Читаем без скачивания Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы - Владилен Орлов

Вскоре мы быстро собрались, двинулись дальше, и о судьбе этих немецких «партизан» ничего не знаю. Не получилось у гитлеровской пропаганды с партизанским движением, как гитлеровцы ни заставляли всех и ни стращали население зверствами «диких и злобных русских орд».

Танкисты и наша артиллерийская дивизия совершили новый бросок к устью Одера, к небольшому городку Альтдаму, что напротив крупнейшего немецкого порта — Штеттина. Этим завершалась операция в Померании и блокировался порт.

Была уже середина марта, снег почти весь стаял, но стояла пасмурная, промозглая погода, где-то около нулевой отметки. Прибыли мы на место к полудню и расположились недалеко от передовой. Оттуда доносилась редкая стрельба. Через день намечалось наступление. Огневики спешно оборудовали свои позиции, а комбаты, командир дивизиона Козиев и связисты отправились на передовую оборудовать НП и пристрелять до темноты все батареи дивизиона. Пехоты было мало, и сразу по прибытии были, как и прежде, сформированы штурмовые группы. В группу от нашего дивизиона вошел почти весь взвод управления, включая и меня, фельдшер дивизиона Башкин и кто-то из огневиков. Во главе группы поставили лейтенанта Чалых, которого мы не знали. Он собрал нашу группу, познакомился, объяснил задачу. С первого взгляда он мне не понравился. Говорит вяло, неубедительно, а главное, чувствуется отсутствие опыта. Откуда он взялся? Почему устранились наши опытные командиры? На следующий день, рано утром, еще затемно, не позавтракав, мы отправились на передовую, сосредоточиться для наступления.

Собственно, обычной передовой не было. Просто по одну сторону неширокой низины (меньше 100 метров), на опушке редкого, мелкого леса, располагались немцы, а по другую, тоже в редколесье, были наши позиции. У немцев тянулась цепочка спешно вырытой траншеи с одиночными блиндажами. Проволочного заграждения и минного поля перед траншеей не было. Не успели они. На нашей стороне были только редкие ровики — ячейки да два полублиндажа, скорее шалаши, слегка врытые в землю из-за грунтовых вод. В одном, более прочном, шалаше располагался командный пункт, во втором, на несколько человек, отдыхали связисты и разведчики. Я замешкался, и, когда подошел к шалашу, он был уже полностью занят, точнее, набит лежащими на соломе бойцами нашей группы. Разместиться было негде, разве только сидя в проходе. Еще один боец, недавно прибывший с пополнением, топтался у входа, не зная, как пристроиться. Пошарив кругом, я обнаружил в стороне, метрах в 10–20, неглубокую ямку типа ячейки и решил расположиться там. Поскольку из ячейки из-за окружавших ее кустов вход в землянку не просматривался, я договорился с Чалых, чтобы он окликнул меня, когда начнет собирать группу для атаки, и, захватив топтавшегося бойца (Новенького), пошел устраиваться. Было еще темно, когда мы застелили ветками наше убежище и, прижавшись спинами, устроились вздремнуть по возможности до сбора на атаку и переждать артподготовку. Не спалось, мешало естественное напряжение перед боем. По опыту понимал, что здесь возможен настоящий бой, а не легкое продвижение, сопровождавшее нас последнее время. Временами все же дремал.

Забрезжил рассвет. Залпы «катюш», а затем свист и грохот короткой артподготовки вывели нас из оцепенения. Мы с новеньким сели и приготовились идти на сбор и атаку группы по команде Чалыха. Артподготовка заканчивалась, а команды не поступало. В чем дело? Ведь надо атаковать с последними залпами, а то попадем под ответный огонь. Канонада прекратилась. На несколько минут стало тихо, но опять никакой команды. Вот опять засвистело и близко загрохотали разрывы и полетели осколки. Это немцы открыли заградительный огонь по нашим позициям. Опоздали с атакой! Но в чем дело? Переждав налет, я прислушался. Тихо, ни звука. Куда все делись? Я поднялся и побежал к землянке. Никого. Значит, они пошли в атаку, не позвав меня! Бросился к командирской землянке. На пороге сидел связист и ковырялся в аппарате. Больше никого. Состоялся короткий разговор примерно такого содержания:

— Где все? — спросил я.

— Ушли в атаку! Тут такое было… — произнес он и, замявшись, не стал продолжать.

— Ушли во время артподготовки, давно?

— Да нет, задержались и ушли недавно, как раз перед ответным немецким налетом. Потом ранило кого-то.

— Куда направились?

