Читаем без скачивания Секретная битва - Андрей Семенов

Василевский встал со своего места и подошел к стене, туда, где, загороженная зеленой гардиной от нескромных взоров непосвященных, висела большая карта Европейской части СССР. Полковники направленны из Оперативного управления несколько раз в сутки наносили на нее последние изменения в конфигурации линии фронта, отмечали прибывавшие и убывавшие дивизии, корпуса и армии по обе линии фронта. Карта эта была живая, так как отражала реальное положение дел на фронте по состоянию на текущий момент.

Василевский несколько минут молча в задумчивости смотрел на эту карту, давая Головину возможность ознакомиться с ней. У Головина была похожая карта. Разумеется, не такая подробная, но в целом все на ней совпадало с тем, что было нанесено на карту начальника Генштаба.

— Ну, Филипп Ильич, — прервал молчание Василевский. — Что вы думаете о положении дел на фронте?

Головин откашлялся и начал осторожно:

— После весеннего наступления Манштейна фронт стабилизировался.

Пожалуй, зря он вспомнил про Манштейна.

В феврале-марте 1943 года Манштейн, поставленный во главе группы армий «Юг», провел едва ли не самую блестящую операцию немцев за всю Вторую мировую войну. Располагая относительно небольшими силами, он наголову разнес несколько советских армий, захватил сперва Харьков, а потом и Белгород. Действия его были настолько грамотны, молниеносны и точны, что советское командование не успевало с ответными мерами.

Назвать это реваншем за Сталинград было нельзя. Красной Армии было не привыкать терпеть поражения. Никого уже не шокировало, что сто, двести, пятьсот тысяч солдат попали в окружение или плен, а вот немцы до Сталинграда вообще никогда ни от кого не терпели поражений! Сталинград — это не только военная победа, но и удар по престижу Германии и гению фюрера.

Василевский недовольно поморщился:

— А конкретней?

— Я полагаю, что в ближайшее время, по крайней мере еще месяц, немцы не смогут предпринять никаких решительных действий. Им необходимо провести перегруппировку войск и пополнение их техникой и личным составом. На это требуется время.

— Согласен с вами. А какова, по-вашему, будет цель Гитлера на летнюю капанию сорок третьего года?

— А тут и думать нечего, Александр Михайлович, — Головин ткнул тупым концом карандаша в карту. — Гитлер будет наносить удар в районе Курского выступа.

— Почему вы так в этом уверены?

— Очень просто. Ленинград не имеет никакого стратегического значения, и немцам смысла нет бросать свои лучшие части на его штурм. Взятие Ленинграда не даст немцам ничего, кроме политического престижа и огромных неоправданных потерь.

— Согласен с вами. Дальше.

— На юге немцы могут попытаться снова пробиться к Грозному и Баку, но у них уже нет таких ресурсов, какими они располагали в сорок первом и в сорок втором году. Силы Гитлера тают. У него недостаток буквально во всем, от продовольствия до резины и горючего. Полагаю, что проведение широкомасштабной операции для него сейчас задача непосильная. Гонять сотни единиц техники на многокилометровом пространстве?.. У него может не хватить для этого бензина.

— Дальше.

— Курский выступ представляет собой для немцев заманчивую цель. На относительно небольшом участке фронта сконцентрировано большое количество советских войск. Если концентрическими ударами с севера и юга, из районов Орла и Белгорода прорвать наш фронт и окружить нашу группировку, то открывается дорога на Москву через Тулу. Кроме того, в окружение попадает сразу несколько наших армий. Я думаю, что Гитлер не станет упускать такой шанс поквитаться с нами за Сталинград.

— Как вы полагаете, Филипп Ильич, — переменил тему Василевский. — В германском Генеральном штабе сидят дураки или все-таки профессиональные военные?

— Я никогда не считал немцев за дураков, Александр Михайлович.

— Тогда допускаете ли вы, что кому-то из немцев придет в голову та же мысль, что и нам? Тот же Манштейн или Цейтлер могут предупредить Гитлера: «Мой фюрер, русские думают точно так же, как мы, и готовятся встретить наш удар».

— Не берусь судить за Цейтлера, но Манштейн наверняка скажет что-нибудь подобное. Он вообще мыслит нестандартно и принимает самые неожиданные решения.

— Вот и я о том же. Вы представляете себе, Филипп Ильич, мы готовим глубоко эшелонированную оборону в районе Курска. На шестьдесят километров в глубину выкапываем сеть окопов, блиндажей и ходов сообщения. Расставляем сотни противотанковых батарей на направлениях вероятного удара немецких танковых клиньев, выкладываем на грунт миллионы противотанковых и противопехотных мин, разматываем тысячи километров колючей проволоки — а Гитлер возьмет и не ударит?! Вы представляете, какие расходы понесет Советский Союз? Это же сотни миллионов рублей будут выброшены на ветер. Товарищ Сталин не одобрит такой расточительности. Вы понимаете меня?

