Читаем без скачивания Синий аметист - Петр Константинов

— Борис, — прошептала София, и то, что она назвала его по имени, показалось ему необыкновенным и несказанно приятным, — ты еще больше похудел…

Она ласково провела рукой по его небритой щеке, потом погладила волосы.

— Тебе так кажется, София, — сказал он, заражаясь ее непринужденностью, — потому что я отпустил бороду…

Он заглянул ей в глаза и увидел, как голубое и зеленое смешались в них в какой-то особенный цвет, которого ему еще не приходилось видеть.

София расстегнула пальто, затем сняла его. Сбросила платок с головы. Свет свечи бликами вспыхнул на ее волосах.

Борис подал ей стул, а сам опустился на ящик.

— Почему не давал о себе знать столько времени? — она уперлась руками в ящик.

Грозев усмехнулся.

— Ты же знаешь, каково мое положение, София. Не могу ни приходить, ни видеться с тобой, когда захочу…

— Знаю, — промолвила она, — но думаю, что ты мог бы хоть раз черкнуть пару строчек…

— И это было рискованно, так как в последнее время полиция начеку.

София вдруг оживилась.

— Ты знаешь, турки распорядились, чтобы уехали жены и дети видных правителей. Со вчерашнего дня грузят по два вагона их имущества для отправки в Константинополь.

— Это всего лишь меры предосторожности, — покачал головой Грозев. — Они решили оборонять Пловдив до последней возможности. Знают, что если падет Пловдив, конец и Одрину, и Константинополю, и войне.

— Да ты что, — воскликнула София, — у них нет сил, продовольствие на исходе! Может, ты не видел, как выглядят их солдаты, когда части проходят через город!

— Для войны не на жизнь, а на смерть это не имеет значения, — сказал Борис. — Турки задумали оказать жестокое, отчаянное сопротивление, чтобы вынудить противника пойти на более мягкие условия перемирия, на большие уступки. По сути дела, другого им и не остается… Последним, решающим козырем турок в этой войне является Пловдив…

— Пловдив? — посмотрела на него София.

— Да, Пловдив, — ответил Грозев. — По-видимому, главное сражение будет дано у подножия Стара-Планины или у Среднегорского хребта, но в случае поражения они превратят Пловдив в крепость и будут сражаться в ней до полного разрушения и уничтожения.

— Борис! — вскричала София. — Разрушить Пловдив! Это ужасно! — И перед ее мысленным взором возник серебристый город, который она видела этим утром с холма.

— Таково их намерение, — сказал Борис. И, немного помолчав, продолжил: — Сейчас у нас одна цель — каким-то образом завладеть планами обороны города. Они присланы командованием в конце октября, и пока с определенностью можно сказать, что находятся только у одного человека в городе.

— Здесь, в Пловдиве? — подняла брови София.

— Да, — подтвердил Грозев, — у представителя главного командования в Пловдиве…

— … Амурат-бея, — докончила фразу София, глядя прямо перед собой.

После короткого молчания Борис добавил, подчеркивая каждое слово:

— Один экземпляр находится у него дома.

— Дома, — повторила София и встала, — это значит, у нас…

Борис молча кивнул.

— Где он может хранить его?

София молча смотрела на пламя свечи. В тишине стал слышен далекий глухой шум улицы.

— В сейфе над камином, — произнесла она, не сводя глаз с дрожащего огонька свечи. — Больше негде…

— Сейф железный? — спросил Борис.

— Железный и вмурован в стену, — медленно ответила девушка, словно думая о чем-то другом. — Потом, прищурив глаза, проговорила: — Но у меня, в шкатулке с константинопольскими реликвиями дедушки, есть какой-то старый ключ от этого сейфа…

— София, — воскликнул Борис, — ты могла бы его найти?

— Думаю, что да, — отозвалась она и лишь теперь взглянула на него.

— Когда ты сможешь дать мне этот ключ? — Борис взял ее за руку.

Она продолжала смотреть на него, но видно было, что мысли ее опять были далеко.

— Борис, — сказала она затем все так же спокойно, — тебе опасно появляться в городе, а тем более в доме Амурат-бея. — И, качнув головой, добавила: — Никто из вас не может сделать это. Документы, которые вам нужны, могу достать только я…

— Нет! — решительно заявил Грозев. — Не надо, чтобы это делала ты. Ты дашь нам ключ, большое тебе за это спасибо. Но остальное — не твое дело.

