Читаем без скачивания Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни - Андрей Кокорев

Эта категория состоит из лиц обоего пола и действует по преимуществу артельно. Все одеваются очень хорошо и принимают на себя роли то московских жителей, то иногородних купцов или их приказчиков.

Городушники большей частью навещают магазины, лавки и городские ряды, — откуда и название. Несколько городушников являются, например, в магазин или лавку и спрашивают товар по заранее приготовленному реестру. Начинается сортировка товара; торгуются до невозможности, и, конечно, в цене не сходятся. При прощании покупатели говорят, что они иногородние, и просят продавца, если он найдет возможность уступить товар по назначенной ими цене, побывать вечерком на такое-то подворье или в такую-то гостиницу, где спросить таких-то. Дают карточку. В то самое время, когда этот отряд намеревается выйти из лавки, являются новые покупщики из той же шайки и начинают рассматривать разбросанный в беспорядке на прилавках и по полу товар. Купец, естественно, обращается с вопросами и предложениями к вновь явившимся, а первые удаляются с частью товара, который успели запрятать в карманы, прицепить на крючки, нарочно приделываемые к шинелям и пальто, засунуть в неизмеримо широкие шаровары. Новые покупатели также уходят, ничего не купивши, но, если возможно, тоже с товаром. Торговец при уборке товара замечает, что нет того, другого, третьего, но молчит: если он хозяин, чтоб не вызвать насмешку соседей; если товар показывал приказчик, чтоб хозяин не вычел убытка из жалованья. Разумеется, только новичок, и очень простодушный, отправится по объявленному адресу к иногородним, и при первом же спросе коридорного или дворника о таких-то физиономия доверчивого торговца, конечно, вытягивается. Из ответа всегда оказывается, что искомых тут нет и никогда не бывало.

Домушники и подпольники производят кражи большей частью днем, а иногда и под вечер. Они разъезжают или ходят по одному, по два, по три человека и более, смотря по надобности. Они выписывают из газет нужные им публикации, где, примерно, передается квартира, продаются вещи, а также изготовляют на разных диалектах от возможно известных лиц письма, в которых объясняется, что податель письма человек честный ищет себе места, или просит пособия, или рекомендации к другим лицам и т. под. С такими отводо-подозрениями они заходят смотреть квартиру, стараясь по возможности избежать встречи с дворником, спешат вскочить на крыльцо, где передается квартира, и таким образом являются в переднюю, в которой весьма обыкновенно прислуги не обретается. В этом случае берется платье, которое оказывается в прихожей, надевается на плечи, или прячется под шинель, а если под руку попало другое, берут и другое. Когда же в передней оказывается кто-либо, вошедший спрашивает о квартире, просит позволения осмотреть ее с товарищами, которые дожидаются на крыльце или в сенях. Идут осматривать. Один считает комнаты, другой окна, третий печи, четвертый, проскользнув в кабинет, берет часы, кольца и вообще что попадется из мелких, но ценных вещей, и потом, пробравшись в переднюю, как ни в чем не бывало стоит и поджидает товарищей. Если же заметит, что товарищи квартиру осмотрели и выходят, он схватывает что-нибудь и из висящего платья и перебегает в сени или на крыльцо. За ним следуют и остальные; из числа их один, однако, тотчас же возвращается, чтобы дать время всем своим скрыться, и просит объявить решительную цену, а, на случай если барин, которого на тот раз, конечно, нет дома, согласится уступить, оставляет карточку. Слуга, показывавший квартиру, непременно получает полтину или рубль на чай, провожает щедрого барина далеко за ворота и подсаживает его в сани или на дрожки с усердными поклонами.

Возвращается барин и замечает в своем кабинете некоторый беспорядок или, правильнее, и недостаток. Он звонит.

— Где мои часы с цепочкой?

— Я, сударь, не знаю: они, кажется, давеча были вот на этом столе.

— Знаю что были, да теперь-то где они?

Туда-сюда — нет часов; нет и бриллиантового перстня, нет и еще кое-чего.

— Кто же их взял?

— Ей-богу, сударь, не знаю.

— Да не был ли здесь кто?

— Никого не было. Только господа приезжали какие-то квартиру смотреть. Хорошие господа. В кабинет не входили, а взглянули издали. Вот они и адрес оставили, если изволите уступить.

— Ротозей! Беги скорей, скажи, чтоб возвратили вещи, а то, мол, я сейчас к обер-полицмейстеру!

Слуга, простодушный не меньше барина, не осмотрев прихожей, летит к оставившим адрес и, конечно, не отыскивает их, как, воротившись, не отыскивает в передней и пальто с бобровым воротником.

Точно так же домушники рассматривают и вещи, продаваемые по публикациям. Вещи исчезают иногда в глазах продавца.

