Читаем без скачивания Гептамерон - Маргарита Наваррская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новелла тридцать седьмая
Госпожа де Луэ своим большим терпением и выдержкой сумела так повлиять на мужа, что спасла его от дурных страстей, которым он предался, и после этого они зажили лучше, чем жили раньше.
Одна дама, принадлежавшая к роду Луэ[132], была так добродетельна и умна, что все соседи относились к ней с уважением и любовью. Муж, как того и следовало ожидать, доверял ей все свои дела, и она вела их так разумно, что благодаря ей дом их стал одним из самых богатых и лучше всего украшенных и в Анжу, и в Турени.
После того как она прожила с мужем довольно долго и родила ему нескольких детей, благополучию семьи пришел конец, как это обыкновенно и случается в жизни. Муж ее, которому надоела спокойная жизнь, стал искать развлечений на стороне. И у него вошло в привычку, едва только жена его засыпала, вставать с постели и уходить куда-то из дому, чтобы вернуться лишь поутру. Госпожа де Луэ была так этим огорчена и ее снедала такая ревность, что, хотя она и старалась ничем ее не выказать, она забросила все домашние дела, перестала заботиться о себе и о семье; ей казалось, что все труды ее напрасны, ибо она потеряла главное – любовь мужа, ради которой она готова была не щадить своих сил. И, видя, что муж ее окончательно разлюбил, женщина эта стала с таким небрежением относиться к хозяйству, что скоро все заметили запустение, в которое пришел их дом. Муж ее стал беспорядочно тратить деньги, она же ничего больше не касалась, и от этого богатство их пошло прахом, и в конце концов пришлось вырубать леса и закладывать земельные угодья. Один из ее родственников, хорошо знавший причину этого разорения, дал ей понять, какую ошибку она совершает, и стал говорить ей, что, как ей ни постыло все из-за того, что муж ее разлюбил, она по крайней мере должна была бы подумать о своих бедных детях. И жалость к детям помогла ей воспрянуть духом, и она стала всеми средствами стараться вернуть утраченную любовь супруга. И вот однажды, проследив, когда муж ее встал и ушел, она сама встала вслед за ним, прибрала постель и, читая часослов, стала дожидаться его возвращения. Когда же он вернулся, она встретила его, поцеловала и принесла ему воды вымыть руки. Такое поведение жены очень его удивило, и он сказал ей, что отлучался только в отхожее место и что ей из-за этого вовсе не стоило вставать. Она же ответила, что это не составляет для нее никакого труда и что, вернувшись из грязного и поганого места, человеку пристало всегда вымыть руки, – стараясь дать ему этим понять, сколь беспутна и отвратительна его жизнь. Он нисколько после этого не исправился, но жена его продолжала и впредь вести себя так же. Когда же она убедилась, что все усилия ее напрасны, она однажды, не дождавшись мужа, который на этот раз замешкался дольше, чем обычно, надумала пойти за ним. И, начав обходить все комнаты, она вдруг нашла его в гардеробной, где он спал с самой безобразной и неопрятной из служанок, какая была у них в доме. Она тут же решила, что проучит его и покажет, как бросать порядочную женщину ради какой-то грязной потаскухи: она взяла пук соломы, положила его посреди комнаты и зажгла. Но как только она сообразила, что муж задохнется от дыма раньше, чем успеет понять, в чем дело, – она схватила его за руку и закричала:
– Пожар! Пожар!
Можно себе представить, как стыдно стало мужу и как он был огорчен тем, что жена его, женщина столь добродетельная, застала его с этой потаскухой. Тогда жена сказала ему:
– Дорогой мой, еще год тому назад я пыталась вытащить вас из этой грязи терпением моим и лаской и дать вам понять, что чистыми должны быть не только одежда и тело, но и душа. Но когда я увидела, что все мои старания были напрасны, я, скрепя сердце, решила прибегнуть к помощи стихии, которая могла бы положить конец всему, и должна сказать, что, если и она не поможет вам исправиться, я далеко не уверена, что второй раз буду спасать вас от опасности так, как я это сделала сегодня. Я умоляю вас подумать о том, что ни одно горе не причиняет столько страданий, как любовь, и, если бы мыслями моими я непрестанно не устремлялась к Господу, я не перенесла бы всего, что выпало на мою долю.
Муж, радуясь, что так дешево отделался, обещал жене, что никогда больше не даст ей повода мучиться из-за него; она поверила ему и с его позволения выгнала из дому ту, которая была ей так мерзка. И с этого дня они зажили в таком мире и согласии, что даже содеянные ранее ошибки послужили к еще большему их сближению.
