Читаем без скачивания Верь мне (СИ) - "Jana Konstanta"

— Мама!

И что-то в Максе щелкнуло. При виде плачущей Лики, испугавшейся за мать, при виде Арины, рвущейся в горящий дом… Как бы он ни относился к Горскому, им он зла не желал. Макс бросился следом — успел, перехватил Арину уже в гараже…

— Отпусти меня! — закричала она, захлебываясь слезами. — Власов, отпусти меня, я должна быть там!

Она плакала и вырывалась, пыталась даже ударить Макса, уносящего ее из гаража. А потом послышались проклятья. Отборные, беспощадные, наотмашь бьющие. Арина понимала, что Власов будет только рад, если врага его не станет, и ей казалось, Макс специально не пускает ее к мужу, только чтобы отомстить, насладиться чужим горем… Макс вытащил Арину на улицу, чертыхнулся и буквально впихнул Лике в руки:

— Лика, держи маму!

Он на секунду остановился и посмотрел на Лику. Растерянно глядя на него с какой-то немой мольбой, она плакала, испугавшись за мать, испугавшись за… отца. В отличие от Макса, она не желала ему смерти, не радовалась, что предателя не станет. Она просто представила, что у нее больше не будет отца, что они так и не помирятся и она никогда — никогда! — не увидит больше тоску в его глазах, извечную вину и тихое, молчаливое: «Прости меня, дочь…» И слезы сами покатились по щекам. Не такого исхода их войны она хотела. Она не могла простить отцу свои детские слезы и все-таки в глубине души надеялась, ждала, что когда-нибудь сумеет переступить через обиду, обнять мужчину, давшего ей жизнь, и назвать папой. А теперь ничего не будет. И Макс понял: она простила.

— Все будет хорошо, — пообещал он и… рванул в дом.

***

Все будет хорошо! Так Макс пообещал, и Лика цеплялась за его слова как за спасительную соломинку, моля про себя: «Вернись ко мне… Максим, вернись!»

— Он не может погибнуть! Он не может так поступить со мной! — ревела мама на ее груди, думая о Горском.

«Он не может погибнуть! Он не может так поступить со мной!» — отчаянно кричала про себя Лика, думая о Максе.

— Ну что ты, мамочка, говоришь такое? — пыталась успокоить Лика то ли маму, то ли себя. — Не плачь, не надо! Они выберутся, Макс вытащит отца.

— Власов убьет его! Он не станет его спасать!

— Не убьет. Ради меня не убьет. Они оба выберутся, вот увидишь, — шептала Лика, крепко прижимая маму к себе, и… сама в свои слова не верила.

Конечно, не станет Макс спасать ее отца. Быть может, Горский уже мертв, а если и жив пока еще, то ничего не стоит Максу просто оставить его без помощи. Пожар ведь — кто там разберет, мог Макс успеть или нет… Не станет Власов спасать человека, из-за которого погибла его собственная мать. Из-за которого сам пострадал. Который шрам оставил у него на теле. Не сможет Макс перебороть себя, и можно ли его в этом винить? Лика не винила. Она смотрела на горящий дом и молилась, чтобы хотя бы он оттуда вышел живым и невредимым…

Прошла минута, вторая, третья… Подъехали пожарные машины. К дому не подступиться, от забора до него приличное расстояние.

— …Ломать забор к чертям собачьим надо! — выкрикнул кто-то.

А как его ломать? Высокую бетонную стену!

— Да попробуем так управиться! Ворота цепляйте…

Шустрый паренек бросился вязать трос к воротам — машина сдала назад, и стальная конструкция, жалобно взвизгнув, с грохотом рухнула на землю.

— Здесь пруд есть! — крикнул пожарник своим напарникам, протягивая пожарный рукав к дому.

Уже через пару минут к горящему дому хлынула вода. «Только бы поздно не было, только бы успели…» С пронзительным воем примчалась скорая и остановилась чуть поодаль… А следом — еще одна. Минуты для двух женщин растянулись на вечность. Казалось, целую вечность ждали они пожарных. Казалось, целую вечность ждали, пока поток воды устремится к полыхающему дому. Казалось, вечность прошла с тех пор, как Макс ушел за Горским. А потом в доме что-то рвануло, и в почерневшее от дыма небо взлетел огромный клуб огня.

