Читаем без скачивания Собрание сочинений (Том 4) - Альберт Лиханов

Вот Вы пишете: страдаю за тех, кто сейчас живет в детском доме, болит душа - зовет к детям, не хочу, чтобы они "мучились" подобно мне. Что же сделать для них? Как сделать, чтобы не было в их глазах печали? Как?

Думаю, только одним. Делом. Поступком.

Не риторикой, не самокопанием, не рассуждениями вслух или про себя, но работой - и только ею.

Вот тут нужна трезвость. Взвешенность поступков. Я повидал немало детских домов и много ребят, живущих там, - маленьких страдальцев.

Страдание малого человека - вовсе не малое страдание. Оно еще ожесточеннее, больнее. Оно ранит на всю жизнь, как ранило Вас. Тем, кто с ними, - учителям, воспитателям, нянечкам, поварихам, - всегда должно быть очень трудно. Это не трудная работа, а работа, которая должна быть трудной. Там нельзя просто работать, эти дети требуют самосожжения от взрослого человека.

Рана, нанесенная взрослому, заживает медленно и трудно, а рана, нанесенная ребенку, оставляет шрам на всю жизнь. Поэтому я понимаю глубину Вашего признания, Иван: "Со своей несдержанностью, горячностью, вспыльчивостью боюсь идти к ним, да и боюсь, что надолго не хватит". Справедливо: сил нет, лучше не браться, эксперименты над собственным характером в детском доме неуместны и непоправимы.

Дорогой Иван! Я снова и снова перечитываю Ваше письмо, и меня не покидает чувство: Вы точно мечетесь по страницам собственной исповеди.

Хотите потрясти людей, пробудить их от спячки - и сомневаетесь в нужности этого. Хотите помочь малышам-детдомовцам - и не верите в собственные силы. Хотите найти старшего брата - и прекращаете поиск. Хотите полюбить - и боитесь.

"Так хочется, очень даже хочется кого-то любить, быть кому-то нужным, о ком-то заботиться... Но я никого не люблю. Я всех боюсь".

И людей боитесь, хотя и не можете без них: "...через некоторое время они уже мне надоедают и начинают раздражать".

Но ведь Вы сами отвечаете: "ни с одним человеком не был в духовном родстве, не ощущал необходимости присутствия этого человека".

Пожалуй, нет смысла писать Вам о радости человеческого общения одиночество Ваше не от незнания и не от непонимания, наоборот, знания и понимания Вам не занимать. Какой-то порожек Вы не можете переступить. Точнее, робеете.

И что же?

Где выход?

По Вашему письму судя, Вы его лихорадочно ищете, мечетесь мысленно от одного к другому, но тут же отворачиваетесь - сомневаетесь, не веря, не любя.

Вы замуровали себя в каких-то пересекающихся плоскостях, в каком-то пространстве, бьетесь, как муха в ухе, и не найдете выхода.

Полноте, Иван! Выход не один - их много, и, главное, Вы их все видите, точно знаете, только не хотите вырваться на волю.

Вам Ваши пересеченные плоскости очень любы.

Вам там тепло и уютно, в мире "неполноценности", немного придуманном.

Вы не терпите жалость, ненавидите жалеющих Вас людей - и жалеете самого себя, Вам жалко малышей, похожих на Вас, а Вы не решаетесь их пожалеть. Сочувствие принимаете за оскорбление и на этом шатком основании перестаете верить людям.

Послушайте себя: "хотел быть бессмертным, а в жизни стеснялся ходить в рваных ботинках и старых брюках". Вы пишете, Вас тянет к искусству, ну так вот, ежели у Вас есть слух, послушайте себя и вставьте недостающий мостик между жаждой бессмертия и рваными ботинками - мостик в форме жизненного поступка, страдания, отлитого в форму любого из искусств, - это же обещает художественное открытие, коли речь идет об искусстве. Обещает соединение противоположностей, коли речь о философии. Означает добро и недопущение зла, если разговор о воспоминании.

Иван, везде и всюду Вам недостает поступка, если, конечно, Ваше письмо не утаивает от стороннего взгляда еще каких-то неведомых обстоятельств.

Слезы по ночам от боли одиночества - это не только привилегия детства, отрочества, юности.

Человек может и должен плакать, став взрослым, седым, старым.

Но человеческая взрослость, в моем представлении, означает действенное начало - прежде всего.

Ребенок, отрок, юноша часто бессилен - он не может поступить.

Взрослый не может не поступить.

И вот здесь, я полагаю, мы подступили к главному.

Вот Вам самодиагноз:

"Я по-прежнему в детстве, я боюсь уйти из него и прийти во взрослый мир. Я не хочу принимать его, но он завоевывает меня. Уже начинаю приспосабливаться, усваивать условности. С прекрасным успехом строю загородки, что еще больше и надежнее скрывает меня от людей, оставляет боль мою со мной".