— Вполне, Александр Михайлович. Гитлер может не начать наступление на курском направлении, если будет знать, что наша оборона на этом участке фронта непреодолима для его войск.

— Понимаете правильно, — одобрил Василевский. — Необходимо убедить Гитлера в том, что особого риска для него нет. Что оборона наша слаба и не выдержит серьезного натиска. Вот только кто в состоянии это сделать? Впору хоть самому ехать в Берлин и на стол Гитлеру фальшивые документы подбрасывать.

Головин подумал немного и озарился идеей. Нет, не зря он, генерал Головин, ел свой хлеб. Не зря кружил вальсы с этим фон Гетцем. Не зря вытаскивал его из лагеря.

— Александр Михайлович, у меня есть такой человек.

— Какой человек?

— Который положит нужные документы на стол Гитлеру.

— Вы что, Филипп Ильич, имеете близкие связи в его окружении?

Головин улыбнулся:

— Было бы неплохо, если бы я имел такие связи. Еще лучше, если бы ко мне там прислушивались. Но как вы думаете, если бы к немцам в руки через надежный канал попали бы оперативные карты Курского выступа с нанесенными на них подлинными номерами частей и соединений, планы инженерных оборонительных мероприятий, то неужели немцы отмахнулись бы от таких документов?

— Продолжайте, — заинтересованно сказал Василевский.

— Я думаю, что они не отмахнулись бы от таких документов, особенно если на них стояли бы подписи — ваша и Верховного главнокомандующего. Попади к немцам такие документы, они встали бы перед необходимостью дать им оценку.

— Это верно. Но тогда встанет вопрос о надежности канала, по которому документы попали к немцам.

— Безусловно. Канал не должен вызывать никаких подозрений.

— И у вас есть такой канал?

— Думаю, что да.

— Поподробней, пожалуйста, — Василевский заинтересовался всерьез.

— Несколько недель назад я провел вербовочную беседу с неким фон Гетцем, оберст-лейтенантом люфтваффе, попавшим к нам в плен под Сталинградом. Он дал свое согласие на сотрудничество с нами.

— А зачем нам нужен оберст-лейтенант, скомпрометированный в глазах своего командования сотрудничеством с нами?

— Он дал свое согласие только на ведение курсов доподготовки нашего командного летного состава, а не на переход на нашу сторону. Он не скомпрометирован сотрудничеством со «Свободной Германией».

— Ну и?..

— В настоящее время он проживает под стражей на нашем аэродроме. То есть соприкасается с нашими пилотами и их самолетами. Если бы вы подготовили комплект документов, которые желательно было бы посмотреть Гитлеру, то я берусь создать оперативную ситуацию, при которой этот фон Гетц улетит на нашем самолете, предварительно похитив эти документы.

— Но не прямиком же к Гитлеру он прилетит!

— Конечно нет. Он прилетит прямиком в гестапо, где его подвергнут строжайшей обработке. Но документы, обнаруженные при нем, отправятся по инстанции. Сопоставив содержание документов с обстоятельствами их хищения, немцы неизбежно должны поверить в их подлинность. Они придут к ошибочному выводу о ненадежности нашей обороны, и им тем легче будет принять решение о наступлении именно на этом участке фронта.

— Понял вас, — Василевский кивнул. — Когда вы будете готовы переправить документы и оберст-лейтенанта?

— Как только вы их подготовите.

— Послезавтра утром.

— Один вопрос, Александр Михайлович.

— Да.

— Дайте, пожалуйста, указание ПВО создать для нашего немца «зеленый коридор». Чтоб без случайностей…

— Это само собой.

Тот же день. Стокгольм

Олег Николаевич Штейн здраво рассудил, что налаживать норвежское Движение Сопротивления сподручней всего будет из Стокгольма. Тому было несколько резонов. Во-первых, Норвегия находилась под немецкой оккупацией. Местные власти были несвободны в своих симпатиях. Скажут немцы «фас», значит, лови-хватай. Во-вторых, правительство Швеции хотя и симпатизировало Гитлеру, однако свято чтило экстерриториальность иностранных посольств и представительств. Значит, по крайней мере в американском посольстве в Стокгольме можно было спать спокойно, не опасаясь, что в твою дверь начнут колотить полицейские. В-третьих, от Стокгольма до Осло — всего около полусуток на поезде, следовательно, незачем мельтешить лишний раз в оккупированной стране, привлекая к себе внимание. В-четвертых, у американцев полиграфия действительно была поставлена на необыкновенную высоту. Это было очень удобно. Если бы Штейн попросил изготовить ему документы СС рейхсфюрера, то они были бы сделаны так, что никакая экспертиза не различила бы подделки. Следовательно, Олег Николаевич был свободен в выборе легенды прикрытия для проникновения на территорию сопредельного государства. В-пятых, он не первый год жил в Скандинавии, знал ее культуру и языки, любил эти северные страны и просто посчитал, что в Стокгольме ему будет удобнее.