Читаем без скачивания Кто такая Айн Рэнд? - Антон Вильгоцкий

Бывший, на момент их встречи, впечатлительным юношей, находившимся в поисках кумира, Натан очень быстро распознал родственную душу в Рэнд. Они действительно были очень похожи. Как и Алиса Розенбаум, Натан был отчужденным интровертом, который чувствовал себя оторванным от окружающего мира. У Алисы были ее любимые фильмы – а он находил отдушину в драматургии, прочитав за время своего обучения в старших классах около двух тысяч различных пьес.

К тому моменту, когда он познакомился с Рэнд, Блюменталь выучил «Источник» практически наизусть. Услышав цитату из этой книги, он сразу мог сказать, какая фраза предшествовала ей, и какая шла следом. Он начал разговаривать с Рэнд по телефону по нескольку раз на дню, а почти каждый субботний вечер поводил у нее дома. Рэнд была словно бы более взрослой – и женской – версией его самого, хотя поначалу Натан не рассматривал ее как женщину. Через два месяца после знакомства он подарил ей экземпляр университетской газеты со своей публикацией, подписанный следующим образом: «Моему отцу – Айн Рэнд».

Публикацией, которую Натан подписал для Рэнд, было его совместное с Барбарой письмо в редакцию, являвшее собой опасный выпад в сторону Ф. О. Матьессена – литературного критика и гарвардского профессора, который покончил с собой, находясь под следствием из-за своих связей с коммунистами. Смерть Матьессена получила широкую огласку и стала тяжелой утратой для его коллег по левому крылу, которые считали его первым мучеником Холодной войны. Однако Натан и Барбара не испытывали по этому поводу ни малейшего сожаления. Вместо этого они предложили другую трактовку его смерти, рассматривая ее сквозь призму «рэндистской» философии и связывая с иррациональностью, свойственной коммунизму. В своем письме Натаниэль задавал вопрос: «Если человек возлагает свои надежды на идею, которая содержит в себе неразрешимое противоречие, и когда он видит, что она является испорченной и провальной по всем параметрам – есть ли что-либо героическое в том, чтобы покончить с собой потому, что не работает идея, которая не может работать в принципе? Резкое и бестактное, письмо утверждало, что такие люди «вообще не заслуживают жалости – скорее они заслуживают того, чтобы отправиться в Ад». Оно вызвало в университете массу ожесточенных споров и навсегда испортило отношения Барбары с профессором философии, который был близким другом Матьессена. До того, как письмо было опубликовано, этот профессор был очень внимателен и радушен по отношению к Барбаре – он даже ездил вместе с нею и Натаном в Четсуорт, в гости к Рэнд – после чего заявил, что был глубоко впечатлен общением с ней. Теперь же он вступил с ними в конфронтацию и начал открыто критиковать Барбару со страниц студенческой газеты. Его враждебность была настолько сильной, что Барбара поняла – если она хочет продолжить изучать философию на достойном уровне, ей придется поменять университет. Блюменталь, в свою очередь, был равнодушен к этим потрясениям. Он был крестоносцем, который нашел свое дело.

Горячо преданный Рэнд, Натан начал разрывать связи со своей семьей. Он затеял перебранку с исповедовавшей социалистические взгляды старшей сестрой, отчитывая ее в гневных письмах за аморальность и непоследовательность – и его язык был словно бы напрямую позаимствован у Рэнд. Вернувшись из поездки домой, он рассказывал, что ругался с сестрой так яростно, что даже охрип. Видя в этой его несдержанности прежнюю себя, Рэнд посоветовала Блюменталю использовать в отношениях с людьми иной подход. Год спустя Натан сообщил, что это, кажется, подействовало. Вместо гнева он стал использовать логику: «Когда мои собеседники начинали возражать, я указывал им на схожее допущение, с приемлемостью которого они уже согласились ранее по ходу разговора – и это всегда помогало мне выиграть спор». Пускай ему и не удалось полностью переубедить членов своей семьи в их отношении к социализму, все же, Натан открыл для себя силу выверенной и упорядоченной философской системы. К тому времени он называл Рэнд «дорогушей» в своих письмах. Она отвечала взаимностью, ставя Натана и Барбару выше всех остальных – и даже давала им читать ранние черновики романа «Атлант расправил плечи».

Рэнд не хотела, чтобы их общение прекращалось. Настолько сильно не хотела, что даже снова переехала в Нью-Йорк после того, как туда отправились Барбара и Натаниэль. Барбара намеревалась получить степень магистра философии в Нью-Йоркском университете, и Натан также перевелся туда, чтобы не расставаться с ней. После того, как пара уехала, в жизнь Рэнд закралось нарастающее беспокойство. Она всегда хотела вернуться в Нью-Йорк – и теперь, когда фильм «Источник» был закончен, у нее не было никаких причин оставаться в Калифорнии. К осени 1951 она убедила Фрэнка, что они должны уехать. Она знала, что в Калифорнии он чувствовал себя комфортно и счастливо – но его предпочтения значили очень мало в сравнении с ее волей. Прошло более двадцати лет с тех пор, как Фрэнк обеспечивал себя сам. Рэнд все чаще настаивала на переезде, и в конце концов он вынужден был согласиться. В радостном возбуждении Айн позвонила Натану, чтобы поделиться новостями. Несколько недель спустя она и Фрэнк ехали на восток.

Глава 24

Holy Mises

Вернувшись в Нью-Йорк, Рэнд не стала предпринимать попыток восстановить свои отношения с Изабель Патерсон. Чувствуя себя уютно в своем новом треугольнике с Натаном и Барбарой, она отклоняла попытки их общих с Патерсон знакомых организовать перемирие между ними, и вскоре разорвала отношения также и с Роуз Уайлдер Лейн. Как позднее рассказывала об этом сама Лейн, Айн и Фрэнк посетили ее дом в Коннектикуте, где у нее с Рэнд разгорелся жаркий спор на тему религии. Хоть Лейн и не была прилежной прихожанкой и не следовала ни одной из традиционных христианских доктрин, она твердо верила, что у Вселенной есть божественный создатель и считала атеизм Рэнд «несостоятельным». В письме к Джасперу Крейну Лейн описывала сцену, имевшую место быть после нескольких часов разговора: «Я сдалась и бормотала что-то о том, что следы Творения очевидны в нашем мире повсюду – а она, сочтя, видимо, что полностью разрушила мои построения, решила «добить» меня наивно-детским вопросом: «А кто же тогда создал Бога?». В тот момент я поняла, что совершенно неправильно оценивала ее интеллектуальные способности. Мы расстались дружелюбно, и с тех пор я больше никогда ее не видела». Лейн вспоминала, что ее оттолкнуло как само заявление Рэнд, так и манера, с которой оно было сделано. В момент, когда она задавала свой последний вопрос, Рэнд говорила с «предельно высокомерным торжеством», обрушив на собеседницу «испепеляющий взгляд». Тот инцидент подтвердил подозрения Лейн насчет того, что Рэнд занимает крайне индивидуалистскую позицию, и сделал еще более явными различия между ними. Рэнд искренне полагала, что ей удалось обезоружить Лейн. На следующий день та отправила ей длинное письмо с целью дальнейшего прояснения своей позиции – поля которого Рэнд покрыла критическими замечаниями. Она никогда не ответила на это письмо, и их отношения не получили дальнейшего развития.