Являющиеся в дома с рекомендательными письмами обыкновенно просят слугу подать барину письмо; другие в это время стоят в сенях и ждут условного знака. Когда слуга отправится к барину, принесший письмо подает знак, и товарищи в один миг входят, схватывают что под рукой из платья и других вещей и исчезают. А податель письма узнает от воротившегося, что господа почивают или в настоящее время не могут принять. В первом случае домушник просит слугу подать барину письмо, когда он проснется, и также дает на чаек. Человек обещает и провожает гостя до ворот, потому что последний пускается в кое-какие объяснения с целью протянуть время. А у ворот всегда поджидает извозчик, такой же хват как и седок. Впоследствии, иногда и тотчас, в доме замечают, что нет образов, нет вазы, исчезли со стены картина, часы, со стола канделябры, подсвечники.

Новый способ охранять имущество от воров (кар. из журн. «Развлечение». 1864 г.).

Из этой категории являются также в дома во время больших званых обедов, и обыкновенно с заднего крыльца, с так называемого черного хода — в этой части дома по преимуществу моют приборы. Ежели посетитель встречает прислугу, он очень вежливо говорит:

— Я вот тут получил по городской почте письмо: приглашают меня в учителя к детям. Не знаете ли, где они живут?

Ответ, разумеется, следует, что такого господина тут нет, что квартирует здесь такой-то или такая-то, а не угодно ли спросить дома через два: там есть дети. Ежели при этом прислуга зазевается, не успеет она и глазом моргнуть, ложка, другая и третья перелетают в карман лжеучителя. Такие же молодцы в послеобеденное время заходят на кухни, надеясь на то, что иной повар, окончив свою деятельность и, может быть, выпив, завалился на часок-другой всхрапнуть. Под храп выбирают медную посуду и отправляются с нею восвояси. Дворнику или кому другому, находящемуся на дворе, в случае вопроса, домушник, не конфузясь, отвечает, что посуду лудить несет: еще вчера присылали, чем дворник и удовлетворяется.

Случается, некоторые из этой категории бывают в театрах, собраниях, маскарадах. При выходе требуют свое платье, крича какой-нибудь номер, контрамарки же прежде не показывая. Надев поданное платье, вор старается в суматохе, сунув слуге контрамарку, поскорее уйти. Если же слуга не простофиля и требует контрамарку вперед, вор, извиняясь, говорит:

— Ах, боже мой, я ошибся: у меня не девяносто шестой, а шестьдесят девятый номер.

Извинение, по замечанию следивших за этими любителями особенно хороших шуб, всегда происходит по-французски. Иногда надевший чужое платье, заметив, что его догоняют, притворяется пьяным, чтобы дать вид, что ой не разобрал своего от чужого, часто даже бурлит, шумит и доводит до того, что его просто выгоняют вон. Во время спектаклей, случается, из лож пропадают — шубы, салопы и другая верхняя одежда. Этим делом занимаются те же молодцы. В ливрее лакея домушник, заметив, что зрители прогуливаются во время антрактов по коридорам театра, очень покойно входит в ложу. Ежели в ложе есть кто-нибудь, он извиняется в ошибке, если в ложе нет никого, в мгновенье шуба у него на плечах.

Поездушники или фельдшера, отворяющие кровь возам, исключительно мужчины, и из самого низшего класса московских обывателей, привыкшие переносить всякую нужду и всевозможные бедствия житейские. Они терпят холод и голод с твердостью истинных стоиков; сырость, грязь и непогодь им нипочем; чем темнее ночь, тем больше радуется их сердце — более надежды на добычу. Эти воры-демократы занимаются своим ремеслом преимущественно по дорогам и вблизи застав, обыкновенно по ночам и на рассвете, когда обозники и ямщики большею частью спят или одолеваемы дремотой. Работа поездушников не трудная, не хитрая, не артистическая, не требующая никаких инструментов, кроме складного садового ножа, которым можно разрезать кожу у тарантаса, рогожу, под которой лежит товар, перерезать ремни или веревки у чемодана, привязанного на запятках. Поездушник имеет при себе еще отвертку, и, садясь на запятки, рессоры или просто на заднюю ось экипажа, он отвинчивает ею винты, которыми прикреплены сундуки. По утрам поездушники стягивают у баб, едущих на рынок, молоко, которым и утоляют жажду вследствие вечерней выпивки. Некоторые из этих обозных фельдшеров пускаются иногда и на хитрости. Возвращался однажды обоз с мануфактурным товаром из Нижегородской ярмарки. Извозчики не дремали и были каждый при своем возе. Один из фельдшеров подходит к передовому и, притворясь, что у него очень болят зубы, просит Христом Богом дозволить у передней оси поглодать густого дегтя, отчего будто бы зубная боль проходит. Извозчик, может из любопытства, останавливает свою лошадь. Стал первый, стали, следовательно, и другие и, как обыкновенно, подошли к переднему товарищу узнать, что такое подеялось: не сломалась ли ось, не соскочило ли колесо? Подошли, — видят под осью лежит человек и усердно гложет деготь. Что такое? Товарищ объясняет, в чем дело. Дивятся, задают вопросы.