Читаем без скачивания Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася

…Жагровских грохнули?! Да не может быть! Как? Кто?! Явно кто-то в край отмороженный, кому терять нечего и кому они сильно поперёк встали. Поговаривают даже, что Гордеев. Больше нет идиотов. Да вроде из-за бабы. Таскает за собой какую-то малолетку, к которым и у Жагровским интерес имелся. Кто она вообще такая, чтобы ради неё вот так нагло и вообще против всех? Дочка Черепа? Да ну быть такого не может, Гордеев же её, вроде, шпилит? А должен бы, по идее, кишки пустить… Что-то тут не то…

Но ещё важнее, пожалуй, было грамотно «воскресить» Гончарова. Даже гримёры пару раз понадобились — ради «засвета» дублёра перед нужными людьми. Издалека. На пару мгновений, которые могли решить всё. Если честно, до последнего не верилось, что братва, народ жадный на доверчивость и осторожный до выводов, поведётся. Но, вопреки сомнениям, сработало. Спасибо самому Гончарову и его предсмертными проблемам с Жагровскими, от которых сам Бог велел прятаться как в старые добрые — имитировав собственную смерть.

…Бероева грохнули? Да ладно! Допрыгался. Наверняка Череп порешил, кому он ещё нужен-то, этот Бероев? Он же, говорят, к Жагровским переметнулся ещё до того, как Череп кончину свою разыграл. Ну и всё, получил, сука, за предательство. Кстати… А не затем ли Гордеев дочку Черепа при себе держит, что старые счёты с её папашей закрыть надеется? Девчонка же, говорят, всплыла как раз незадолго до того, как первые слухи о его воскресении поползли. А как поползли — так и Гордеева сразу замкнуло…

Конечно, немалую роль играла и «война» Гордеева с Конторой, слухи о которой тоже приходилось и раздувать, и непрестанно подогревать мелкими заварушками… Но одно дело — дать повод для слухов вообще, и совсем другое — заставить увидеть в происходящем логику.

…Ну всё, инфа соточка — Череп точно живой и помирать больше не собирается. Шкерится так, что сам чёрт не знает, где искать. Ещё говорят, за бугор планирует свалить, но пока сидит здесь. Что-то его явно держит. Что-то такое, ради чего можно и жизнью рискнуть. А учитывая, что у Черепа по жизни одна лишь святыня — бабло… Какова же цена вопроса, что он ставит её дороже собственной жопы?..

А логика была, причём, самая банальная — месть. Опять же, спасибо Гончарову, который так демонстративно порешил тогда женщину Гордеева. На этом теперь и вывозили, разыгрывая сценарий: Гончаров воскрес, об этом узнал Гордеев и, судя по всему, на этот раз не отступится от мести. Вот только и Гончаров не дурак — понимал, что по краю ходит, прятался. И прятался хорошо… но не уезжал окончательно. И только самый ленивый не задался вопросом — а что его здесь держит-то?

…Гордеев точно роет под Черепа. Да, это прям без брехни. Даже есть инфа, что он ходит по братве, просит помощи в поисках, ищет коны к кому ещё обратиться. Не, да ты чё, никто не станет связываться! За ним же сейчас Контора по пятам, к нему лучше на пушечный выстрел не приближаться — заодно поимеют. Пусть сами разбираются.

Подавляющее большинство не понимало тонкостей происходящего и не находило ответов на свои вопросы, но расчёт Гордеева не на них и опирался. Во всей этой схеме был лишь один человек, который мог бы понять всю суть верно — Утешев. Ради него и старались. Но прежде до него ещё нужно было как-то добраться и сказать ему главное, то, чего ни в коем случае нельзя было вываливать всем остальным.

Награда за голову Гордеева? Сколько?! Охренеть, контора психанула. Вот это пошла жара! Ну всё, последние деньки Гордеев доживает…

— Я как будто в школьной самодеятельности участвую, — почти при каждой встрече недовольно хмурился Дед. — В дурном спектакле.

