скрылась в зеленом лесу.