Связист указал направление, и я, не став больше расспрашивать, позвал новенького и побежал догонять команду. Еще подумают, что я уклонился. Вот стыд. Новенький не последовал за мной, пробормотав что-то об отсутствии команды. В общем, испугался. Черт с ним, лишь бы скорее догнать своих. Вот и нейтралка. Впереди, меж редких деревьев и кустов, мелькнула чья-то фигура. Кажется, догоняю. Об опасности не думалось, лишь бы нагнать скорее. Пересек узкую полосу открытой местности, за которой обнаружились брошенные немцами траншеи. Убежали при нашем артобстреле? Они стали как-то пугливы, чуть что и деру? Нет. Скорее всего, понимают, что война проиграна, скоро конец и рисковать жизнью не стоит. В окопах расположилась наша группа, похоже, поредевшая. Все всматриваются вперед и ждут дальнейшего движения. Здесь мои однополчане Шалевич, Хвощинский, другие, а также командир дивизиона Козиев и наш комвзвода Соболев. Они-то не должны были идти с нашей группой. Но нет командира группы — Чалыха, нашего опытного радиста Дубровских и еще нескольких человек. Я присоединился к группе. Моего отсутствия в начале атаки никто почему-то не заметил. Странно это все, но размышлять и расспрашивать некогда и не хочется.

Только 20 лет спустя, при первых встречах однополчан, я узнал, что же произошло на самом деле. Вот пересказ по памяти. Перед артподготовкой Чалых с Соболевым и комдивом Козиевым расположились в командирской землянке. Загрохотала артиллерия. К концу артподготовки Павел бросил Чалыху: «Ну, Миша, пора выводить команду, давай, хватит шастать по тылам, это твое первое настоящее боевое крещение». Они были приятелями, вместе учились во второй московской артиллерийской спецшколе, вместе прибыли на фронт, еще под Москвой, в начале 1943 года из Гроховецких лагерей, где получили звания младших лейтенантов. Соболев сразу попал в строевую часть, а Чалых в артснабжение и все это время подвизался в тылу полка, в мастерских, на складах артснабжения, еще где-то.

Миша молчал и вдруг, страшно побледнев, упал на колени и, трясясь, произнес: «Не могу… страшно… освободите…» — «Ты что, спятил? Как ты смеешь, такой-сякой!.. Живо вставай и бегом за командой… Иначе трибунал!» — закричал Павел. «Не могу… не могу…» — бормотал Миша, не вставая с колен. Козиев как-то увещевал его, но Михаил дрожал, по лицу текли слезы. Он не двигался с места. Артподготовка кончилась. Тогда Павел выхватил пистолет и в бешенстве закричал: «Немедленно встать и марш в атаку, или я тебя, говнюка, тыловую крысу, пристрелю!» И пристрелил бы! Горяч и нетерпим был Павел. Дело приняло нешуточный оборот. Козиев перехватил руку Павла и бросил: «Стоп! Этого еще не хватало! Ты что, не видишь, что он невменяем. В таком состоянии не может он командовать, придется нам идти, и, скорее всего, уже поздно…» Чертыхаясь и проклиная Чалыха, Павел выбежал из землянки. Подбежав к другой землянке, где с тревогой ожидала команды штурмовая группа, он скомандовал: «За мной, живее…», и бросился к нейтральной полосе. Группа высыпала наружу и кинулась догонять Павла. Следом припустился Козиев, зло буркнув Чалыху: «После боя разберемся!» Чалых, видимо, очухался, вылез наружу и побежал за всеми. Когда группа оказалась на нейтралке (она почти успела добежать до немецких траншей), грянул ответный немецкий минометный налет. Все залегли. Кругом рвались мины, часть рвалась, ударившись о редкие деревья. Застонали раненые: Дубровский, еще кто-то и Чалых! Его ранило, кажется, в копчик. Налет стих, Павел отполз обратно и стал помогать перевязывать раненых. Чалых крикнул: «Паша, помоги, меня ранило!», но тот даже не обернулся, буркнув: «Успеется, подождет… этот трус подвел всех…» Раненых поволокли обратно, передали оставшимся на НП солдатам, а те уже отправили их дальше в тыл. Штурмовая группа двинулась вперед и заняла первую линию немецких траншей, куда я и подоспел. Вот такая история. Еще раз подтвердилось: нельзя возглавлять атаку новичкам. Оправдание, что пусть и они повоюют, а не только мы, не раз уже смотревшие смерти в лицо, здесь не подходит. Оборачивается такой подход потерями, а то и гибелью простых солдат. Ну, а Чалых «искупил вину» ранением. После войны он, как фронтовик(!), легче, чем другие, продвигался выше и выше, стал полковником Генерального штаба.