Читаем без скачивания Земля под ногами. Из истории заселения и освоения Эрец Исраэль. С начала девятнадцатого века до конца Первой мировой войны - Феликс Кандель

Многие отговаривали этих безумцев‚ не советуя связываться с турецкими властями‚ но они не испугались. К лету 1907 года они получили ссуду у Еврейского национального фонда – триста тысяч франков и купили большой участок земли к северу от Яффы. Чтобы обойти турецкий закон‚ сделку оформили на подставных лиц‚ начали готовить планировку будущего поселения‚ но неожиданно турки решили поставить посреди их участка здание казармы. Ее выстроили очень быстро‚ устроили торжественную церемонию открытия с оркестром и маршировкой солдат‚ и будущим поселенцам пришлось немало потрудиться‚ чтобы обойти это препятствие. В конце концов‚ бакшиш сыграл свою роль‚ они откупили ту казарму и тут же ее разрушили.

Казалось‚ преодолены все препятствия‚ но неожиданно пришли бедуины‚ поставили свои шатры и заявили с ноткой угрозы‚ что эта земля издавна принадлежит им и их предкам. Поселенцы жаловались турецким властям‚ те присылали на подмогу солдат‚ но бедуины оказались не из пугливых и не уходили; более того‚ были опасения‚ что вслед за ними придут новые кочевники и тоже поставят шатры на этой земле. Выхода не было‚ и евреи во второй раз купили ту же землю‚ теперь уже у бедуинов. В 1909 году здесь побывал Владимир Жаботинский и написал впоследствии: "В Яффе я гостил в доме Дизенгофа‚ моего друга по Одессе; его жена ходила каждое утро к колонке‚ с веселой улыбкой качала воду своими нежными руками. Ее муж пригласил меня пройтись по пустырям севернее Яффы и сказал: "Этот участок мы купили. Здесь мы построим еврейский пригород‚ если Богу будет угодно. А в центре поселка воздвигнем здание гимназии‚ если‚ конечно‚ найдется кто–либо‚ кто даст нам деньги".

Сто девять дунамов земли разбили по плану на шестьдесят участков‚ и одиннадцатого апреля 1909 года будущие новоселы проводили жеребьевку. Акива Вайс собрал на берегу моря крупные ракушки – шестьдесят белых и шестьдесят серых. На белых ракушках написали фамилии будущих жителей‚ на серых – номера участков‚ с первого по шестидесятый. Двое детей вынимали попарно белую и серую ракушку‚ и каждый узнавал с замиранием сердца‚ где он будет жить в будущем. На старой фотографии можно увидеть группу людей во время жеребьевки‚ посреди пустынных дюн; на горизонте виден одинокий мужчина‚ который стоял поодаль и кричал: "Сумасшедшие‚ вы возводите на песке!" Немедленно приступили к строительству. Первая группа еврейских рабочих пришла на то место‚ и вот впечатления очевидца: "Пустота вокруг и тишина‚ мертвая тишина. Ни единой живой души‚ а перед глазами – песок‚ песок‚ песок... Кто мы такие‚ чтобы нарушить созданное в дни творения? Сотни и тысячи лет возвышались эти пески‚ – в наших ли силах сдвинуть их с места? Разлили по стаканам отборный коньяк; опустели бутылки – согрелись сердца – и началась работа..."

Через два месяца уже стоял первый дом в песках‚ посреди дюн: дом номер двадцать пять по улице Иегуды Галеви. Через год все шестьдесят домов были построены‚ в них поселились сто десять человек; зажгли нефтяной фонарь на столбе‚ на углу улицы Герцля и бульвара Ротшильда – возле него по вечерам играли дети. Было много споров среди первых жителей‚ как именовать новое поселение‚ и выбрали‚ наконец‚ Тель–Авив – в переводе "весенний холм"‚ "холм весны": такое название дал Нахум Соколов своему переводу на иврит романа–утопии Теодора Герцля "Альтнойланд". Гербом города на берегу Средиземного моря стал маяк – символ собирания изгнанников.

Арабские националисты встретили настороженно появление Тель–Авива. Они называли его "жемчужиной Востока"‚ но предостерегали при этом‚ что новый город становится столицей уже существующего крохотного "еврейского государства"‚ которое включает окрестные поселения – Реховот‚ Ришон ле–Цион и Петах–Тикву. В 1912 году в Тель–Авиве провели первую перепись. Построенных домов – девяносто четыре‚ а в них пятьсот две жилых комнаты‚ сто тридцать пять кухонь‚ сто шесть ванных комнат. Население – семьсот девяносто человек‚ из них триста шестьдесят три – мужчины‚ четыреста двадцать семь – женщины. На иврите говорили сорок три процента жителей‚ на идиш тридцать пять процентов‚ на русском языке – одиннадцать‚ остальные изъяснялись на немецком‚ французском‚ английском‚ испанском и арабском.

То место на холме‚ где проводили жеребьевку‚ досталось Меиру Дизенгофу‚ первому мэру Тель–Авива. Он построил там дом‚ затем в этом доме на бульваре Ротшильда разместился музей‚ а в 1948 году в здании музея провозгласили образование государства Израиль.

