Читаем без скачивания Торнатрас - Бьянка Питцорно

– Альваро уже звонил нам из Генуи, – сказала тетя Мити. – Когда я услышала его голос, то думала, меня хватит инфаркт. К счастью, рядом оказался Араселио, а он никогда не теряет спокойствия. «Подожди, может быть, это еще не Альваро, – сказал он. – Кругом столько жуликов, что никогда не знаешь. Э-будем-посмотрети».

Отец Коломбы и Лео приехал в Упрямую Твердыню на следующее утро. С ним был Филиппо, которого он сумел сберечь во всех передрягах.

Не будем подробно описывать все подробности его встречи с женой и детьми. От сестер он уже знал о втором замужестве своей «вдовы» и о недавнем разводе, но в своем великодушии не обмолвился об этом ни словом. Когда Лео захотел познакомить его с Тали и Коломба вынула ее из кроватки, чтобы показать поближе, А льваро Тоскани рассмеялся и воскликнул:

– А я все думал, кого в моем выводке не хватает. И теперь понял: после голубки и льва мне не хватало только маленькой черной пантеры.

Рассказ Антонии и Гильермо

Когда все пятеро островитян собрались за обеденным столом у синьора Петрарки, отец Пульче, Гильермо, сказал:

– Вы спросите, как могло произойти, что мы, раньше не знавшие о существовании друг друга, вернулись сюда все вместе? И как мы впятером, не подозревая о наших родственных связях, оказались вместе на пустынном и эфемерном острове, откуда, как вы знаете – и как знает, кажется, уже вся Италия, – нас доставила назад группа «Телекуоре»? Должен уточнить, мы вовсе не обещали им участвовать в их программе. Они сами почему-то решили, что появиться на телевидении – предел наших желаний.

Все молча ждали продолжения.

– Как же мы оказались на этом острове? – продолжила Антония. – Как вы знаете, мы с Гильермо – антропологи. Четыре года назад мы отправились из Милана…

– Четыре года назад? – переспросила Коломба. – Я думала, вы умерли, – извините, пропали, – когда Пульче была еще совсем маленькая. Она говорила, что ее растили Виктор Гюго и Ланч…

– Верно. Мы были вечно в экспедициях… Часто нас заносило в опасные и малоприспособленные для жизни места. Но между экспедициями мы всегда возвращались домой в Милан. Когда уезжали в последний раз, Пульче было восемь лет, и она так просилась поехать с нами. Помнишь, Пульхерия?

– Мне очень хотелось пожить пять месяцев так, как люди жили в каменном веке, – подтвердила Пульче. – Так было бы здорово!

– К счастью, мы оставили тебя дома, – сказал Гильермо. – До лагеря мы тогда так и не добрались. Пилот самолета, вылетевшего из Сиднея, парашютировал нас над плато в Новой Зеландии, где ждали наши коллеги. Но как раз в это время нас подхватило сильнейшей воздушной волной и понесло к океану. Я еле успел бросить Антонии канат, и она пристегнула его к поясу – так мы, по крайней мере, были вместе. Мы летели уже довольно долго, когда заметили одинокий островок и стали планировать в ту сторону. – Даже не островок, а торчащий из моря камень. Только-только уместиться вдвоем, – вставила Антония. – Но циклон уже стихал, мы стали опускаться, и это было все-таки лучше, чем упасть в море. В такие моменты не думаешь «а что потом?». Думаешь только, что камень лучше, чем акулы, – он не кусается.

– Но только мы коснулись ногами суши и стали отстегивать парашюты, как под нами все задрожало, раздался рев и грохот, море закипело. Мы, конечно, перепугались, вцепились друг в друга и в наш «спасительный» камень… Знаешь, Пульче, в таком состоянии в голову приходят странные мысли. Мне вспомнился «Фаститокалон» Толкиена, ты ведь его читала? Люди высаживаются на панцирь гигантской черепахи, приняв ее за остров. Потом, устав от их возни, она неожиданно погружается в море, и все гибнут. Но наш благословенный «камушек» не погружался, а, наоборот, поднимался из океана. Извергаемая подводным вулканом лава застывала в воде, становясь каменной поверхностью… Наконец до нас дошло, что мы присутствуем при рождении эфемерного острова. Когда он перестал расти, то был уже около двух километров в ширину и около трех в длину. В середине возвышалась маленькая гора, вершиной которой стал «наш камень». У подножия был небольшой грот, в котором мы могли укрыться, когда туда не заходила вода. Хорошо еще, что мы прошли долгий курс выживания, готовясь к нашему эксперименту. Нам пришлось питаться рыбой, пить дождевую воду и росу, что накапливалась за ночь в углублениях между камнями. Мы не знали, какой срок отпущен нашему острову, и первое время боялись, что в любой момент нас снова начнет трясти. Это означало бы конец, потому что у нас не было ни лодки, ни спасательного круга, ни крыльев. Но постепенно мы научились жить одним днем. Мы дали нашему пристанищу имя – назвали его остров Пульхерия. Надеюсь, ты не возражаешь, Пульче?

– Ура! Я об этом мечтала! – Пульче засмеялась и переглянулась с Коломбой.

– Ветром приносило почву и семена, – продолжал рассказывать Гильермо. – Выросла пара маленьких пальм, в углублениях между камнями стали гнездиться птицы, и наш рацион пополнился мясом, яйцами и кокосовыми орехами. Птичье мясо мы солили, вялили и ели сырым. Огня у нас не было. Даже если бы нам удалось его добыть, на острове не было ничего горючего, кроме пальм, но их мы рубить не хотели. Пригодятся в качестве плавучих средств, когда остров Пульхерия захочет уйти под воду. Из парашютного шелка мы сделали себе палатку и кое-что из одежды. Главной нашей проблемой было отсутствие связи. Мы даже не могли сообщить вам, что живы. Ни радио, ни портативного телефона у нас с собой не было. Они не полагались по правилам эксперимента. Мы понимали, что рождение нашего острова, скорее всего, прошло незамеченным, и не знали, как привлечь к нему внимание. Ведь даже его положение (широта, долгота и прочее) было нам неизвестно. И вот однажды ночью мы увидели на горизонте свет. Огонек приближался. «Наверно, корабль, – подумали мы. – Нужно, чтобы на борту увидели остров и поняли, что он обитаем». Но корабль был далеко: кричать – не услышат, а огня, опять-таки, у нас нет. Может быть, завтра при свете дня попробовать помахать чем-нибудь с нашей вершины? Мы разобрали палатку и полезли на гору – в темноте, ощупью, не обращая внимания на сыплющиеся из-под ног камни. В тот момент мы думали о Пульхерии – не об острове, о Пульче. И о моем отце. Кто знает, может быть, завтра мы будем уже на борту корабля и сможем пообщаться с ними по радио или по спутниковой связи. Эта мысль придавала нам сил, – сказал Гильермо.