Читаем без скачивания Чёрный караван - Клыч Кулиев

Я удивленно посмотрел на Элен:

— Что это?

— Деньги.

— Чьи деньги?

— Прочитайте…

Я прочел надписи на ассигнациях. Они были па двух языках: английском и русском. Сразу же бросились в глаза несколько слов, напечатанных крупными буквами па русском языке: «Обязательство Великобританской Военной Миссии». Остальной текст был напечатан помельче: «Именем Великобританского Правительства я обязуюсь заплатить через три месяца с сего числа предъявителю сего пятьсот рублей. Генерал-майор Маллесон. Великобританская Военная Миссия». Слово «пятьсот» было выделено более крупным шрифтом.

В самом низу, уже совсем мелкими буквами, стояло:

«Признано Закаспийским Правительством к хождению наравне с денежными знаками».

Я с откровенным изумлением посмотрел на Элен:

— И это ходит на правах денег?

— Да.

— Когда выпустили?

— Там есть дата.

Я снова начал перебирать бумажки. Действительно, на них стояло по-английски: «12 декабрь 1918». Я не знал о такой операции. Спросил у Элен, чем это вызвано. Она ответила со смехом:

— Причина одна: средств не хватает. На все нужны деньги. Просят миллионы, но одному богу известно, куда они расходятся. Ведь еще недавно мы выдали баснословную сумму. А теперь просят! Вот генерал и решил выпустить эти деньги.

Элен показала на одинокое, закопченное дымом здание типографии и сказала:

— Деньги теперь печатают вот здесь.

Я знал, Маллесон умеет находить выход из трудных положений. Действительно, нелегко насытить прожорливых, жадных к наживе людей. Генерал поступил умно.

Я положил бумажки в карман и продолжал расспросы:

— А Лондон знает об этом?

— Знает… Переговоры шли около месяца. Лондон советовал обещать уплату по окончании войны. Но Фунтиков и остальные не согласились, сказали: «Такие обязательства невозможно будет распространить среди населения, лучше после продлим срок».

Мы подошли к Русскому базару. Сразу же нам в уши бросились назойливые звуки шарманки. Торговля, видимо, была в полном разгаре: базар гудел, словно улей в жаркий полдень. Кто-то покупал, кто-то продавал. Невозможно было разобрать, на каком языке, на каком наречии говорят. Асхабад был многонациональным городом: здесь жили туркмены, русские, армяне, евреи, персы, узбеки, курды… У каждой национальности был свой район, своя улица, своя мечеть или церковь, даже были распределены профессии.

У самого входа на базар нас встретила смуглолицая цыганка с живыми, зоркими глазами, она обратилась к нам по-русски:

— Дай руку, погадаю… Не пожалей несколько копеек. Не будешь раскаиваться. Тебя ждет известие.

Я остановился и спросил:

— Кого из нас ждет известие?

Цыганка ответила, весело улыбаясь:

— Тебя… Известие не очень доброе… Кто-то подкапывается под тебя. Но все окончится благополучно. Скоро отправишься в дальнюю дорогу. Там тебя ждет большое счастье…

«Ты, я вижу, хитрая», — подумал я и, указывая на Элен, спросил:

— Скажи теперь, какая новость ждет мою ханум?

Элен, явно польщенная, рассмеялась. Цыганка, видимо, поняла, что она смеется неспроста, и серьезно покачала головой:

— Нет, она не ваша ханум.

Элен достала из сумки мелкие деньги и, бросив их на раскрытую ладонь цыганки, взяла меня под руку.

— Видите, даже цыганка определила, что наши сердца бьются не в такт, — сказала она и снова весело засмеялась.

Я думал о другом: какие бывают случайности в жизни! Выдумка цыганки в самом деле была близка к действительности. Меня ждали новости, это правда. Правда и то, что под меня подкапываются. Но я был уверен, что благополучно выйду из создавшегося неприятного положения. Возможно, мне действительно предстоит поехать в Австралию. Цыганка, конечно, много раз повторяла эту свою выдумку. Возможно, даже сегодня уже говорила эти же слова кому-нибудь другому. И следующему, наверно, скажет то же самое. Но как совпала ее выдумка с моими переживаниями!

На Русском базаре мы задержались недолго. Здесь не было ничего интересного, в основном торговали съестными продуктами — мясом, молоком, фруктами, дынями, арбузами… Зато на Текинском базаре! Там на каждом шагу можно было встретить прелести замшелого восточного быта. Поэтому, дойдя до Карабахской мечети, мы повернули назад, прошли мимо караван-сарая кучанцев и направились в сторону «вшивого базара». Да, в Асхабаде был и такой базар. Здесь продавали разную рухлядь, ветошь, тряпье. Здесь же собирались со всего города оборванцы, нищие, калеки. «Вшивый базар» был местом сборища амбалов[86], в основном персов и курдов.

