Читаем без скачивания Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник) - Мария Воронова

– Это мне решать, – отрезал Твердохлебов. – У вас, дорогая моя, острый психоз на почве приема галлюциногенных препаратов. Так что вспоминайте, что вы там пили, ели, кололи или нюхали. Ни о какой шизофрении речи быть не может.

– Но разве можно так ставить диагноз?

– Официально нельзя. Я высказываю свое частное мнение. Перед своим лечащим врачом можете отрицать употребление психотропных средств, дело ваше. Но мне имеет смысл во всем признаться, я помогу вам избавиться от наркозависимости. Покажите-ка руки! – Он вышел из-за стола и бесцеремонно задрал ей рукава. – Чистые, но это ничего не доказывает. Цивилизованные люди колют себе в такие места, что ни в жизнь не проверишь.

– Вообще наш медбрат тоже говорил, что мои симптомы похожи на отравление грибами. Но я правда ничего такого не ела! Честно, – по-детски добавила она. Психиатр так напористо обвинял ее в наркомании, что она даже не радовалась снятию шизофренического диагноза. – И потом, надо ведь быть совсем конченой наркоманкой, чтобы употреблять на работе. А другого варианта нет?

– Есть, почему же. Нейроинфекция, но с менингитом вы бы сейчас лежали в коме.

Марина тяжело вздохнула. Заболев, она усердно гнала от себя эту мысль.

– Значит, опухоль, – сказала обреченно.

– Ну, милая моя… Хорошо, пошли. Действительно, томографию нужно было сделать сразу же.

Высокий флегматичный врач компьютерной диагностики предлагал записать Марину через неделю, но Твердохлебов был непреклонен:

– Она хирург и в отличие от тебя, упыря, за зарплату работает. Так что давай – быстро и бесплатно.

Доктор нехотя пригласил ее на исследование. Марина вошла в экранированную комнату и легла на белый пластиковый стол с ложбинкой посередине. Техник зафиксировал ее голову в специальных держателях. На этом столе Марине предстояло проехать сквозь рамку наподобие аэропортовских металлоискателей, и тогда на мониторе появятся срезы ее мозга.

Процедура заняла около пятнадцати минут. Как только Марину освободили, она без спросу зашла в аппаратную. Врач с Твердохлебовым созерцали изображение ее башки.

– Ну что? Опухоль?

– Нет. Мозг как мозг.

– Рельеф извилин, я бы сказал, великолепный, – вдохновенно произнес компьютерный специалист, – и серое вещество такое… убедительное.

Твердохлебов с силой потянул его за плечо, и когда ухо специалиста наклонилось достаточно низко, что-то зашептал.

– Нет, косвенных признаков алкоголизма не вижу, – громко ответил врач. – Марина Львовна, можно, я оставлю ваши снимки в качестве нормы? Для студентов?

Они вернулись к Колдунову, Твердохлебов плюхнулся на кушетку и сварливо произнес:

– Чего сидишь? Доставай.

Ян Александрович открыл один из книжных шкафов и из-за роскошного фолианта с готической надписью золотом достал бутылку вина.

– Красное сухое. Натуральное.

– Вот так и знал, что ты ничем не порадуешь старика. Мало того что бурдой поить собираешься, так еще и пациентка – это кошмар какой-то.

– Игорь! – Колдунов укоризненно покачал головой.

– А что – Игорь? Вы поставили меня в тупик впервые уже не помню за сколько лет практики! Обычно я определяюсь с диагнозом в первые пятнадцать минут. А тут женщина с идеальным мозгом и в функциональном, и в анатомическом отношении. Мужской склад ума, но это не болезнь.

– Игорь, Марина Львовна – хирург, причем хороший. Конечно, у нее мужской склад ума, иначе она не смогла бы столько лет работать.

– Единственный диагноз, с которым я мог бы согласиться, – это острый психоз на фоне галлюциногенных препаратов. Но она говорит, что ничего не принимала.

Колдунов задумался.

– Марина, а вы точно видели это все наяву? Может, вам страшный сон приснился?

– Нет, я абсолютно точно не спала.

– Ребята, чудес не бывает, – сказал Колдунов строго. – Если эндогенные расстройства исключены, значит, Марина Львовна принимала психотропные препараты. Просто она не знает об этом.

– Как это?

– Да очень просто. Отрицать интоксикацию только на основании анамнеза глупо. Вы же не будете отвергать при кровавом поносе диагноз дизентерии, опираясь на утверждение больного, что он не ел ничего несвежего. Мало ли как она могла отравиться? Арбузом, персиками. Там такие пестициды, что мама не горюй!

«Кофе! – озарило Марину. – Перед приступом я пила кофе».

Воспоминание оказалось таким ярким, что она вновь почувствовала во рту мерзкий кисловато-соленый вкус. Вот почему он оказался гадким – из-за подмешанной дряни!

«Валера хотел принести этот кофе мне в больницу, но пачка исчезла. Все знают, что кофе пью я одна. Стоп, а Лена? Я же разрешила ей пить мой кофе! Почему она не помешалась? Наверное, просто в тот день она не дежурила.

Значит, хотели отравить именно меня. Удобнее бы, конечно, использовать мой заменитель сахара, но в таблетки сложнее подмешать яд, чем в порошок.

Бред, кому я нужна? На работе я абсолютно никому не мешаю, я же не занимаю вожделенный сладкий пост. А может, хотели отравить Лену?

Нет, так бывает в детективной литературе, но для реальной жизни это неубедительно».

– Марина Львовна, сделайте лицо попроще. – Колдунов ласково дотронулся до ее руки. – Вспомнили, что ли?

– Нет, пока ничего в голову не приходит, – соврала Марина.

На самом деле она поняла, кому нужно было избавиться от нее.

Она посмотрела в окно. Где-то там, в темноте, бродит Георгий. Он прожил с ней много лет и, наверное, привык считать частью себя. А отравить часть себя – это ведь не то же самое, что постороннего человека, не правда ли?

Он знал о том, что кофе пьет только она. И никто бы не насторожился, увидев профессора Царева в приемном отделении. Может, пришел к жене, а может, к Спирину по научным делам. После того как она попала в больницу, он побывал у нее на работе, значит, имел возможность выкинуть токсичную пачку кофе. Надо же, как он все продумал! Так ведь гораздо безопаснее, чем если бы она помешалась дома. Раз увезли с работы, никто и не подумает про мужа.

– А лечащий врач ничего не говорила? – спохватился психиатр. – Они же при поступлении обязательно берут кровь на все наркотики.

– Нет, анализы ничего не показали.

Вот еще довод в пользу ее версии! На своей кафедре он мог взять сколько угодно любой дряни, на которую еще не придуманы реактивы. Он же профессор фармакологии, а не литературы!

– Ян Александрович, – напомнила она, – у вас было ко мне какое-то дело.

– Да… – Колдунов задумчиво вертел пустой бокал в пальцах одной руки, переворачивая то вниз, то вверх, Марина умела так только с карандашом. – Но я думаю, на сегодня вам достаточно стрессов. Давайте завтра?