— Борис, вы не сможете проникнуть туда. Главный вход усиленно охраняется и днем, и ночью. Высота стены со стороны улицы по крайней мере десять метров. Любая попытка проникнуть снаружи — чистое безумие…

— Нет, — повторил Борис. — Это наше дело. Мы дали клятву посвятить свою жизнь борьбе за свободу, сознавая все последствия этого. Почему тебе, женщине, брать на себя этот риск?

— А почему ты не хочешь понять, что человек может совершить нечто важное и не давая клятвы бороться, даже не сознавая, какие последствия для него это может иметь…

— Но ведь это означает играть собственной жизнью! Человек все же должен иметь какие-то основания для такого поступка…

Приблизившись к нему, она закрыла его рот ладонью. Ей хотелось все ему объяснить, рассказать, что она пережила и перечувствовала, что вот уже несколько месяцев живет интересами борьбы. Но неожиданно для себя самой произнесла, словно заключая вслух обуревавшие ее мысли:

— У меня есть все основания, Борис… Я тебя люблю! Этим все сказано, остальное не имеет значения…

Потом обернулась и взяла пальто.

— София… — прошептал он, стоя неподвижно возле большого ящика с воском.

Она быстро надела пальто и сказала:

— Пойми! Если тебе дорого дело, которому ты служишь, если эти планы нужны для свободы людей и спасения города, — достать их должна я. Если за это возьмется кто-либо еще, его попытка окажется неудачной и завершится гибелью.

София подняла воротник пальто и добавила:

— И все надо сделать еще сейчас. Амурат-бей сегодня в полдень уехал в Карлово и вернется поздно ночью. А завтра и послезавтра он, может быть, вообще никуда не будет выходить…

Она привела этот аргумент спокойно, с присущим ей самообладанием, которое сейчас вернулось к ней.

Борис снова опустился на ящик. София подошла к нему, обхватила его голову руками, наклонилась. Он почувствовал тепло ее тела. Девушка нежно поцеловала его в лоб, в глаза, в щеки.

Потом отстранилась, застегнула пальто, накинула на голову платок.

— Пошли! — сказала она. — Ты меня подождешь во дворе церкви св. Недели, под сводами портала. Я принесу их туда…

Грозев быстро оделся и вышел вслед за Софией. Матей уже погасил свет, в темноте бесшумно открыл им дверь.

На улице было холодно и безлюдно. На углу Станционной одиноко горел уличный фонарь. Снег перестал. Небо прояснилось, в морозном воздухе ярко сияли звезды.

Они молча шли вверх по улице, поднимающейся по восточному склону холма. Грозев чувствовал рядом плечо девушки, и это наполняло его душу теплом.

На углу у Хисарских ворот они разошлись в разные стороны.

— Жди меня внизу, — сказала она и, быстро пожав ему руку, исчезла в тени крепостной стены.

Грозев спустился вниз к церкви. На фоне снега колокольня казалась огромной и мрачной.

Дочь Аргиряди вошла во двор и, идя вдоль ограды, осмотрела темный массив верхнего дома. Свет был только на нижнем этаже, где располагался караул. Потом взгляд ее устремился на узкий туннель, соединявший оба дома. Как давно она по нему не ходила!

Она вошла в дом. Отца еще не было. Быстро поднялась к себе, вытащила эбеновую шкатулку, в которой хранились разные мелкие предметы, принадлежавшие девушке и называвшиеся «константинопольскими реликвиями», и стала лихорадочно в ней рыться. В самом низу, под миниатюрным серебряным блюдечком, лежал крестообразный ключ от сейфа в верхнем доме, почерневший и позеленевший от времени.

Взяв ключ, она быстро покидала все обратно в шкатулку и вышла из комнаты. Прислушалась. Вокруг было тихо, лишь сердце громко стучало в груди.

Оставив свечу на лестнице, девушка поднялась по ступенькам к двери, ведущей в туннель. Нажала на ручку. Дверь с легким скрипом отворилась. Пахнуло затхлостью, прелым деревом. Из узких окошек просачивался ночной свет. София быстро прошла коридор, отодвинула задвижку на другой двери, открыла дверь и прислушалась. Снизу доносились голоса солдат, грубый хриплый смех. Комната Амурат-бея была справа — ей все здесь знакомо до малейшей подробности. София тихо открыла дверь комнаты. По стенам играли желтые блики — горел камин, пахло березовыми дровами и хорошим табаком.

Она на цыпочках приблизилась к камину. Отодвинула старинную картину с видом Босфора и потрогала стену. Пальцы нащупали маленькое отверстие — замочную скважину. Она вставила в нее ключ и повернула его. Дверца открылась. Сунула руку в сейф. В глубине лежал свернутый лист из толстой бумаги. София вынула его, потом снова пошарила рукой: в сейфе ничего больше не было.