Ваш диагноз самому себе верен.

Вы застряли в детстве.

Ученые придумали слово "инфантилизм" - это означает детскость уже взрослого или взрослеющего человека. Физически и граждански зрелая личность, но зрелость внешняя не совпала со взрослостью душевной.

Считается, вроде ничего страшного. Точно телевизор "расконтурило" движется по экрану раздвоенный человек. Но человек - даже не его изображение. Чаще всего оболочка внутренняя дорастает до внешней, они совпадают в одно, наступает гармония. Но если не совпадают, одно не дорастает до другого - так ли уж все не страшно?

Так ли?

Одиночество естественное - Вы воспитанник детского дома, как Вы сами себя неправедно обзываете, "бесприданник", "подкидыш", - становится одиночеством неестественным, вырастает в отшельничество. Человек сперва непроизвольно, а потом умышленно заточил себя в камеру-одиночку, оброс бородой отчуждения.

Есть такое выражение: человек сам кузнец своего счастья.

Справедливо, жизнь не раз доказала правдивость а глубину этой истины. Но ведь ее можно и перековать: человек сам кузнец своего несчастья.

Грустное и неизвинительное занятие - осознанно ковать собственную беду.

Непростительное - по отношению к себе, к жизни - данному природой! к миру людей, который ждет от Вас поступков, ждет Вашего ума и Ваших рук. Стараясь уйти от общих лозунгов, напомню Вам о мире Вашего собственного детства - детских домах. Сколько там сердца требуется, верности, мужества, любви!

Нет, Ваня, всю жизнь в детстве не сбережешься. Придется вышагнуть, переступить.

И полюбить - тоже придется, это сильнее Вас, это заложено в нас высшим, природой.

Пребывая в замкнутом мире, Вы прекрасно видите выходы - повторяю еще раз, и лишь единственное - робость - снедает Вас.

Робость расстаться с собой, со своими болячками - признаю, болячками нелегкими, на всю жизнь.

Не все просто - меньше всего хочется думать о простоте. И полюбить другого, и разбудить сердце иных, и поспешить на помощь слабым - нет, не такое простое это дело, что тут рядить.

Но без этого - в чем же суть жизни?

Ребенок, отрок жив мечтами, и они движут его не всегда осознанные поступки. Энергия зрелости высока, она означает ответственность поступка, дело, которое и лепит личность. А дело начинается с шага. Малого, но со смыслом.

Вам надо шагнуть, Иван. К выходу.

Из отрочества - в жизнь.

Боль исчезнет, я верю. Письмо Ваше, на мой взгляд, не подтверждает Вашу, как Вы пишете, никчемность и неприспособленность.

Все, как говорится, при Вас. Надо только о себе забыть - для других.

И все с головы встанет на ноги. Помните: это новорожденным все видится так. А потом мир переворачивается, занимает правильное положение.

"Исчезнет ли боль моя?"

Исчезнет, если боль растворить поступком.

Если выйти из замкнутого круга.

Если полюбить.

Пожертвовать собой для других.

Разбудить их от спячки.

Последняя фраза: "И поймет ли (захочет ли понять) кто-нибудь меня, хотя я душу не открою. Еще и на это ответа жду".

Ответа дать не могу. Ответ даст Вам она или он, кто поймет Вас.

А совет дать надо.

Вот он: душу придется открыть, чтобы ее поняли. Необходимо.

Душе вообще полезен свежий воздух, иначе в ней все заплесневеет.

Не сквозняк, нет. Свежий воздух.

А для этого надо открыть дверь, дорогой Иван.

П Р Е С Т У П Н И Ц А,

И Л И

П О В Е С Т Ь О Т О М,

К А К М О Ж Н О П О Т Е Р Я Т Ь Р Е Б Е Н К А

В этом горьком повествовании я буду прибегать к цитатам из реального письма реальной женщины. Ибо, как бы ни стремился я к подлинности, реставрируя события трех жизней, мне все-таки недостанет слов, чтобы передать настоящую горечь отчаявшейся матери.

К письму, видно перечитав его, после того как поставила точку, она приложила записку:

"Все то, что я написала, не дает мне уверенности в том, что я как человек буду правильно охарактеризована в Ваших глазах. Я (так мне думается) не смогла изложить в письме как следует те мысли, которые волнуют меня. Я не обладаю даром письменного объяснения, да притом наболевшие вопросы наслаиваются друг на друга, и я не могу ясно изложить их. Не скрою, мне необходима помощь, а где ее получить? Откровенно говоря, я не знаю.

В моей жизни было очень много неприятных моментов, но такой удар, какой я получила сейчас, трудно перенести. Потеря ребенка равносильна смерти. Ко мне навязчиво приходит одна мысль: а стоит ли жить? Простите меня за мою слабость и не судите строго. Мне просто очень плохо.