Молю вас, благородные дамы, если Господь ниспошлет вам таких мужей, не отчаивайтесь до тех пор, пока не испробуете всех возможных средств для их вразумления. Ведь в сутках двадцать четыре часа, и за это время человек может перемениться. Женщина же должна чувствовать себя счастливее, когда завоюет сердце мужа терпеливым и длительным ожиданием, чем тогда, когда судьба или родители сыщут ей такого, который будет самим совершенством.
– Вот пример, которому должны следовать замужние женщины, – сказала Уазиль.
– Пусть ему следует, кто хочет, – возразила Парламанта, – но что до меня, то я была бы неспособна столько времени терпеть. Ибо, хотя терпение и является всегда добродетелью, к которой надо стремиться, я считаю, что в супружеской жизни это порождает вражду, потому что человек, терпящий оскорбление от себе подобного, вынужден бывает все больше от него отчуждаться, а отчуждаясь – начинает презирать того, кто нанес ему эту обиду. Презрение же это понемногу съедает и самое любовь, ибо любить можно только то, что ты уважаешь.
– Но может случиться и так, – сказала Эннасюита, – что женщине нетерпеливой достанется муж очень лютый и вместо терпения она обретет с ним одно только горе.
– А что же еще мог сделать муж, кроме того, о чем нам только что рассказали? – спросила Парламанта.
– Что он мог бы сделать? – воскликнула Эннасюита. – Да он мог отколотить жену, положить ее спать на кушетку, а в постель к себе взять любовницу[133].
– По-моему, – сказала Парламанта, – для женщины порядочной тягостнее всего не то, что муж изобьет ее в гневе, а то, что он ее оставляет, предпочитая ей женщину, которая ее не стоит. А после того, как она перенесет это горе, она, конечно, больше уже не будет так сокрушаться, что бы муж ее ни сотворил. К тому же из слышанного нами рассказа явствует, что женщина эта особенно старалась спасти детей, и этому можно поверить.
– Вы, значит, думаете, что для того, чтобы поджечь постель, в которой спал ее муж, понадобилось много терпения! – воскликнула Номерфида.
– Да, – ответила Лонгарина, – ведь как только она увидела дым, она его разбудила. В этом-то и заключалась ее самая большая ошибка, – таких мужей надо превращать в золу, чтобы потом стирать этой золой белье.
– Вы жестоки, Лонгарина, – сказала Уазиль, – но ведь сами-то вы так не поступили со своим мужем?
– Нет, – ответила Лонгарина, – слава Богу, он не дал мне к этому повода, – жалеть мужа я буду всю жизнь, а жаловаться мне на него не за что.
– А если бы он относился к вам так, как тот, о ком вы только что слышали, – спросила Номерфида, – как бы вы тогда поступили?
– Я так его любила, – ответила Лонгарина, – что, случись это, я, вероятно, убила бы его, а потом и себя, мне было бы приятнее умереть после такого отмщения, чем жить в мире с человеком, который этот мир так постыдно нарушил.
– Получается, что все вы любите ваших мужей только для самих себя, – сказал Иркан. – Если они вам угождают, вы в них души не чаете, а стоит им совершить малейший проступок – и они за один день лишаются всего, что заслужили за всю неделю. Вы все хотите властвовать. Что ж, я согласен, только пусть и все другие мужья согласятся тоже.
– Я вполне допускаю, – сказала Парламанта, – что муж может управлять нами и быть главою семьи, но бросать нас и плохо с нами обращаться он не должен.
– Установив брак, – сказала Уазиль, – Господь подумал и о муже и о жене: если ни тот, ни другой не злоупотребляют своим положением, союз их становится поистине прекрасным и крепким. И я уверена, что все здесь присутствующие, что бы ни выражали сейчас их лица, думают так же. А так как муж должен быть разумнее жены, с него больше взыщется, если он виноват. Только довольно об этом говорить и лучше спросим, кому сейчас Дагусен предоставит слово.
– Предоставляю его Лонгарине, – сказал Дагусен.
– Мне очень приятно это слышать, – ответила Лонгарина, – у меня как раз приготовлен рассказ, который стоит вашего. Так как мы сегодня прославляем добродетель и терпение женщин, я расскажу вам о женщине, еще более достойной похвал, чем та, о которой только что была речь, особенно еще и потому, что она была горожанкой, а в городе воспитанию девушек не уделяют такого внимания.
Новелла тридцать восьмая
Одна горожанка из Тура, несмотря на то что муж обращался с нею дурно, отплачивала ему за все таким добром, что он покинул простую крестьянку, с которой развлекался, и стал снова ласков с женою.