Синякин до сих пор считал происходящее авантюрой, ведь ему нужны были гарантии и математические расчёты, а Гордеев мог дать лишь собственное эфемерное ощущение «должно сработать»

— Так и есть, Ген, — невозмутимо парировал. — И чем этот спектакль неидеальнее, тем меньше похож на подставу, и тем больше на правду жизни. К тому же, не забывай, мы ничем не рискуем. Самое хреновое, что может случиться — Утешев просто не клюнет. Но до этого ещё очень далеко. Сейчас же гораздо важнее убедить Славку в том, что я разорвал с конторой и остался совсем один. Она должна растеряться и испугаться. Должна заподозрить меня в тайном интересе, чтобы потом принять факт моего предательства как должное. Потому что, если она в это не поверит — вот это будет огромная проблема, даже когда Утешев клюнет. В нужный момент у неё должна остаться лишь одна уверенность — я её сдал. Променял на папашу ради цели всей жизни — мести. Она должна подтвердить это на любом полиграфе, под любым препаратом. И только тогда люди Утешева убедятся в том, что под него никто не копает. И чем больнее ей будет от моего предательства, тем убедительнее будет её реакция. И тем выше наш шанс.

Дед жевал губу и молчал, на его лице застыла маска полной отстранённости, но Гордеев знал, что под ней сейчас буря.

— Да уж, — наконец усмехнулся он, — у тебя каждый пазл на своём месте, даже эта твоя метка к делу пришлась, даже плен и Наташкина смерть… Словно ты не при мне тут всё это из пальца высосал, а запланировал ещё двадцать лет назад! Страшный ты человек, Гордей. Мистический. Не хотел бы я однажды оказаться на твоём пути.

— Мистический крокодил, — рассмеялся в ответ Гордеев. — А что, мне нравится!

Вроде шутили, но во всём этом была предельная натянутость, ведь оба понимали, что делают. И оба до сих пор не видели лучшей ставки, чем эта маленькая наивная девочка.

…Говорят, Гордеев держал разговор с Алиевым. О чём — никто не знает, но вскоре после этого Контора устроила на Гордеева облаву в гостишке. Всё по-взрослому там, с пульками и план-перехватом. И сдаётся мне, что это уже похоже на агонию Гордеева. Он уже не Черепа ищет, а тупо нового хозяина, крышу от своих же бывших… О чём и речь. Добегался, бля, неуязвимый.

Но настоящий Ад начинался, когда Гордеев прощался с Дедом и возвращался к Славке. Вспоминал сейчас свою непоколебимую решимость не вовлекаться в неё эмоционально, и становилось… Не смешно, нет. Страшно. Он уже не мог. Уже утонул в ней, пропал в её омуте.

Выдирал себя как мог. Уже сейчас выдирал, а что потом?

На фоне дикого напряжения как на зло обострились приступы, появилась опасность сболтнуть что-нибудь лишнее. Пришлось участить отъезды, но разлука не помогала, а лишь ещё сильнее раздувала пламя. А уж что делать с ревностью он и вовсе не знал. Это всё было для него в прямом смысле впервые: такая дикая тяга к женщине, навязчивое желание бросить всё к чёрту, такое близкое, ни с чем не сравнимое ощущение личного счастья. Любовь. Да, это была любовь. Впервые.

…Черепа грохнули! Реально, инфа — сотка! На этот раз по-настоящему! Даже в федеральных новостях промелькнуло. А что менты, менты сами в ахере, они и понятия не имели, что он, оказывается, воскресал…

А Славка… Она всё чувствовала. Так тонко и глубоко, что временами становилось страшно, что план не сработает. Что вопреки всему не сможет она поверить в его предательство. Этого нельзя было допустить. Потому что такой поворот грозил бы не только провалом дела, но и смертельной опасностью для самой Славки. Она должна была поверить настолько глубоко, что, глядя на неё, поверил бы и кто угодно.

Поэтому Гордеев вёл себя как нестабильный идиот, то нарочито отдаляясь от девочки, то снова срываясь и проваливаясь в её манящий омут. Изводил девчонку, изводился сам. И с каждым днём, с каждым маленьким успешным шажком в операции всё тяжелее становилась гора на его плечах — нельзя так! Нельзя было вообще девочку трогать. Вытаскивать её из тени, втягивать в схему. Срываться нельзя было, нападая на неё с первым безумным поцелуем, позволять ей в себя влюбляться — нельзя!