Пожар потушили минут через двадцать. Народ потихоньку начал расходиться, Арина с Ликой стояли у сломанных ворот и все чего-то ждали.

— Говорят, там парень еще какой-то был… И зачем полез? Тоже мне, герой нашелся, — вздохнул мимо проходящий пожарный своему напарнику. — Все равно уже сделать ничего нельзя было…

И мир двух женщин от осознания, что все закончилось вот так, рухнул.

— Ты же обещал, что все будет хорошо… — успела прошептать Лика и вдруг обмякла на руках матери.

Потерявшую сознание Лику тут же передали врачам. Арина, отказываясь принимать случившееся, на негнущихся ногах прошла на территорию дома.

— Женщина, стойте! Туда нельзя! Там опасно! — кто-то закричал ей в спину, но Арина не слышит никого — она падает в бездну, черную и глухую. Она идет на пепелище, где под завалами лежит ее муж, не дождавшийся помощи, ее самый дорогой и любимый мужчина на свете.

Арина идет к нему. Площадка перед домом вымощена белым камнем — его не видно больше, толстый слой сажи превратил все в выжженную землю. И земля эта казалась такой мягкой, ватной… Какой-то шутник раскачивает ее под ногами, словно задавшись целью уронить, сбить с ног и без того несчастную, убитую горем женщину… Но Арина держится — шатается, но идет дальше. Пропитанный гарью воздух обнимает ее, ласкает, как самый нежный любовник, то ли жалея, то ли смеясь над ее горем, треплет волосы и лезет под одежду, оставляя на коже липкий пот — дыханье смерти.

Там, где когда-то была входная дверь, теперь зияет черная дыра. Здесь, в холле, у Горского стоял аквариум — вероятно, вон тот черный каркас рядом с выгоревшей стеной и был им еще недавно. А по этому коридору месяц назад ее вели на веранду. Вот здесь, на кухне, где что-то взорвалось, ей варили кофе с пеночкой по наказу хозяина дома. А в этой гостиной они подолгу сидели с Горским и обсуждали наворотившую дел Карину… От столика остался лишь стальной каркас с расплавившейся стеклянной столешницей, а от дивана, на котором они сидели — лишь призрак из тлеющего пепла; Арина невольно коснулась спинки, и призрак рассыпался, оставив на полу лишь горку черной пыли. Арина прошла в кабинет мужа — на обугленном полу, среди золы, валяется чудом «сохранившаяся» фотография — рамка сгорела, но под оплавившимся стеклом еще различимы очертания людей: молодых Арины с Горским и двух их новорожденных дочерей.

— Нельзя здесь находиться, здесь опасно, — мужичок-пожарник лет шестидесяти, весь перепачканный сажей, коснулся плеча Арины и попытался увести из дома.

— Я жена его, — задыхаясь от горя, всхлипнула Арина и тут же угодила в объятия незнакомца.

— Соболезную, дочка. Держись.

Глава 33

Чуть ранее

Макс одного понять не мог: какого черта он здесь делает. В этом объятом пламенем доме, в этом тягучем раскаленном тумане, из-за которого не видно ничего… В этой смертельной ловушке, из которой можно уже и не выбраться. И где в чужом доме, не зная планировки, не видя ничего из-за густого дыма, искать теперь хозяина? А главное, зачем?

Макс прикрыл нос рукой и прошел чуть вперед — огня в этой части дома пока еще нет, только едкий дым. Но не видно ж ни черта! Да и задохнуться раз плюнуть! Этого еще не хватало… И ради кого? Ради твари, отнявшей самое дорогое? Нет, надо возвращаться. Обождать немного в гараже, а потом выйти и сказать, мол, простите, Арин, не нашел я там никого, не получилось… И ведь совесть его грызть не будет, если смалодушничает сейчас и уйдет — он это точно знает. И точно так же знает, что ни Лика, ни Арина не упрекнут его в смерти Горского. Никто не упрекнет, никто даже не узнает, как цинично равнодушен он сейчас к происходящему. И все же Макс шагнул вперед. Может, из-за Лики, а может, потому что человек он все-таки, и по-другому поступить не может. Он подумает об этом позже, когда выберется наружу, а сейчас он идет по узкому задымленному коридору, тщетно пытаясь хоть что-нибудь сквозь дым разглядеть.