3

В 1905 году переехал из Одессы в Яффу писатель и педагог Симха Бен–Цион со своей семьей. Его сын, художник Нахум Гутман, вспоминал: "Когда мы подошли к Яффе‚ море было неспокойно‚ волны почти достигали палубы... Лодочники в пестрых одеждах‚ с красными фесками на головах что–то кричали наперебой... Желтые кушаки туго стягивали их бедра‚ широкие шаровары хлопали по ветру‚ как крылья. Весело улыбаясь‚ они криками подбадривали спускавшегося пассажира‚ которого прямо со сходней подхватывали сильные руки... Всё это происходило на фоне стены яффской крепости‚ сложенной из грубых‚ пористых камней‚ связанных белой известкой. Город казался сказочным..‚ нечто ненастоящее‚ не имеющее отношения к реальной жизни".

Они поселились на окраине Яффы‚ там‚ где кончался город и начинались песчаные дюны: впоследствии на этих песках вырос Тель–Авив. "Желтые дюны‚ холмы нежных очертаний‚ уходящие вдаль и сливающиеся с мягкими волнами тихого моря. И синева! Совсем другая‚ чем в России... Когда я видел спину идущего по песку человека‚ который постепенно превращался в точку‚ мне казалось‚ что он уходит в какую–то неведомую страну".

Напротив их дома жил раввин Авраам Ицхак Кук‚ знаменитый рав Кук‚ который впоследствии стал первым главным ашкеназским раввином Эрец Исраэль. "Его уважали все – и религиозные и не соблюдающие обряды. Его лицо светилось внутренним светом‚ чистые спокойные глаза выражали согласие с самим собой: весь его облик был овеян какой–то тихой грустью... С детских лет я относился к нему с глубоким уважением‚ даже тогда‚ когда еще не мог по достоинству его оценить. По утрам‚ когда я шел в школу‚ рав Кук направлялся в синагогу. Дорога вела через дюны‚ и я‚ идя за ним‚ старался ступать след в след – из какого–то благоговения". И еще одна деталь‚ подмеченная будущим художником: когда ветер разносил по дюнам листы с текстом на иврите‚ рав Кук "посылал служку собрать разлетевшиеся листки‚ потому что буквы еврейского алфавита святы".

В дом к Бен-Циону приходил скромный молодой человек Шмуэль Йосеф Чачкес‚ в будущем Шай Агнон – писатель‚ лауреат нобелевской премии. "Агнон выделялся на фоне тогдашних писателей. Он был моложе всех‚ намного моложе. Большие светлые глаза. Розовые щеки. Улыбка на полных‚ алых губах... Краснел. Говорил тихо. Был немногословен. Предоставлял высказываться другим‚ сам оставаясь как бы в тени... Я не знаю‚ как соединить эти розовые щеки‚ тихий и уклончивый взгляд‚ эти женственные руки – с удивительной‚ необыкновенной способностью проникать в суть вещей‚ доставшейся Агнону от наших мудрецов. Его манера писать кажется очень простой‚ стиль – ясным. Но то‚ о чем он пишет‚ трудно понять. Каждое слово в отдельности просто‚ но во всех его книгах – тайна". И еще о нем: "Когда Агнон проходил мимо дома учителя Иехиэли‚ где на балконе сидели три его дочери‚ он останавливался‚ краями брюк счищал пыль с ботинок‚ только тогда приближался и говорил: "Шалом". Кто обращал на это внимание в то время? Кто чистил обувь перед тем‚ как поздороваться с девушками?"

А потом на этих дюнах возник Тель–Авив. "Одновременно с первыми домами начали строить гимназию "Герцлия"... Постепенно рядом с гимназией стали возникать другие дома‚ образовавшие улицу Герцля. На бульваре Ротшильда стояли пока два дома: Дизенгофа и почтальона Фогеля. Улицы‚ похожие на песчаные реки‚ текли себе‚ зажатые тротуарами из тесаного камня. Каждый вечер немногочисленные обитатели нового города и гости из Яффы выходили прогуляться по улице Герцля до линии железной дороги и обратно. После полуночи группами уходили в дюны‚ усаживались в кружок‚ пели русские песни".

И еще подметил Гутман: "Мне кажется‚ раньше люди были намного ближе друг к другу‚ – может быть‚ потому‚ что их было мало‚ а может‚ сказывалось влияние пустых‚ незастроенных пространств. Всё было иначе. В прежние времена‚ когда шел по улице Герцля вечером‚ я слышал‚ как прохожие говорили о книгах – все без исключения". О книгах говорили и ученики в гимназии "Герцлия". "В гимназии мы были одной семьей‚ включая учителей‚ которые охотно участвовали в наших спорах‚ в обсуждении наших дел... Мы уходили в дюны‚ туда‚ где сейчас проходит улица Алленби‚ усаживались на песок‚ пели‚ спорили о сионизме. Однажды мы решили‚ что поскольку во всех языках есть грубые жаргонные словечки‚ они должны быть и в иврите. И действительно‚ мы придумали несколько соответствующих "терминов"‚ часть из которых живет поныне. Я помню серьезные лица товарищей по классу‚ которые доказывали‚ что необходимо сделать наш язык пригодным на все случаи жизни".