Когда мы миновали караван-сарай, из соседней чайханы вышел комендант Гаррисон. За ним плелись несколько солдат-индусов. Комендант громко ругался. Он нас не видел, мы тоже сделали вид, что не заметили его, и прошли мимо. Элен указала глазами на ворота караван-сарая и пожаловалась:

— Едва индусы вырвутся из казармы, они сразу же бегут сюда. Сперва заходят в чайхану. Потом поднимаются наверх и там развлекаются с уличными женщинами. Генерал запретил выпускать их из казармы. И все равно, смотрите, убежали.

Однажды я набрел на «вшивом базаре» на интересное зрелище: амбалы, разделившись на две группы, дрались. Это было ничуть не хуже прославленных боев гладиаторов. Здоровенные молодцы с диким ревом бросались друг на друга, тяжелые паланы [87] переходили из рук в руки, глухие удары огромных кулачищ слышались еще издали. Но ни у кого не было в руках ножей. Может быть, поэтому никто и не старался разнять дерущихся, напротив, все зрители, включая полицейских, криком подзадоривали их. Наконец появился известный всему Асхабаду бандит — Ибрагим-гочи[88], выхватил из-за пояса наган и выстрелил в воздух. Амбалы разом утихли. Расталкивая толпу, Ибрагим-гочи кричал на них:

— Болваны! Недаром творец создал вас амбалами. Чего взбесились?

Драчуны молчали. У них тоже был свой господин, свой вождь.

На этот раз базар был спокоен. Амбалы, сидели на солнышке, тихо переговариваясь. Некоторые, отойдя в сторонку, освобождали свои лохмотья от вшей. Я указал на одного из них Элен и, посмеиваясь, сказал:

— Смотри, что он делает… Этот базар недаром называют вшивым!

Элен вздрогнула, словно ее коснулась змея. Сделала гримаску и презрительно проговорила:

— Вам больше нечего показать мне?

Текинский базар принадлежал туркменам. Чего только не продавали здесь! На этом базаре можно было найти все что угодно, начиная с дров и самана, кончая овцами и верблюдами. Я любил посещать ковровые ряды. И на этот раз решил в первую очередь пойти туда.

Оказалось, однако, что ковровые ряды почти опустели. В продаже не было ничего, кроме потертых паласов, чувалов и торб[89]. А прежде здесь можно было купить любой ковер, даже самый дорогой. Бородатые туркмены, набросив на плечи разноцветные ковры, бродили по базару. Лавки тоже были полны. Теперь и там не было сколько-нибудь стоящего товара.

Элен еще, оказывается, не бывала на ковровом базаре. Пришлось объяснить ей, что базар почему-то совсем опустел. В это время медленными шагами к нам подошел мужчина в черном халате, с небольшой бородкой, и тихо спросил по-русски:

— Желаете купить ковер?

Я прекрасно понимал, что с полдюжиной бумажек английской миссии в кармане нечего ходить па ковровый базар. Все же спокойно ответил:

— Да, мы хотели бы купить ковры. Но я не вижу их.

— Ковров больше чем достаточно. — Приняв важный вид и медленно отсчитывая четки, короткобородый усмехнулся, затем он зорко, по-купечески, оглядел меня и спросил: — Какими деньгами думаете платить за ковры?

Я вынул из кармана бумажки с печатью миссии и показал ему:

— Вот этими.

— Хе-хе-хе! — засмеялся короткобородый, не скрывая досады. — За эти бумажки вам даже веника не продадут!

— Почему?

Короткобородый уже серьезно проговорил:

— Если вы действительно желаете купить ковер, вынимайте английские фунты… или доллары… Или но крайней мере персидские краны…

Откуда-то, запыхавшись, прибежал капитан Тиг-Джонс. Он отвел меня в сторону и сказал:

— Звонил генерал. Ои хочет говорить с вами. Позвонит еще через полчаса.

Короткобородый, оказывается, знал капитана. Приветствовал его почтительным поклоном. Еще раз показав бумажки с печатью миссии, я шутливо спросил:

— Значит, на них ничего купить нельзя?

Короткобородый сложил обе руки на груди и склонил голову:

— Можно! Вам — можно!

28

До сих пор мне не приходилось видеть генерала Маллесона в таком волнении. Его прямо трясло, даже его упрямый подбородок вздрагивал. Не успев войти в кабинет, он гневно заговорил:

— Помните, дорогой полковник, наш разговор в Мешхеде? Что я тогда говорил? «Не ожидайте наград… Если нам улыбнется счастье и операция закончится удачно, найдется достаточно людей, готовых разделить успех. Но если нам не повезет… Тогда все обрушатся на нас…» Вот что я сказал тогда. И вышло по-моему. Ну, что вы на это скажете?